Философская лирика.

Метафизическое.

Не пойду и не буду искать,
По следам непроявленных физик
Метафизику точных зеркал,
Отражение с опытом сблизив,

И не стоит тем более ждать,
Чтобы кто-то пришел и развеял
Заблуждений распавшийся штамп,
Породивший пространство и время.

Бесполезно и спорить о том,
В чем критерии выбора формы,
Парадокс изложить языком,
Неизбежность назвать переходной.

Можно сколько угодно твердить
О феномене будущих стартов,
О модели реальных картин
Эвристической ценности факта,

Но увидеть за функцией мир
Тех природных научных истоков,
Как когда-то восставший из тьмы
Вопрощающий образ потомков.


Что человек есть

Что человек есть, спросил я себя?
Тленность, конкретная данность,
Выбор случайный, судьбы векселя,
Или какая-то трансцендентальность,

Фрейдовских психов подкорковый код,
Или ответственность ясности,
Творчеству знаний немудрый укор,
Смесь авантюры и ярости,

Поиски сферы, где Эго живет,
Смысла и форм неоправданный статус,
Воображеньем своим заражен
Строить свободу из стадности.

Той рефлексивной конструкции Я
Найдено средство - прозрачность,
В мир универсумов встроим себя
Формулой счастья удачной,

Моё основание - выбор и долг,
Авторство всех ситуаций,
Синтез и крах исторических догм,
Чтобы с сознаньем остаться.

Камю.

Лауреат литературный
И премий Нобелевских член
Желал в истории абсурдной
Хоть каплю мудрости прочесть.

Но видел только труд Сизифа
Вокруг бесправия и зла,
И равнодушие всесильных,
И обреченности глаза,

Идущих тенью "посторонних",
Перевозмочь свою судьбу,
И тех, кто молчаливой ролью
Играл действительности бунт,

Бывает бунт метафизическим,
Когда на Боге ставят крест,
Или мятежно-историческим,
Основанном на смене мест,

Но есть художественный всполох,
Подобный вечному огню,
Когда бунтуют честь и слово
В трудах философа Камю.

Он говорил, талант дается,
Сломать запутавшийся мир,
И осветить подобно солнцу
Путь изоляции и тьмы,

И солидарным гуманизмом
Совсем не к счастью повести,
А к той осознанности жизни,
Поэт которую постиг.

Психоз

Что ни скажу,всё было кем-то сказано,
Открыто кем-то и заброшено не раз,
Застрявшее в фиксации бумажной,
В черновиках последствиями клякс.

Недопоставлено пытливому сознанию,
Не истолковано символикой идей,
Умами недодумывалось задними,
Упоминаньями не числилось нигде.

Регресс перерождался в репродукцию
Для творчества мистических структур,
И текстами расплывчатыми, куцыми
Нам новый устанавливался культ.

Потребность в архаических прогнозах
Скрывалась в любознательности всех,
Но прорывалась сущностью неврозов,
Либидностью оправдывая секс.

Таинственность одной нейродинамики,
Корнями уходившая в психоз,
Не отражалась средствами семантики
И наполняла вечностью вопрос.

Философия нужней.

Нужна ли нам история, не знаю,
А философия действительно нужней,
Зачем нам сохранять фасады зданий,
Анализируя намеренья вождей?

Неоднозначны данные о прошлом,
Зато легко проглядывает стиль,
На исторической ответственности проще
Ответственности право отвести,

Представить неизбежностью деянья
И предопределенностью судьбу,
И в обществе почти индустриальном
Иметь в виду и тощую суму,

Распад идеологии истмата
Цивилизаций смысл обнажил,
Шли на костры ученые когда-то,
Чтоб избежать бессмысленных могил.

Причинность ли, случайность ли, свобода,
И что там вслед за чем само идет,
Историю напишут для разбора,
А мудростью наполнится народ.

Сверхкультура

Сверхутонченность декаданса
На зыбкой кризисной волне
Не оставляла даже шанса
Нам продвижения во вне,

Поток слепого пессимизма
Нас элитарностью сносил,
Порабощал мессианизмом
И мифотворчеством своим,

Делил историю прогресса
На извращенность и застой,
Технократические средства
Вульгаризируя собой,

На актуальность конформизма
Воспроизводством сверхкультур,
И, маскируясь в сионизме,
В модерн укладывал нас дух.

О духе.

Я не народ, не знаю, кто мы,
Кому-то нужная случайность,
Необходимости каноны,
Экстраполярность соучастий,

Простое тождество понятий,
Сообществ,наций,поселений,
С каким-то статусом невнятным
И принадлежностью земельной,

Но за обыденностью внешней,
За разнородностью частей,
Несущей балкой или стержнем,
Язык - опора всех систем,

В нем то безликое единство,
Способный к возрожденью дух,
Зовущий к постиженью истин,
Идей ответственный пастух,

Процесс и суть самопознанья,
Но не фантазий божество,
Ему подъем, а мне сползание
Во тьму,конечность,большинство,

Блуждать по выжженой равнине
В бездумной стадии зверья,
И обреченностью извилин
К богам о помощи взывать.

Абсолют.

Согласно Шеллингу и Гегелю,
В определении реальности
Лежит неповторимость гения,
В его сплошной универсальности,

Но при дальнейшей эволюции
Аргументаций абсолюта
Его фиксируют отсутствие
Из-за абстрактности как-будто,

Предмет рефлексии мышления
Нащупал в нем противоречие,
В порочном круге обновления
И обусловленности вечного.

В единстве истина находится,
Существования и сущности,
И соглашается охотно
На нереальное содружество,

В предустановленной гармонии
В любви мистических персон
Той гениальности угодники
К Творцу спешили на поклон

Гимн философии.

Такое слово, мудростью прошитое,
Влекущее возможностями счастья,
Не праздные додумки небожителя,
Не заумь,превосходствами кричащая,

А то рационально постижимое,
Реальное достоинство гармонии,
Духовным и телесным ангажируя,
Берется за вселенскую устроенность,

Всего лишь оптимизмом и рефлексией
Исправить негативности доступность,
И отмести сомнительную вескость,
Чуть-чуть морализируя поступки,

И всё это под силу философии,
С практическим понять объективизмом,
Что каждый человек во благо создан
Уверенностью в этой самой жизни.

Бессознательное.

Как мог ваш Бог создать животных,
Лишенных мыслей и души,
И вашу дикую жестокость
Над ними смертный суд вершить?

Какой программой озадаченный,
Мог видеть что-то дальше нас,
И в уникальности растраченной
Нам предлагать последний шанс?

Но если мир един и добр,
Заметьте, нет богов у Рыб,
Зверью безгласому подобий
Не предложил ещё Олимп,

Где Человек, владея словом,
Одной извилиной дошёл,
Чтоб тварью выжить образцовой,
С мозгами легче, чем с душой.

Кем низвергается известное
В перцепций темный океан,
Психоанализом последствий
Лечить шизоидный изьян?

Искать мотивы деградации
В антропологии искусств,
Сюреализмом разрастаться
И бессознательностью Муз,

Противодействие не средство,
И всю страну не исцелить,
Рассудку памятник посмертно
Воздвиг таинственный инстинкт.


Квазитотальный проект

Не стану постепенно подводить
Дедукцией несложных аргументов
К феномену, в уставшем бытии
Искать необоснованности сметы,

Есть факт существования, и мир
Условием возможности предстанет,
Где вопрошать и верить бы могли
Присутствием сознательных стараний,

Где в модусах ответственный проект
Открыт нам горизонтами заботы,
Где истины оставленный просвет
Возник бы экзистенцией свободы,

Эскиз самопричинности в себе
В посредничестве сил квазитотальных,
Представить авантюрой бытие,
И проявить себя фундаментально.


Антиномия

Один критянин высказался,что
Критяне все лжецы,до одного,
Но,если все предпочитают ложь,
Правдивых нет на Крите никого.

Приходит ли к нам истина одна,
Или нужны приемы доказательств,
Когда и только,если и тогда,
Семантики фактическая завязь.

Не каждый доказуем постулат,
Доказанный,не каждый будет истин,
Неполнотой условностей богат
Теоретический язык интерпретиста.

Логических законов абсолют,
Релятивизм осмысленных учений
Уходят в синтаксический абсурд
Своей невыразимостью значений.

Зачем стремиться к истине,когда,
Познав её,ты изменить не сможешь,
И весь твой мир - границы языка
И парадигма обобщений ложных.


И будет ли

Когда стоишь, к волне оборотясь,
И видишь,где-то там она вздымает,
Огромным валом гонит на тебя
Твою несостоятельную малость,

Ты всё ещё стоишь, вокруг любя
Простора горизонт необозримый,
Прикованным,не чувствуешь гвоздя
Опасности,восторгами пронзимый.

Ты не готов последствий оценить,
И будущих потерь невосполнимость,
Кричат ли поглощенные пловцы
Уже на сваях их ковчегов мнимых?

И будет ли опорой в реве волн
Когда вокруг разруха и сомненья,
Невозмутимости твоей удобный челн,
Притворства независимости смелой?


Живем не разумом единым

Давайте что-нибудь построим
Из самых примитивных догм,
Проект общественного крова,
Уютный, современный дом,

Без образцов, авторитетов,
Мы трансформируем себя
В меритократию советов
Без партократных передряг,

Забудем суть идеологий
И страхи классовой борьбы,
Систем проявленный полоний,
Терактов ядовитый дым,

Уйдем от кризисных процессов,
От версий, принципов, осей,
К идее средних интересов
Для выживаемости всех.

Я не могу быть господином,
И сечь упрямого раба,
Живем не разумом единым,
А гуманизмом общих благ.

Давайте глупость восстановим,
Как говорил ещё Сократ,
И на сомнительной основе
Ускорим ужасов распад.

Как прокурор.

Как прокурор, ищу мотивы,
И место действия, и час,
Увидеть фактов несводимость
Порой достаточно в речах,

Не узнаю, а проживаю
Реальность опыта из слов,
И горизонты подражаний
Свернуть для истины готов,

Но иногда: отставить,время,
Внеисторический субъект
Идет в характер осмыслений
Характеристикой примет,

Где заостряются находки
Такой иллюзией игры,
Одной интимностью отвертки
Приоткрываются миры,

Страна вопросов и ответов,
Определений каламбур,
Интерпретация фрагментов
И аппликация культур.

Человек.

Полуинстинктами пронизан,
Полусознательный гибрид,
Продукт беспомощности жизни,
Но агрессивен и открыт,

То в интеллект,то на природу,
Незавершенность и мораль,
Гуманитарностью невзгоды
Стремится ловко прикрывать,

Эпифеномен над обрывом,
Одушевленная витальность,
Источник творческих прорывов,
Плюралистическая тайна.

Я помню детскую игру.

Я помню детску игру.
Мы строили дворцы,
Песок - неподходящий грунт,
Но дети - мудрецы!

Никто нас не учил тому,
Кто должен быть царем,
Но как наказывать слугу,
За то, что несмышлен?

Мне говорили, главный ты,
Покорность жди вокруг,
А я из круга выходил,
И был слугой у слуг.

Мы волей к истине зовем,
Что движет нами здесь,
Всего лишь мыслимости звон,
Как отраженье стен,

Всего лишь, чтобы покорить
Всё сущее себе,
Теченье обуздать реки
Моленьем о добре.

Несется с ценностями челн
И режет волны киль,
И каждый страхом обречен
За берегом следить.

Повелевать всегда трудней,
Чем спрятаться в тени,
Спасти послушностью своей
Весь этот хрупкий мир,

И детской мудростью вспоен,
Я не дерзал корон,
Чтоб видеть осени огонь,
И слышать грохот волн.

Я жив еще.

Я жив ещё, простите мне,
Что долгий день прошел,
Что вечер сумраком темнеть
Не стал вдали ещё,

Что луг сырой и леса тень
Длинней высоких гор,
Я жив ещё, куда, зачем,
И как, и для чего?

И разве не безумен мир,
В молчанье окаймлен,
Но мне по-прежнему он мил,
Хоть много горя в нем,

Смеётся утренней росе
Печаль насмешкой рыб,
Не верьте тем, кто о себе
Так много говорит,

Я славу, женщину и жизнь
Не мог никак понять,
Но я свободой дорожил,
Как ярким светом дня,

Как злее правды не найти,
Когда убить хотят,
В ночные прячется пути
Отчаянье бродяг.

Кант.

Тут Кант был кем-то упомянут,
Но показалось, ни к чему,
На априорных формах втянут
В ущерб структурному уму.

Философ четко видел грани
Несовместимости сердец,
С достаточностью оснований
Построил здание мудрец,

Не то,что есть,а то,что видим,
И что пытливо познаем,
Эгоцентричность индивида
Приспособленчеством зовем,

Конфликтный принцип иерархий,
Объективируясь в среде,
Сводил таинственности страхи
В пессимистический предел,

Нирваной тощей аскетизма
Страдальцам умножая боль,
Путь к созерцательности жизни
Готовил собственной судьбой.

Мстителю.

Ты,мститель,черен,как тарантул,
Расставив в бездорожье сеть,
Подстерегаешь жертву для расплаты
За мерзость твоей жизни всей.

Взываешь к справедливости из ямы,
Пещеры лжи, убежища угроз,
И равенства потрепанное знамя
Вручаешь, как спасительный наркоз.

Ты,в зависти бессилья обезумев
И облачась в судейский капюшон,
Вершишь,почти непредсказуем,
Возмездие, величьем ослеплен.

Прощенья скрытый проповедник,
Не равенства,а благостности сон,
Расставил искушенья бредни
И приготовил черное лассо.

Твой яд смертелен, нет не обойду,
Не устрашусь, возьму и уничтожу,
И возвещу великую борьбу
Неравенства с глашатаем убожеств

Марксизм в моде.

Говорят, марксизм в моде,
Чем же, спрашиваю я,
Тем, что заключил с народом
Политический альянс,

Показал, на что способна
Философия вообще,
Да таких сколько угодно,
Эмпирей, абстракций, схем!

Показать себя на деле
Прагматизмом революций,
То, чего не понял Ленин,
Но учел Луи Альтюссер,

Зрелость Маркса в "Капитале"
В суверенности теорий,
Не какой-то обыватель
Взял и с Гегелем поспорил,

А возвёл антигуманность
Капитала в абсолют,
Индивид - не путь у Маркса,
А законченный продукт,

Синтез всех противоречий,
Показательный симптом,
Доминантой искалечен,
Экономикой взбешен,

Но подкованный в основе
Философией своей,
Принцип собственности сломит,
Кроме собственных цепей.

Трансцендентность.

Начну с простых, понятных аксиом,
Чтобы познать мир ценностей условных,
Таких, как радость, безопасный дом,
Правопорядок, красота и совесть,

Интуитивным предпочтеньем чувств,
Любви и ненависти, явленных во благах,
Отождествлять не надо, что хочу,
С тем,что дано,как в табели о рангах.

Всего лишь принцип, этика, мотив,
Направленность поступков, акты воли,
Но без чего в мир истин не войти,
И не постичь всю значимость теорий.

Рациональность прошлых метафизик
Включала бытие в необходимость,
Не обсуждая нравственность коллизий,
Где сталкивались цели и решимость,

А надо бы прислушаться к науке,
К нейтральному и мудрому совету,
Что ценности безотносительные к духу,
И транcценденты к познающему субъекту.

Такая имманентность трансцендентности
Сложна неустранимым дуализмом,
А смысл весь императива ценностей,
Не расходиться с принципами жизни.

О свободе.

Свободу понял только кот
По-настоящему, конкретно,
И за неё платить готов
Своим вниманием корректным.

Собака, преданностью льстя,
Как несмышленная блудница,
Свободой беспризорных стай
На поводке не тяготится.

Что человек? Понять не смог
Необусловленность природы,
Не усомнился в том, что Бог
Во гневе может быть задобрен,

И веря в тайну бытия
И в интеллект немого Старца,
Греха надуманный изъян
Учил не жить,а поклоняться.

В необходимости застряв,
Свобода думала, что можно
Перебороть природный страх
Идеологией несложной.

Демократитических устройств
И прав иллюзия свободы
Детерминировала спрос
На безответственности кодекс.

На мировой кивая кризис,
Тоталитарностью бесплодной
Провозгласила фатализм,
Как отрицание свободы.

Болото Мюнхаузена.

Бывало,и Мюнхаузен стремился
За собственные волосы себя
Из логики болот фаллибилизма
Вытягивать, детишек веселя,

И даже ум наивного ребенка
Искал всегда основу и опору,
А находил практически обломки
Всех радикально выцвевших теорий,

Мюнхаузен и выбрать мог,не споря,
Одно из многочисленных решений,
Стратегию, как метод a priori,
А в тактике - идею просвещения.

Догматиков всех норм и постулатов
Критической реальностью топил,
Но не было всеобщего домкрата,
Поднять парадоксальности наплыв,

Регресс основ уходит в бесконечность,
Как пропасти провал ad infinitum,
И замыкает круг противоречий,
Не оставляя места для открытий.

Футуристическое.

Соберу по крупицам разрозненных мнений,
Социальных прогнозов примерный конспект,
Предоставлю на суд мудрецам поколений,
Чтобы контуром выплыл начавшийся век,

Досмотрю до конца неуклонность тенденций,
Перспективы глобальных земных катастроф,
И пойму неизбежность,что некуда деться,
Даже бог предложить ничего не готов.

НТР, экология, всплеск гуманизма,
Правовой норматив потребления благ,
Доминанта научности, общество жизни,
Где здоровьем и честностью каждый богат,

Отказаться от вечных бряцаний оружием,
Экономику прибылей в сферу услуг,
Объективный критерий прогресса натужного
Социальному смыслу различных культур,

Философский вопрос исторических ценностей
Отвести плюрализмом реформ и систем,
Утверждая свободу,как меру ответственности,
Гарантировать мир существующий всем.

И будет ли.

Когда стоишь, к волне оборотясь,
И видишь,где-то там она вздымает,
Огромным валом гонит на тебя
Твою несостоятельную малость,

Ты всё ещё стоишь, вокруг любя
Простора горизонт необозримый,
Прикованным,не чувствуешь гвоздя
Опасности,восторгами пронзимый.

Ты не готов последствий оценить,
И будущих потерь невосполнимость,
Кричат ли поглощенные пловцы
Уже на сваях их ковчегов мнимых?

И будет ли опорой в реве волн
Когда вокруг разруха и сомненья,
Невозмутимости твоей удобный челн,
Притворства независимости смелой

Фатальность.

Вот прямо так мне встать и заявить,
Нет,не Земля,Вселенная,пожалуй,
Из форм диалектической возни
К неотвратимым крайностям прижалась.

То, что полнее полного уже,
И тучностью себя перерастает,
В миры фатальный отправляет жест,
Прощаясь несожженными мостами.

Такая масса черной пустоты
В экстазе социальности безмолвной
Возможно даже ощущает стыд
За непристойность собственных объемов,

Инстинктом избавление иметь,
Где в совершенстве формула простая,
И массу закодировать на смерть
Особого труда не представляет.

Диаген.

В ветхой бочке поселившись,
Жил философ Диоген,
Лучшей пищей были мысли
Для него в остаток дней,

Весть о мудрствующем старце
Разнеслась по всей округе,
Подрывая суть богатства,
Алчность уравняв с недугом,

Сам однажды император
По пути к нему подъехал,
Облаченный в медь и злато,
Весь в сверкающих доспехах,

Чем помочь? -воскликнул громко
Александр Македонский,
Отойди чуть-чуть в сторонку,
Загораживаешь солнце.

Иерархические сложности

Вчера сидели женщины на ТV,
С ведущим рассуждая о себе,
Выкладывая тайные мотивы
Противоречий в творческой судьбе.

Так получилось, что литература
Мужской и женской значится уже,
Мужская под прикрытием гламура,
А женская - открыто, неглиже.

Мужчина пишет от избытка счастья,
А женщина берется за перо,
Не став реализованной отчасти
В семье, не оценившей дар её.

Нет метафизики абстракций,
Нет философских антиномий,
На романтической реакции
Весь опыт жизненный построен,

На красоте недостижимости
Вполне реальных категорий,
До идеала ей не вырасти,
Но оставаться надо гордой.

Иерархические сложности
Ведущий тонко понимал,
Но не имел такой возможности
Добавить женщинам ума.

Антиномия.

Один критянин высказался,что
Критяне все лжецы,до одного,
Но,если все предпочитают ложь,
Правдивых нет на Крите,никого.

Приходит ли к нам истина одна,
Или нужны приемы доказательств,
Когда и только,если и тогда,
Семантики фактическая завязь,

Не каждый доказуем постулат,
Доказанный,не каждый будет истин,
Неполнотой условностей богат
Теоретический язык интерпретиста.

Логических законов абсолют,
Релятивизм осмысленных учений
Уходят в синтаксический абсурд
Своей невыразимостью значений.

Зачем стремиться к истине,когда,
Познав её,ты изменить не сможешь,
И весь твой мир - границы языка
И парадигма обобщений ложных.


Натуралистическое.

С правами старая гуманность
Пустой оправдывает пафос,
Демографической программой
Пропагандируется фалос.

Концептуальность поворота
К натурализму продуктивна,
И философия не против
Иметь осмысленности стимул.

С приоритетностью для сущих,
Такой сплошной натурализм,
С глазами яростными суки
В борьбе оправданной за жизнь,

Такая расовая слитность
Антропологии природной
Экстраполярностью элитной
Установить миропригодность.

Самокоррекция конвенций
При экспликации проблем
Не отрицала вред селекций
На генетический обмен.




Историкам вопросы на засыпку.

Историкам вопросы на засыпку,
Не инцидент в случайности винить,
А в той закономерности ошибок,
Ведущей к неизбежности войны.

Причины не объявятся с порога,
И кто подумал, четко объяснил
С позиций либеральных теологий
Ту мировую расстановку сил,

Где мозг экономического века
Еще дремал в служении богам,
Непримиримых примиряла вера
В раздаче незаслуженных богатств,

И внять с ответственностью трезвой,
Без иступленной верности поклонов,
Что к Богу путь давно уже отрезан,
Как пуповина бесполезна клонам,

Людей морочить архаичным видом,
Эктраполируясь от общества крестом,
Благославлять, зомбируя обиды,
Не каждому понятным языком.

Не заповедей общих пожелания,
Не догмы послушания и грех,
А кодекс дел и дух рациональный,
Мечты предпринимательской прогресс.

В конечном счете,это - автономность,
Вне Бога, без вины, без ритуалов,
В средневековье не вернуться снова,
И вне себя не мыслить идеала


И Канта с Гегелем столкнуть.

Вначале надо все сломать,
Сравнять с землею и построить
Все тот же старый диамат,
Но на другой уже основе.

Вначале все перечеркнуть,
И озадачиться, а что же
Нам осветит сегодня путь
И выжить нравственно поможет,

Что возвеличить в абсолют,
Соединив и дух и метод,
И Канта с Гегелем столкнуть
В пустую пропасть диалектик,

Различий тождество искать,
Когда нет выбора по сути,
А цель истории проста,
Найти неколебимых судей.



А мы все апеллируем к закону.

Такая есть заболтанная фраза,
С далеких, затерявшихся времен,
Все объяснит и растолкует сразу,
И без цитат известных нам имен,

Какой-то бог, и видит все и слышит,
И наказать кого-то там не прочь,
И с нами он, не третий, и не лишний,
Готовый защитить нас и помочь.

И никакой не требует оплаты,
Но и гарантий тоже не дает,
И холост он, без женщины, без пары,
И без претензий даже на комфорт.

А мы все апеллируем к закону,
У нас свои понятия на все,
И судим мы, не глядя на иконы,
Винить во всем пытаясь только зло.

И разрушаем хрупкое единство
Добра и зла, и святости не чтя,
Находим идеал в глубокой мысли,
Чтоб к богу восхождение начать.


Дерево.

Жизнь похожа на дерево.
Может быть, и похожа.
Кем-то умелым сделана,
Но это ему не поможет.

Кто-то придет с топориком
И срубит его под самый...
И сделает кухонный столик,
И будет ужинать с мамой.

Или, необеспеченный,
Только чтобы согреться
Зимним, холодным вечером
Костер устроит из деревца.

Или, придет богатый,
Спилет, разрубит на части,
Страну обеспечит бумагой
И хвойной, полезной пастой.

Или, мы все - деревья,
А тех, с топориком, нету,
В кольцах считая время,
Размножимся по планете.

И будем мы состязаться
За место свое под солнцем,
И снова будет казаться,
Что кто-то придет и сломит.


Не постичь отношений проблемных

Человечье жестокое племя,
Не осмыслить тебя, не понять,
Не постичь отношений проблемных,
Не касалось бы только меня.

Стала целью твоей усложненность,
А абсурдностью - красота,
От пропорций таких обнаженных,
До абстрактных видений холста,

От имперских, фашистских политик,
До простых над собою побед,
К фантастическим далям открытий
Бесконечных людских эстафет.

Битв кровавых стынущий саван
Чертежами грядущего бел,
Разум, совесть, надежду славлю
В этой мужественной борьбе.


Зачем нужны большие города.

Зачем нужны большие города,
А рядом неказистые поселки,
Или заборы неприступных дач,
Или места за проволокой колкой,

Гордясь страной огромной, обустрой
В ней каждый неуютный километр,
Затейливой по дереву резьбой ,
Пусть без гвоздя, без едкого цемента,

Без куполов, и звезд, и мавзолеев,
Без пробок, закрывающих проезд,
Где только дом всего тебе важнее,
А с ним и ты нужнее, чем ты есть.

Не для людей построены, для славы,
И все куда-то рвемся в небеса,
Казаться не естественным, а самым,
И вывернутся просто из себя.

Стихи о поэзии.

Была назначена душа

Тут кто-то Лейбница задел
Эпиграфом пространным,
Искать хранилище идей
В прожилках глыбы мрамора,

Где ничего такого нет,
Чего бы в чувствах не было,
Один упрямый интеллект,
Остался не исследован,

Источник знания один,
Доказанности логика,
Математических седин
Формальная риторика.

Была у Готфрида мечта,
Язык универсальный,
Чтобы нюансы все учтя,
Использовать сознание,

И диалектика монад
Для мира постижения
Была гармонией преград
Духовного движения,

И основания ища
На исключенном третьем,
Была назначена душа
Началом над субъектами.

Эти левые.

Что мы знаем об этих "левых",
Что о старых, и что о новых,
О движениях диалектики,
Перевёртывающих основы

Перманентностью революций,
Но всегда изменений ради,
Улучшающие Конституции
Всех формаций, эпох и стадий,

А то вдруг озаботясь сильно,
Что же с личностью получается,
Остаётся невыразимой,
Искаженной неактуальностью,

Отношений каких безумие,
Психиаторов забавляющее,
Политическими амбразурами
Нам шизоидов поставляющее,

Онтологией закодированы,
Потребительской злополучностью,
Языками, как черными дырами,
Убивают возможность сущности,

Паноптизмом и анонимностью
Убирают возможность вызова,
Подменяя протест интимностью,
Изоляцию - онанизмом.

Эти левые, то - эстетики
Вожделеющие, то - контра,
Раскодирование само-техники
Под нормированным присмотром,

Усмиряющие это равенство
Всепрощением и гуманностью,
Повернув левизну на право,
Но не справившись с этой правостью.
Автор: Жанна Жукова на 1:09

Язык первичен.

Язык первичен, априорен,
Ищи в нем знания свои,
Коммуникабельностью в споре,
И доказательством сквози,

Любой духовности помеха,
Рациональностью мечи,
Взойди на этике успеха,
На понимании причин,

На эвристических законах
Святые догмы сокруши,
Аналитическим озоном
Вспои знамения души,

Разбавь застывшую нейтральность
Живой метафорой огня,
Закомплексованности страхи
В тупик молчания загнав.

Модуль судьбы.

Возмешь одно, за ним другое
Потянешь неводом из тины,
Или клубятся звездным роем,
Одной концепцией едины.

Закон научного гештальта
Ассоциацией зачатый,
Психологичностью расшатан
В примате целого над частью,

Где целым - сущее,не сущность,
Такой сплошной натурализм,
С глазами яростными суки
В борьбе оправданной за жизнь,

Такая расовая слитность
Антропологии природной
Экстраполярностью элитной
Установить миропригодность.

С правами старая гуманность
Пустой оправдывает пафос,
И потребительской программой
Пропагандируется фаллос.

Концептуальность поворота
К натурализму продуктивна,
И философия не против
Иметь осмысленности стимул.

Самокоррекция конвенций
При экспликации проблем
Не отрицала вред селекций
На генетический обмен,

Где сформулированный тезис
Значеньем быть,или - не быть,
Физиологией протеста
Сливался с модулем судьбы.

Творческий порыв.

Никто нас целью не снабдил,
И планов никаких не строил,
Взрыв всё оставил позади
Задачей без условий,

Исходный творческий порыв
В ментальности остался,
Своей первичностью парил
Над жизненным пространством,

Рассудок сдался, отступил,
Вернулся в сверхсознание,
Мифологический заплыв,
Традиций состязание,

Какой-то массовый психоз
И бунт инстинктов стадных,
На нигилизм не похож
Перед жестокой старостью,

Такой беспомощный скачок
В бесплодность и депрессию,
Неудержимостью влечет
На свастику естественно,

И в этом кризисе причин,
В переоценке ценностей,
Поэт единственный молчит
Под тяжестью словесности

Литературная беседка.

Останови колес пробег житейский
И загляни в уютный погребок,
Чтоб за столом в компании не тесной
Прохладного вина хлебнуть глоток,

Друзей найти, порадовать стихами,
Послушать тихой музыки напев,
Чтоб ободок граненого стакана
Поднять за возвращение к себе.


Для чего же созданы поэты.

Для чего же созданы поэты?
Прославлять метаморфозный мир,
Любоваться красотой планеты
И ценить осознанности миг?

Говорить друзьям о парадоксах,
Взлетах страсти, прихотях любви,
Постигать приоритетность долга
Сердцем сверхчувствительным, больным.

Предостерегать тщедушных от ошибок,
Восходить на жертвенный костер,
Чтобы прорезалась от страшилок
Человечность, заглушая стон.

Для чего же созданы поэты?
Поиграть словами просто так,
Удивляя легкостью победы
В недалеких, сумрачных мозгах.

Кто они, голодные, в лохмотьях,
Но у стен владык и королей,
Не склонясь, величественно смотрят,
Значимостью гордые своей!


Вчера сидели женщины на ТВ,
С ведущим рассуждая о себе,
Выкладывая тайные мотивы
Противоречий в творческой судьбе.

Так получилось, что литература
Мужской и женской значится уже,
Мужская - под прикрытием гламура,
А женская - открыто, в негляже.

Мужчина пишет от избытка счастья,
А женщина берется за перо,
Не став реализованной отчасти
В семье, не оценившей дар ее.

Нет метафизики абстракций,
Нет философских антиномий,
На романтической реакции
Весь опыт жизненный построен.

На красоте недостижимости
Вполне реальных категорий.
До идеала ей не вырасти,
Но оставаться надо гордой.

Иерархические сложности
Ведущий тонко понимал,
Но не имел такой возможности
Добавить женщинам ума.


Почему сажали за стихи.

Почему сажали за стихи,
Кто-нибудь пытался объяснить?
Потому что рядом встать посмел
С теми, кто гранитный постамент
Возводил на площади Свобод,
Отдаляя от себя народ.

Кто читал открыто в микрофон,
Отогнать пытаясь страшный сон,
Поклонений бессловесный мрак,
И насилью предвещая крах.
Кто посмел сравниться и воспрять,
И себя заставить уважать,

Что не находились те слова,
Чтобы к справедливости воззвать,
Уличить в преступности убийц,
Не склоняться перед ними ниц,
Не боясь ни ссылок, ни казарм,
Что пришел на площадь и сказал.


Замысел.

Так говорите, замысел важнее?
Пусть даже текст находками не пышет,
Зато какая сильная идея,
Все недочеты и шаблоны спишет!

Я мыслю, значит точно, существую,
Сократовский известный афоризм,
Но неизвестен монолог впустую,
Не подтвержденный всплесками харизмы.

Нашел словцо, и новое открылось,
Лишь успевай из памяти качать,
А в замысле запутался бескрыло,
Где самое тяжелое - начать.

Отточенный, классический, но пресный,
Без неудобных и шершавых мест,
Ни для кого уже не интересный,
Становится и замысел, и текст.


Поэт и художник.

Художник приходит на берег
И пишет берег с натуры,
А берег на солнце белый,
А к вечеру будет бурым,

А к вечеру будет закатным,
Розовым или синим,
Художник рисует пятнами,
Слабыми или сильными.

Поэт не приходит к морю,
Море его поглощает,
Море не слышет боли,
Море думать мешает.

Но чтобы перо писало,
И рифмы ложились в строчку,
Надо, чтоб море дышало
В келью его, в одиночку.

И где-то на грани слуха
Стих превратится в соло,
Стих обрастает звуком,
Как берег белеет солью.

Приходят поэты к морю,
Чтоб песни моря послушать,
Чтоб песням умело вторить.
Чтоб в песни вкладывать душу.

Тема.

Ходишь по городу, видишь и слышишь,
Сядешь потом вечерком и напишешь,
Темой, которая вдруг проявилась,
Полно, легко, с наслажденьем задышишь.

Вложишь в нее мастерство и науку,
Все, что придет и на ум и под руку,
Тонко шлифуя слова и оттенки,
В ритм вживая скопления звуков.

Кажется, все, получилось, готово,
Сверху с намеком найду заголовок,
Набело втисну в тетрадь, понимая,
Что ничего не писалось такого.

Втисну, заброшу без свеч и поминок,
Лучше пусть будут посмертно бранимы,
Чем выставлять на показ равнодушным
Этих, еще беззащитно ранимых.

Да и, к тому же, всегда сомневаюсь,
Тем ли кажусь, но не очень стараюсь,
Где-то всегда холодок опасенья,
Правильно ли, или я ошибаюсь?

Кто заявляет себя на Пророка,
Должен быть чист и лишенным пороков,
Даже во всем превосходство имея,
Быть идеалом, поверьте, жестоко.

Время, тебя назначаю в судейство,
Чтобы отсеять и фальшь, и злодейство,
Но и в тебе я опять сомневаюсь,
Будет ли найдено правое действо?

Или затухнут, как в толстой тетрадке,
Истины, всплески, идеи, догадки,
Серым колором скрывая сознанье
Для, может быть, преждевременной схватки.


Душа ленива

Душа ленива, и работать
Она не хочет каждый день,
Но будет хуже, если кто-то
Судить надумает за лень.

Она чувствительно ранима,
Обидчива, и свысока
Стрельнет и шаркнет мимо,
Сама, мол, знаю, что и как.

Она на внутреннем контроле,
Себе бездействие прощает
И в ожиданье главной роли
Нам потрудиться обещает.


Стихи плохими не бывают.

Стихи плохими не бывают,
Они ударностью и рифмой
Тебя преследуют обвалом,
И сердце падает на рифы.

И сердце стонет в перебоях
От звуков, образов, идей,
И ждет всесильного прибоя,
Воспрянуть к звездной высоте,

Пиши, и все тебе зачтется,
Поэт не может быть плохим,
Читатель, он всегда найдется,
Найдется, были бы стихи.


Когда приходит вдохновение.

Когда приходит вдохновение,
Там делать нечего уму,
Запечатленные мгновения
Еще неясны никому,

И сам поэт еще не знает,
Чего хотел бы он сказать,
Он только сердце вопрошает,
Потом надеясь все связать.

Потом находятся сравнения,
Никак не обойтись без них,
На рифму строгое равнение
В строку вытягивает стих,

Всю морфологию тусуя
И скользкий синтаксис ловя,
В ярмо впрягается рассудок
Тянуть стилистики поля.

Орфографические споры
Находят истины ключи,
Чтобы открылся для обзора
Употребительный почин.

А сколько надо повозиться,
Ища фигурные пласты,
И схему общей композиции
Под этот жанр подвести!

Но как бы ярко не блистало
Языковое мастерство,
Всегда оценятся кристаллы
Значений выстраданных слов.

Синонимические грани
Не поддаются силлогизмам,
Инстинктов памятные раны
Сильнее логики сюрпризов.

И бесконечные нюансы
Из грамматических основ
Уже в космическом сеансе
Продолжат лирику без слов.


Другие.

Нет, мы не дураки,
А просто, мы другие,
Как в залежах руды
Песчинки дорогие,

Как редкий самоцвет
Уральских камнепадов,
Как аномальный свет
Зарытых кем-то кладов.

Случайности каприз,
Без цели и без смысла,
Как непонятный риск,
Эксперимента искра,

Мы в клеточках таблиц,
Оставленных пустыми,
Ненайденных частиц
Молекулы простые.

Разбросаны в миру
Небрежною рукою,
Но было бы кому
Сочувствовать изгоям,

Но было бы кого
Тащить на эту гору,
Определитель квот
Приемлет без разбора.

Там сам себе судья,
И слушатель, и критик,
На казнь себя ведя
Сомнительным вердиктом,

Всего лишь для того,
Чтоб гранью незаметной
Могильники из слов
Сверкнули чем-то светлым.

Язык.

Язык мой - враг мой, или нет?
Мне до сих пор не ясно,
Хранить молчания обет,
Пожалуй, безопасней,

Язык нам отдан на износ,
В нем временность и вечность,
Иду в него, как на допрос
За слабость и беспечность.

Несу не найденный ответ
Для мудрых и досужих,
Впечатав в серый трафарет
Непонятые души.

Учусь намеки от хвалеб,
В истоках отличать,
Язык - и голод мой, и хлеб,
Я не могу молчать.


Поэт обязан отозваться.

Поэт обязан отозваться.
Поэт обязан отозваться
На каждый вдох своей страны,
И рамкой гневного абзаца
Все недомолвки устранить,

Он где-то там, за тенью окон,
За светом улиц и дорог,
Один в молчанье одиноком,
Судьбы не признанный пророк,

Он критик почестей и славы,
И непрерывной лжи властей,
Срывал бесправия отраву,
И гуманизма видел свет.

Он сохранял и часть, и волю
Немногих тех, кто вопреки
Дубинкам, обагренным кровью,
На площадь нес свои стихи.

Он, оставаясь незаметным,
Со всеми шел, сомкнув ряды,
И гулкой поступью столетий
Тиранов рифмами давил.

Поэт, тебя всегда боятся,
Ты неподкупен и упрям,
То в маске бедного паяца,
То Гамлет недостойных драм,

И целью наполняясь главной,
Народу правду говорить,
Строкой возвышенной таланта
Труби свободу и гори!

Рубаи.

***
Мы в юности идеями умны.
Но в юности идеи - валуны,
Чтоб сдвинуть их, приходится всю жизнь
По-глупому зависеть от волны.

***
Мне вообще-то плевать на мое окружение,
Пескари и креветки в нелепом движении,
Для акул настоящих просторы открыты,
Научиться к себе не терять уважения.

***
За спиной и хуи и ублюдки,
И другого не видя как будто,
Я бегу и мечтаю, хотя бы во сне,
Умереть дорогой проституткой.

***
Хайяму.
Много лет размышлял я над жизнью земной,
Много лжи я открыл для себя под луной,
Только правды нигде я не мог отыскать,
Это первая правда, открытая мной.

***
Барьеры.
Не тронь меня, и я тебя не трону,
И не скажу, куда тебе идти,
Барьерами из логики знакомой
Пытаемся конфликты развести.

Уйти от всевозможных столкновений,
Всего лишь соблюдая этикет,
Но, уступая тяге отношений,
Достаточно короткого, привет.

***
Корни.
Для творчества нужны большие силы,
Приподнимало чтоб и возносило,
От мистики до миража абстракций,
Но так, чтоб корни ветром не сносило.

***
Сумма.
От слов к делам дорога не видна,
У времени слепые жернова,
Когда же день наступит для итогов,
То сумма, как всегда, окажется верна.

***
Томленья.
На утомленных прениях души
Поставить точку вовсе не спеши,
Когда увидишь, что она воспряла,
Ее томленья снова опиши.

***
Цена.
Есть утвержденье, все можно купить,
И есть раздумье, быть или не быть,
Когда свои стихи в товар ты превращаешь,
Труднее не продать, а оценить.

Дар.
Есть дар писать, используй же его,
Хоть в дом он не приносит ничего,
А если кто-то спросит, размышляя,
Зачем тогда писать? Хотя бы для него.

***
Создатель.
Ты - раб, несется свыше Глас,
И все в Его руках, отнимет и подаст,
Создав рабов по своему подобью,
Богами Он не называет нас.

***
Волчица.
Замыслил Бог создать людей,
И надо же тому случится,
Для трудной роли матерей
Лишь подошла одна волчица.

И, хоть был облик человечий,
И не имел щенок клыков,
Был обречен, с умом и речью,
Он выживать среди волков.

***
Вопрос.
Сын-еврей пришел к отцу,
И спросила кроха:
Когда я, папа, подрасту,
Я тоже стану Богом?

***
Обходимость.
Необходимым озабочен,
Не контролируешь вместимость,
И видно требуется срочно
Нужд бесконечных обходимость.

Совет.
Тому, кто зло нанес тебе
Как можно отвечать добром?
Но есть один простой совет,
Умерить собственный апломб.

***
А кто делитель?
Как просто делится мораль,
Добро и зло, и нет нюансов,
А кто делитель у руля
И счетчит липовых балансов?

***
Благородство.
Что благороднее, себя считать не правым,
И не оправдываться долго перед тем,
Кто роскошью и силою лукавит,
И оставаться правым в нищете?

***
Наказание.
Не путай наказание и месть,
Оно есть высшая в итоге справедливость,
Оно есть то, с чем связывают честь
И право по достоинству, не милость

***
Закон соседства не изучен,
Но удивителен подчас,
Из побуждений самых лучших
Готовы дать друг другу в глаз.

Золото.
Что в золоте нам, денежная мера,
И бесполезно редкостный металл,
Но блеск, который временем проверен,
Дарить себя, есть высший идеал.

***
Бесперспективности случайных отношений
Возводим серию бетонных ограждений,
Уверенные в том, что не настала
Еще пора тотальных разрушений.

***
Притча.
Есть в сказках притча, утро мудреннее,
Когда обдумав за ночь, что вернее,
До вечера попробуй продержаться,
Серьезных оппонентов не имея.

***
Безделье.
Безделье - вещь хорошая. не боле,
Не позавидуешь такое несчастной доле,
Попробуй заменить ее на труд,
И точно так же завопишь, доколе.

***
Лень.
Лень всегда выходила сухой из воды,
Беззаботности той пожиная плоды,
Потому что всегда ощущала,
Кто-тот выручить может ее из беды.

***
Стихи бывают грустными всегда,
Сквозь них уходит из тебя беда,
Когда же ты захочешь посмеяться,
Ты о стихах не вспомнишь никогда.

***
У справедливости конструкция литая,
Она, как мост, над фальшью поднимает
И переносит на пустынный берег,
Где там тебя никто не понимает.

***
Стремясь в запальчивости к истине одной,
Мы часто забываем о другой,
О той, которая приходит следом,
И нам тогда не надо никакой.

***
Сердечность превратили мы в игру,
Но я перед сердечностью в долгу,
Даря на память сердце из бумаги,
Живое подарить я не смогу.

***
Надеешься намеренья благие
Осуществить, когда они такие,
Потом в конце найдешь свою ошибку,
Но за тобой пойдут уже другие.

***
Орбиты в старости короче,
Но на прикол садиться кто захочет,
Когда врастёшь уже бесповоротно,
Ищи свои пространства между строчек.

***
Мы рано познаём науку правд,
И кроем, все пристойности поправ,
Когда же правдоруб тебе найдется,
Отбрось сомнения, ты прав.

***
Чтоб разобрать в трудностях проблем,
Попробуй, поделись, неважно, с кем,
И, говоря, ты сам найдешь решенье,
Тем более, что слушатель был нем.

***
Когда иссякнут тосты за столом,
Мы почему-то за здоровье пьем,
Хотя прекрасно понимает каждый,
Что в этом мы здоровье не найдем.

***
Мужчина видит так, а женщина иначе,
Мужчина погрустит, а женщина поплачет,
Он меч возьмёт, она же
Другому рандеву назначит.

***
На склоне лет подумай о былом,
Всё разбери за письменным столом,
Чтобы тебя потом не упрекнули,
Что мол любил оставить на потом.

***
Тому, кто горы книг перечитал,
Но так и не нашёл, чего искал,
Однажды приоткроется страница,
Та, первая, с которой начинал.

***
Сегодня человек застрял на перепутье,
Опять к зверью не хочется как будто,
Но воли и ума, как видно, не хватает,
Чтобы в большой определиться букве.

***
Есть в категориях морали
Особый статус подчинения,
Ведь даже властные скрижали
Нисходят к ним для разъяснения.

***
Коты, ужившись с человеком,
Лишились качеств непростых,
Собой являя грозных предков,
Обречены теперь просить.

***
В шахматах есть ситуация пата,
Надо стоять, так как некуда падать,
Надо стоять, каменея, в граните,
Только за камни высокая плата.

***
Физической своей неполноценности
Обязаны мы фактом гениальности,
Не принимая принцип постепенности,
Согласны на идею сексуальноости.

***
Что в опыте представить невозможно,
То и познать, естественно, нельзя,
Вся метафизика отсюда будет ложной,
И есть ли бог, никак не доказать.

***
За осенью опять придет весна,
Ты бодр, и мысль твоя ясна,
Но лишь одно приносит огорченье,
Что не хватает времени для сна.

***
Ни для кого здесь новостью не будет
Последнее открытие Гаранта,
О том, что правосудие в России судит
Не по закону, а по прейскуранту.

***
Скажи мне, кто и что ты есть,
Чтоб распознать пустую лесть,
Возможно, в тесный круг друзей
Принять тебя почту за честь.

***
Вы разве разницы не чувствуете
Между натурой и искусством,
Зачем же сразу слово Ложь,
Как будто занесенный нож
Над гениальной репродукцией.

***
У нас тут в Питере туман,
Я не хочу сказать, молочный,
И не хочу сказать, обман,
Но явно чем-то озабоченный.

***
Чем больше у тебя врагов,
Тем больше, кажется, долгов,
Успеть бы с ними расчитаться,
Пока проостить их не готов.

***
Уважь меня, и я тебя уважу,
Всего лишь уважением обяжем,
Проплаченный, где надо промолчишь,
Зачем же называть всё это кражей?

***
Прибавку ты почувствовал к зарплате,
Инфляция в дозволенном формате,
Уже не покупаешь потроха,
Но помни, что икры на всех не хватит.


***
Мне стихи подарил одинокий поэт

Мне стихи подарил одинокий поэт,
Ну и я написала как будто в ответ,
Всё равно не узнает, кому посвятила
Я в действительности этот легкий сонет.

***
Агностик
Что в опыте представить невозможно,
То и познать естественно нельзя,
Вся метафизика отсюда будет ложной,
И, есть ли Бог, никак не доказать.

***
Клон
Пора принять естественный закон,
Поэта представлять не может клон,
Под разными скрываясь псевдонимами,
Преступника напоминает он.

***
Наказание
Не путай наказание и месть,
Оно есть высшая в итоге справедливость,
Оно есть то, с чем связывают честь
И право по достоинству, не милость.

***
Тезис
Будь первым, впереди других,
Будь глух к рукоплесканьям их,
И только друг твой закадычный
Приятен с тезисом критичным
И честен в помыслах своих

***
Мантия
Пурпурной мантией почетной
Покров устраиваем лжи,
Надеясь, что свою никчемность
Удасться лестью заглушить.

***
Мантия
Пурпурной мантией почетной
Покров устраиваем лжи,
Надеясь, что свою никчемность
Удасться лестью заглушить.

***
Свое лицо
Свое лицо тебе поможет
В толпе безликой сохранить,
Хотя бы с мнением несложным
Умей другому возразить.

***
Особый статус
Есть в категориях морали
Особый статус подчинения,
Ведь даже властные скрижали
Нисходят к ним для разъяснения.

***
Казус
Учили нас добру и правде,
Но казус оказался в том,
Чтоб в деле оказаться правым,
Умей воспользоваться злом.

***
Открытие
Ни для кого здесь новостью не будет
Последнее открытие Гаранта
О том,что правосудие в России судит
Не по закону, а по прейскуранту

***
Апломб
Тому, кто зло нанес тебе,
Как можно отвечать добром,
Но надо подсказать себе
Умерить собственный апломб.

***
А кто делитель
Как просто делится мораль,
Добро и зло, и нет нюансов,
А кто делитель у руля
И счетчик липовых балансов?

***
Ценитель
Ты стал ценителем большим,
На высоте благих заданий,
Хвалить и порицать во лжи,
Чтоб только правду не узнали

***
Обходимость
Необходимым озабочен,
Не контролируешь вместимость,
И видно требуется срочно
Нужд бесконечных обходимость

***
Тому, кто горы книг перечитал,
Но так и не нашел, чего искал,
Однажды приоткроется страница,
Та первая, с которой начинал.

***
Наследник
Сын-еврей пришел к отцу,
И спросила кроха,
Когда я, папа, подрасту,
Я тоже стану Богом?

***
Для половин достаточным мужчиной
Тот будет, кто освободит
Суть женщины хотя б наполовину,
И половинки те соединит.

***
Узреть во всем не только смысл,
Но ценность указать тому,
В чем застревает мера истин,
Не уподобясь прайс-листу.

***
Вот говорим, что плохо нам живется,
Все новости прослушать удается,
О всех и обо всем, а для себя
Ни времени, ни сил не остается.

***
На смелость и талант не иссякает мода,
В искусстве притягательна свобода,
Придя в музей, мы только успеваем
Увы, смотреть на рот экскурсовода.

***
Инструкцией сменили мы природу,
Все объяснять пытаемся народу,
Но чтоб ребенка плавать научить,
Достаточно всего лишь бросить в воду.

***
В искусстве притягательна свобода,
На смелость и талант не иссякает мода,
Придя в музей, мы только успеваем,
Увы, смотреть на рот экскурсовода.

***
Вот говорим, что плохо нам живется,
Все новости прослушать удается,
О всем и обо всех, а для себя
Ни времени, ни сил не остается.

***
Инструкцией сменили мы природу,
Вначале объяснить пытаемся народу,
Но чтоб ребенка плавать научить,
Достаточно всего лишь бросить в воду.

***
Для творчества нужны большие силы,
Приподнимало чтоб и возносило,
От мистики до миража абстракций,
Но так, чтоб корни ветром не сносило.

***
У справедливости конструкция литая,
Она, как мост, над фальшью поднимает
И переносит на пустынный берег,
Где там тебя никто не понимает.

***
Надеешься намеренья благие
Осуществить, пока они такие,
Потом, в конце найдешь свою ошибку,
Но за тобой пойдут уже другие.

***
Орбиты жизни в старости короче,
Но на прикол садиться кто захочет,
Когда врастешь уже без поворотно,
Ищи свои пространства между строчек.

***
Недавно мне открылись рубаи,
Как будто до сих пор я был в тени,
Сменив свое невежество на свет,
Вступать приходиться в тяжелые бои.

***
Мы рано познаем науку правд,
И кроем, все пристойности поправ,
Когда же правдоруб тебе найдется,
Отбрось сомнения, ты прав!

***
В жизни мы похожи на шары,
Тяжестью влекомые с горы,
Хаотичность данных траекторий
Мы зовем - превратности судьбы.

***
Поэт всю жизнь банальности боится,
Не дай мне бог хоть в чем-то повториться!
Признания добившись, понимает,
Что и банальность может пригодиться.

Полемическая проза.

Как я уходила с одного сайта.

"Свет Вдохновения" погас. Спрошу себя, как бы поступил на моём месте умный интеллигентный человек, ушел бы. Молча. Извинился бы, если что не так. Оставил бы многих и многих в неведении причин так, как на это надеются злопыхатели. Разберись, говорю я себе, кто они пофамильно. А их нет.
А раздражение растет в глобальной прогрессии на всех, упирается в форму организации, в модераторов.
Как можно в баллах оценивать талант. Хотя бы и мой. Как можно поэта включать в рейтинг читаемости, и как нельзя предусмотреть накрутку, перевод баллов и общение ради отзывов. Определять это стихийным парадоксом - наивно, а допустить продуманность - гениально, но удивляет всеобщая включенность в оболванивание самих себя.
Убрать деньги, рейтинг и баллы - сайт опустеет. Привлекают и держат тут муки ожиданий и жажда внимания, основной биологический инстинкт, прикрываемый поэзией. Творчество даже в лучшие времена эпохи "Отечественных записок" и "Могучей кучки" всегда оставалось замкнутым, элитарным, для узких потребителей.
Сущность интернета совершенно противоположная и противоречивая. С одной строны - доступность, с другой стороны - деньги и игроки, греющие руки на этой доступности. Здесь нет ни чести, ни Родины, обезличенные счета "кликов" и абсурдности.
Так чего я собственно хочу, на кого обижаюсь, играй! Если ещё интересно. Здесь тебя не поставят на полочку, а будут раскручивать до тех пор, пока будет чем отбиваться.
А кто - Они. Их нет. Нет юридических, отвечающих за свои действия, лиц и граждан, а есть кликухи и псевдонимы пользователи. Так стоит ли на них обижаться.
А стихи. Забудь, они теперь не твои. Собери свои бумажки "в коробку из-под ксерокса", пусть лежат, они своё отслужили. Вот только одно непонятно, зачем модераторы "банят" страницы. Мстят. Скорее всего. За уязвленное самолюбие. Так им же хуже.

Живите, люди.

Все сводится к тому, чтобы начать в России мобилизацию, а не модернизацию, под каким-то очень проникновенным лозунгом. Организовать штаб в каком-нибудь центральном призывном пункте, от имени Русского Комитета, допустим, отсортировать новобранцев по внешним доминирующим русским признакам, и направлять такие отряды на оружейные склады, определить их в казармы для ночлега, захватить телеграф и вокзалы, и озвучить по радио приказ: Нерусские, вон из России.
Когда Ельцин взгромоздился на бронетранспортер перед Белым домом, были только два слова: Россия и демократия.
Уж как не хотелось снова к этим надутым, давно примелькавшимся с мавзолейных парадов личностям гекачепистов, давно потерявшим доверие, с их лозунгом: Страна в опасности. Поэтому, подумали и пошли за Ельциным, будь что будет. Проблемы-то никакой не было, ни с Россией, ни с СССР, просто магазины были пусты, а в руках продовольственные талоны. И тут вдруг выяснятся, что в такой мирной многонациональной державе кому-то очень плохо, кто-то этнически ущемлен и никак не обозначен по своему национальному признаку на карте.
Талоны по-прежнему на гречу и подсолнечное масло, на почте и в банках толчея, народ лихорадочно обменивает обесценившиеся в одну ночь тысячи с изображением Ленина на какие-то сотняшки с кремлевскими видами, и наконец вырисовывается никому еще непонятный праздник, День независимости России, очевидно, от всех союзных национальностей, 12 июня. Все бросились вспоминать своих родственников, составлять родословные, кто какой был национальности, и из всех этих преступных, как выяснилось, кровосмешений вдруг почувствовать себя таким второсортным дерьмом, что дальше некуда, и никакого отношения к великой русской нации не имеющим. Это был шок пострашней талонов.
Потому что под Россией понималась Москва, как центр, тот центр, который отстраивался дружной семьей всеми народами, как красивая мечта, и убираться надо было в дикие ссыльные места окраин Сибири, Чукотки, Таймыра и Азии. Начиналось великое переселение народов, подгонялись товарняки и грузились неполноценные расы, как скот, и подальше, подальше.
Хорошо,что я догадалась и выключила телевизор, и стало тихо, мирно тикали на кухне часы, работал холодильник, и можно было щелкнуть настольную лампу и на чистом белом листе написать единственно правильный, проникновенный лозунг: Живите, люди!


Право на старость.

Женщина не должна быть объектом сексуального влечения. И, она не партнер и не детородное устройство. И правовые ее взаимоотношения с мужчинами не должны быть в форме уступок и одолжений, как отказ от естественной дискриминации, но никакого разговора о равенстве, которого не может быть в принципе.
Мы другие. Но посмотрите, что происходит. Женщин, как таковых, нет, а есть женское тело и смазливое личико. Есть определенный юный возраст, пользующийся успехом и пропускной способностью, есть половой интерес, используемый в рекламе дорогих украшений и супер-иномарок, есть индустрия женской одежды, духов и прокладок. Но есть и не защищенное от домогательств отца или маньяка детство, есть такие же наивные и беспомощные юность и одинокая старость, есть физическое уродство и расовая неприязнь. И есть комплекс неполноценности, зависимости и обреченности, рабочая лошадка на кухне, в прачечной или у ткацкого станка, есть засушенная ученая "вобла" аудиторий.
Из чего оно должно складываться, это женское обаяние, погруженное уже с головой в косметику и бесконечные пластические операции, в работу стилистов и диетологов. Эта вечная борьба со старением и ожирением, чтобы оставаться в поле внимания мужчин.
Женщина плачет и дурнеет от своего бессилия сопротивляться времени и критерию нормы, установленному мужским сообществом, занятого исключительно проблемами собственного шовинизма. Она плачет, но оголяется до предела сверху и снизу, она готова выставить напоказ все свои прелести, ради плоских похабных комплиментов и дешевых цветов. И не ради внимания, она просто не знает, что делать, потому что она вынуждена выживать в условиях товарооборота, являясь живым товаром, и виноваты во всем эти мужчины.
Но время наконец повернулось в ее сторону, она больше не хочет быть товаром. Теперь она будет мстить. По-своему, изощренно, изо дня в день, в мелочах, в постели, в должности. Она станет политиком, депутатом, чиновником, она заставит этих тщедушных ужаснуться ее твердости, ее злопамятности, ее пристрастию. Женщина должны быть воином, и сражаться за свою честь, за свою любовь, за свое материнство, и даже за свое право на старость и на уродство. Она должна доказать, что кроме попки и сисек, у неё еще есть мозги, которые ничем не хуже мужских, просто они другие.


С чего начать? С уважения к женщине.

Европа, как сейчас помню, на заре капитализма и вместе с ним создавала образ идеального человека, джентльмена, благородного рыцаря, не столько образованного, как воспитанного, особенно по отношению к дамам, особенно, когда это касается карточных долгов, правил игры, и просто порядочного человека, не всегда богатого, но всегда деликатного.
Джентльменство прочно утвердилось за Англией, а рыцарство как-то пошло немного в другую сторону, в сторону женщин, если вспомнить несчастного Дон Кихота Сервантеса. Свою лепту в создаваемый образ вносили все нации: истинный грек, истинный ариец, повесть о настоящем человеке в России... Но, если судить по литературным источникам, так у нас все больше были "лишние люди", "заблудшие", братья Карамазовы или братья во Христе. а вот так чтобы одним куском типаж, не было, коллективное идеализирование пробивалось время от времени в робкое чувство патриотизма, но оно было ближе к национализму, к прибежищу негодяев. чем к воспитанности. Где-то само по себе жило интеллигентство, ни во что не вмешиваясь, ничем особенно не гордясь. И даже слово "интеллигентщина" не прижилось, подражать было нечему.
Время от времени любят у нас запускать идею "русского человека", "наших", но опять на грани гражданской войны бряцание превосходством перед отсталыми азиатскими окраинами. Вот в отношении Грузии сказать "Я - русский", как-то боязно, потому что услышишь в ответ "А я - грузин". Тут еще посмотреть, кто кого породистей.
Другая вещь, богатство. Казалось бы, богатым людям легче быть...ой, даже слов не подобрать, там порядочными, достойными, джентльменами, настоящими людьми, нет, эти категории не для них, тут сосредоточие всех пороков. Алчная вещь - собственность.
А все потому, что истории у нас нет. Есть только территория, странным образом прихваченная. приписанная и обозначенная, и есть это ложное ощущение необозримости и бескрайности владений, такая дистанционная заторможенность не в радость.
История начинается там, где есть свободный, осознающий себя народ , а не рабочее быдло, переодетое в солдатские шинели, чтобы охранять этот непригодный для жилья громадный пустырь, выживать на магаданских рудниках, в шахтах, в болотах, наполненных газом и нефтью, и все для той же комфортабельной, образованной, воспитанной Европы, которая жить хочет по-человечески за счет нашего газа. А мы - выживаем, имея все то, чего нет у Европы.
Где уж нам быть настоящими людьми, Родины у нас нет, нет чувства ответственности за свою землю, сплоченности такой, чтоб под пули, каждый выживает сам по себе, кто как сможет и молчит, и вместе с этим своим молчанием теряет, именно теряет день за днем свое действительно настоящее человеческое обличье, шарахается из стороны в сторону, ищя идеал то у нацистов, то у богомольцев. то у господ в законе.
А родина, она оказывается женского рода, и только ей под силу остановить это нравственное разложение мужчин, возвысить их до понятия джентльмена и рыцаря, до защитника и настоящего человека. Начать с уважения к своей женщине, тогда появится и Родина, и свобода вместе с ней. Вот так как-то.
Автор: Жанна Жукова на 3:05 0 коммент. Ссылки на это сообщение


Взбесившийся фаллос.

Фантазии фрейдовского Эдипа ни к какое сравнение уже не идут с новой теорией "взбесившегося фаллоса", ну разве Николай Васильевич Гоголь со своим потерявшимся "носом" мог констатировать факт неповиновения, а так на лицо очередная теория объяснения новой волны натурализма, фаллонойя. Это когда фаллические образы терроризируют все население от мало до велика своим тотальными распространением и перевоплощением во все социальные институты общественного устройства, имея своих граждан самым непосредственным образом.
Если раньше сказочные богатыри демонстрировали свои мускулы и умение владеть дубинкой, то сегодня в дубинку превратились половые окончания мужчин. Сексуальному насилию подвергается все, начиная с самого незащищенного, семьи и детей, физиология врывается в мышление, в политику, в архитектуру и искусство. Женщине просто вменяется в обязанность быть сексуальной, реклама вся основана на этом насилии.
Сексуальное видение обострено в восприятии не иначе как домогание, будь то это мужчина с маленькой девочкой на руках или хрупкий подросток в мужской компании, или школьный урок физкультуры с пидором преподавателем.
Взбесившийся фаллос парализует сознание, взрывает все нормы поведения и деморализует общество. Наивно предполагать, что обостренное внимание к половым органам может привести к увеличению рождаемости, как раз наоборот, нация деградирует.


8 марта.Жму пульт.

8 Марта. Жму пульт ТВ в надежде найти что-нибудь успокаивающее для глаз, в меру чувственное, в меру задумчивое, и, как вы уже догадались, ничего не нахожу, кроме мужского засилья на экране, кроме обнаженного разгула эстрады и новостей о мужских политических успехах. Мужчины убеждают нас в необходимости любви, советуют, как похудеть, что носить, как получить оргазм с помощью безделушек из секс-шопа, изощряются в риторике и критике, позируя перед телекамерами харизматический профиль и богоданный анфас, с завораживающими улыбками, успешные, молодые и здоровые.
Даже момент преподнесения цветов дамам с изможденными косметикой лицами, это - акт их высшего благоволения и снисхождения, а зависимость от женщин - всего лишь недоразумение и лукавство. Это они демонстрируют перед нами свои кулинарные способности, приобщают нас к путешествиям, увлекают историей, изощряются в сюжетах своей уникальности и неповторимости.Словно говорят нам, вот чего можно достичь, если не рожать детей, если не заниматься их воспитанием, поместив себя в добровольное домашнее заключение, если голова не забита уборкой и мусором, обедом и мытьем посуды, стиркой и прогулками на свежем воздухе с детьми и собаками.
.Женщины и говорить-то не умеют, но еще хуже, их не умеют слушать, чтобы не возненавидеть эту женскую приземленную логику и вечные жалобы на судьбу, на долю, на нелюбовь. И тем не менее, хорошо, что есть такой день в году, когда задумываешься о своих правах, о своем месте и о том, с кем и как дожить эту, ставшую никому не нужной, жизнь.


В Швейцарию не могу поехать.

Почему мне так себя жалко, и хочется, чтобы кто-нибудь пожалел, но как не посмотришь, то у других в сто раз хуже, а я все недовольна. Особенно по ночам, к стенке отвернувшись, чуть не плачу от зависти, что нет у меня мерседеса и дачи в два этажа со всеми хозяйственными постройками, и в Швейцарию не могу поехать, говорят, там люди хорошо живут.
Никто еще над этим не думал, что значит, хорошо жить. Естественно, не война, не больница, но ведь они и на этих дачах с ума сходят и на мерседесах разбиваются, и еще как. Ты ведь тоже не особо радуешься, когда у тебя что-то есть, а у других нет, потому что с этим тем, что у тебя есть, всегда проблемы либо потерять, либо ремонтировать, да и надоедает эта вечная забота. Даже самая маленькая собственность требует от держателя движения в сторону ее интересов, а не собственника, это она тебя порабощает, а не ты ею владеешь. Это ты ее охраняешь, а не она тебе создает удобства. Получается, что лучше, когда у тебя ничего нет, но именно поэтому и жалко себя, что ничто тебя не терзает, а очень надо, чтобы кто-нибудь терзал, что бы хорошо жить.


Мы говорили о политике.

Мы стояли на солнечной стороне озера Долгое и громко ругали всю нашу политику и жизнь. Озерцо это странным образом сохранилось между городских построек, охвативших северную окраину Петербурга, и продолжало существовать среди строительных свалок и бытового мусора, благодаря всей своей мощной природной силе подземных чистейших родников.
Сейчас оно было еще под снегом и льдом, но уже крики чаек оживляли слепящую белизну, и вмерзшие камышовые метелки дружно поворачивались лицом к солнцу, красиво сочетаясь своей бежевостью с голубизной мартовского неба. Чайки оседали на крышах высоток, стремительной стаей взвинчивались и приземлялись, заряжая это еще холодное пространство весенним беспокойством.
Снегу в эту зиму выпало много, по протоптанным тропинкам можно передвигаться только по одному, но шаг в сторону и ты уже по колено в снегу. Подбирался соблазн спуститься на лед и по лыжне пересечь озеро вдоль и поперек и просто постоять, предаваясь забытым ощущениям.
Прибежал рыжий голодный пес, потерся ласково с надеждой на завалявшуюся хлебную горбушку и бросился разгонять пытливых ворон, издалека следивших за нами, чтобы не упустить момент раздачи съестного.
Вода стоит тут чуть ли не у самых подъездов, хорошо утром пробежаться вдоль берега налегке или засесть с удочкой в укромном месте, придти с простым карандашом и набросать на память этот совсем не тихий уголок, сохранившийся каким-то чудом рядом с тобой, понаблюдать закат и уходящую в сон истинную фауну земли.
Мы для нее были чужаками и вандалами, облепившими этот берег шашлычным погорельем, колясочным дивизионом мамаш и машин, с вздернутыми багажниками и мазутными тряпками на бесплатной помоечной.
Мы говорили о политике, о мировых проблемах и о грядущих телевизионных катаклизмах, изредка оглядываясь вокруг и возмущаясь, что никто не хочет благоустроить этот пока еще живой мир природы, так необходимый всем в мертвом грязном городе машин и каменных истуканов, где взять деньги, чтобы углубить дно, укрепить берег, выравнять ландшафт и проложить дорожки. Нам всем здесь было давно за шестьдесят, и, казалось, никто, кроме нас не понимал этого очевидного экологического бедствия.С каждым днем становилось все теплее, горожане вскоре перестали обращать внимание на температуру, а следили только за снегом, который чернел по обочинам дорог и тротуаров и испарялся. Неприглядное зрелище обнажалось постепенно, убеждая всех нас в нашей неопрятности и равнодушии ко всему тому, что остается за пределами наших квартир, но успокаивала мысль, что кто-то будет назначен, придет и уберет бутылки и пакеты, окурки под окнами, что до поры скрывалось под снежным одеялом, порождая ложное ощущение чистоты. Чистота, это пожалуй то непререкаемое требование и норма, которые долго не оставляют человека в его неуклонном стремлении к одичанию, и радость, почти единственная, созерцать ухоженные газоны и нетронутые цивилизацией полянки живой земли на городских еще не застроенных окраинах и пустырях. Вечный зов именно к чистоте отличает еще нас от животных, которые эти вопросы решают простой сменой стойбищ и лежбищ, а мы , вынужденные жить на одном месте, понимаем, что как бы мы не пытались сохранять в чистоте нашу среду обитания, она продолжает неуклонно засоряться и терять естественный облик.


Остается вопрос. где взять спортсменов.

Не было у нас спорта и не будет, но очень хочется, чтобы были такие люди, благодаря которым на Олимпиадах играл бы наш совковый гимн и развивалось трехполосное власовское знамя, удовлетворялось бы наше самолюбие и самолюбование и подтверждалась наша генетическая уникальность и национальное превосходство.Хороший старт в Сочи получили от Президента олимпийские организаторы, деньги государственные умеем тратить, а результатов нет. Одиннадцатое место в Ванкувере, по-моему, не плохо, по крайней мере это то, что мы сегодня из себя представляем, несмотря на все наши амбиции и мнения о себе.Теперь составят и утвердят программы, списки и фонды, все статьи обоснуют, и морально и материально, подведут инфраструктуру, охрану и медицину, останется вопрос, где взять спортсменов.Вот так, чтобы за деньги ломиться на этих дорожках в ущерб здоровью ради ложного патриотизма, охотников мало. Они нам действительно ничего не должны, и все, что они сделали, так это для своих родителей, которые вложили в них все что могли, отдали все что было, чтобы увидеть своих детей победителями. Ну не может Родина желать такого счастья своим гражданам, и вообще ничего не может желать, а только держать этих граждан в ежовых рукавицах и в местах отдаленных за малейшее неповиновение. Вот и теперь построила и отчитала, что мало медалей, и попробуйте не принесите их в Сочи.Любой ценой, достукались, что в лидеры по допингам вышли, нет других стимулов, на химию перешли. А то не понимаем, что самым эффективным и единственным допингом для ребят будут толпы за воротами таких же тренированных и в шляпах, таких же тщеславных и упертых, готовых доказать прежде всего свое личное превосходство и упорство, а не за деньги и за амбиции своего тренера и спонсора. Спорт там, где начинается личность, а не страна, а стране остается только гордиться своими гражданами, а не наоборот.


Анекдоты и шампанское.

Что это мы все о политике да о политике. Весна за окном. Листочки распускаются, солнышко пригревает, чувства обостряются. Куда уж нам уж, если только вспомнить или посмотреть, как другие мило улыбаются, но разные все.У нас у женщин на физиономии что ли написано, что мы познакомиться хотим, или не возражали бы, если что вдруг подходящее получится на работе там или в какой компании у подруги. Понятно, что нас в таком возрасте бессчетно больше, чем молодых и смазливых, и что даже задержаться на несколько минут в обществе такой дамы для мужчины равносильно физиологическому банкротству, если она не генеральный директор или не вдова олигарха, разумеется. Тут у них верх галантности и внимания, анекдоты и шампанское, и все, что может себе позволить глубоко женатый человек, чтобы не упустить последний шанс, равносильный глотку свободы.Но если вам и удалось все-таки заполучить такого вертопраха в компанию моложавых одиночек, то, уверяю вас, после бокалов и конфет, погоды и "вы хорошо выглядите", тут же как бы между прочим последует рассказ о любимых привычках его жены или как его теща хорошо готовит. И все. Но вы еще несколько секунд не измените возбужденного выражения лица, вы еще будете продолжать смотреть на него с блуждающей улыбкой, но найдете предлог, чтобы сменить тему и покинуть веселое общество, вспомнив об обязанностях, требующих незамедлительного выполнения.Запрет на общение с женатым человеком исходит не от женщин, но отказ надо понимать с полуслова, и даже больше, надо, наконец , обезопасить себя от бесполезных надежд и грез и понять, что мужчины с женщинам общаются только в одном случае, если видят для себя пару.


Только счастливые люди могут встать во весь рост.

Конфликт возник в самом правительстве Бакиева, среди обласканных и отодвинутых и среди тех, кто начинал понимать, что лафа кончается, продавать больше нечего, и ни на какую демократию народ больше не поведется. А у Бакиева продолжала развиваться звездная болезнь безнаказанности на фоне чисто азиатского племенного менталитета и расслабление в окружении льстивых родственников. А надо было всего-навсего понять, что времена сонного байства изменились, и стране нужен был кнут Тамерлана, и его вздыбленный скакун технического и научного броска для преодоления вековой отсталости и замкнутости , в которой затухали молодые человеческие ресурсы и разлагались общинно-родовые связи. Весеннее оживление бьет в кровь не только красотой удивительного природного массива, но и тем несоответствием этой красоты и безнадежности увидеть здесь хотя бы ничтожно малую заботу о людях. Каким бы искусственным не казался ночной таласский захват представителей администрации, на утро ни у кого не оставалось сомнений, что надо идти дальше, до самого Бишкека, к тюрьмам и гранатометам через мародерство победителей, через подданический страх, не к каким-то запланированным результатам восстания, а к идее самого народного гнева, имеющего права о себе заявить. В это время солнечная земля у подножья седых отрогов Тянь-Шаня покрывается красными тюльпанами, нежно-розовым яблоневым цветом разбегаются сады вдоль красивейшей горной дороги к голубому Иссык-Кулю, и кажется, нет счастливей людей, живущих в этой сказочной стране. И так оно и есть, только счастливые могут встать во весь рост и возненавидеть свое бедственное существование, могут быть доверчивыми детьми и гордыми возмужавшими орлами, чтобы раскрыть свои могучие крылья в свободном победном полете и доказать, что только они и есть хозяева своей прекрасной земли.


Павилика.

Есть такая сорная трава павилика, желтого цвета безлистые тонкие проволочки с крючочками, которые цепляются за растение и поедают его, разветвляясь все гуще и гуще. Избавиться от нее невозможно, надо уничтожать вместе с посадками, и если останется незамеченным на стебле хоть один такой ядовитый завиток, через некоторое время разрастется и все погубит. Вот такая у меня аналогия с фашизмом, который когда-то уничтожали, но оставили усик, и он разрастается по всему миру наподобие этой сорной травы. Разрастается, потому что никто уже больше с ним бороться не хочет и не жаждет, и даже видит в нем идеологическую основу своих националистических бредней , подменивших преобладание большинства внешним превосходством. Вот опять большой праздник намечается, День Победы над фашизмом, и никаких денег не жалко. Может потому у нас бедность сплошная, что праздников много, и один другого краше, словно соревнуются друг с другом, сколько денег потратят и с какой помпой проведут. Суть победы превратилась в ежегодную демонстрацию силы и военной выправки вымуштрованных днями и ночами солдат и курсантов, где за новенькими френчами все та же нищета и неустроенность этих мальчишек, забритых почти насильно, как безысходность, в армию, потерявшую за эти мирные 65 лет весь свой победный облик. Корни одинаковые у победы с бедой, когда можно было угробить 26 миллионов своих и 6 миллионов немцев и потом еще гордиться этой бедой, что не смогли их защитить и уберечь от пуль и уложили в бесчисленные братские могилы по всей стране. Мое поколение выросло без войны, но почему-то проросло насквозь павиликой деления на черных и белых. на русских и нерусских, на сельских и городских, на умных и быдло. Сегодня снова кому-то приходит в голову уничтожить миллионы, чтобы кучке избранных жилось вольготно и припеваючи, и где эта победа, когда самих же победителей не удосужились за 65 лет обустроить квартирами и безбедным существованием, а только каждый год выставляют их как реликвию на парадах своего цинизма и лицемерия.


Нам не дано предугадать, где экстремизм наш начнется.

Нам не дано предугадать, где экстремизм наш начнется, как в сердце слово отзовется, и в ком сочувствия искать. Прошу прощения за плохую рифмовку, но почему-то вспомнились нетленные стихи Тютчева. А у нас так теперь после 282.2 УК РФ, разжигание расовой, национальной и религиозной, а также социальной розни, приводящее к свержению существующего строя. Будто сидит человек перед телевизором с утра до вечера, поглощает все подряд, переключая надоевшие новости, надоевших гостей и надоевшую музыку, и не может выругаться и послать всех подальше. Но нет, ты еще не экстремист, пока ты не вышел за свою садовую калитку и не увидел соседа под машиной, и не услышал, как тот посылает всех туда же, а ты ему просто посочувствовал на глазах у изумленной публики
Но нет, вы с ним еще не экстремисты, потому что публика может быть глухой или неадекватной, и может не понять ваших слов и воззваний, или откажется свидетельствовать против своих замечательных соседей. Надо, чтобы ты письменно изложил свою точку зрения на существующий строй, и вышел бы в тираж какой-нибудь базарной газетенки, или бы распечатал ее на множительном устройстве и раздал забесплатно на людном базарном углу.Но и тогда ты еще не экстремист, надо чтобы специально обученная искать экстремизм комиссия изучила бы в твоей статейке каждое слово и увидела бы непоправимое несовпадение контекста телевизионной пропаганды с твоим индивидуальным представлением о жизни, как же так.И теперь ты еще не экстремист, потому что надо, чтобы все базарные посетители, вдохновившись твоими лозунгами взяли бы булыжники прямо с брусчатки и пошли бы за тобой или без тебя бить стекла в соседние лавки. Как будто они не могут это сделать по другому поводу. Но это уже другая статья, хулиганская.>Но зато ты теперь экстремист, потому что опасен для общества, как хулиган и вдохновитель этого безобразия. А пока все цело, ты не опасен. Спрашивается, зачем статья об экстремизме, когда судят за хулиганство.Но с другой стороны, покажите мне, кто этот капитализм любит, где человек человеку волк, хоть по расовому, хоть по национальному, хоть по религиозному, и тем более по социальному признаку, а не брат вовсе. А те, кто свергал предыдущий строй, Ленин там на броневике, Ельцин на бронетранспортере, хулиганье сплошное. Выходит, хлопотное это дело, экстремизм, лучше не связываться, лучше стихи читать, вдумчиво и серьезно, и телевизор выключить, от него все твои разногласия, а со строем разберутся, тем более, что хулиганов у нас хоть отбавляй.


Прислушаться надо, я так считаю.

Что-то мне господин Жириновский в последнее время начинает нравится. Всегда дело предлагает. Что ни слово, то веха или исповедь. А ведь как трудно сейчас увидеть искренних людей, особенно там, наверху. Тут вот всё на митинги зовут, замордовали уже народ с этой самой статьей в УК об экстремизме. А это же он, Жириновский, предложил отменить эту статью и считать ее "абсурдной", не ценим и придираемся, что говорит эмоционально, что ведет не как все, а ведь при высокой должности человек, заместитель Председателя Государственной Думы, заслуженный юрист Российской Федерации, прислушаться надо, я так считаю. Господина Лужкова назвал коррупционером, непатриотом, жирные куски раздает по заграницам. Собрал компромат на Лужкова и передал господину Путину, действительно, сколько можно страну обворовывать. Вот это поступок, а не болтовня как у многих. Сказал, что сделает Москву - городом, победившим коррупцию, и сделает, надо только его в мэры выбрать вместо Лужкова. А что, фашизм победили, и коррупцию победим. Не слабо.
Вот если так разобраться, то коррупция вроде бы как у нас вне закона, раз мы с ней бороться наметили, ведь какой вред стране приносит натурально в денежном эквиваленте, а сколько нам на нее пеняют из той же заграницы, не то что там какой-то блоггер только подумает в мыслях власть покритиковать, а его уже за эти мысли по статье за экстремизм. Шутки шутками, а тюрьмы переполнены. Но с другой стороны, бороться с коррупцией это почти одно и то же, что власть критиковать и призывать к противодействию власти, в данном случае, московской власти в лице Лужкова, а документы собрать и доказать, до такой статьи еще не додумались, что это будет. Тут факты, а против фактов не попрешь, так говорят.
Вот смотрю я на этих наших олигархов. это же как устроились. Россия здесь, а они все там. По телефону страной и компаниями своими управляют. Набрала в яндексе Где отдыхают олигархи, так такое интернет выдал, читать не перечитать. Мы тут в законах копаемся, статьи меняем, отчеты слушаем, с коррупцией и с экстремизмом боремся, страну хотим сделать процветающей и богатой, от нищеты уйти, модернизацаю внедрить, а им ничего не нужно, у них все есть.
С одного курорта на другой в течении года перебираются, зимой Куршавель, потом на лазурный берег, у каждого яхты, собственные отели, когда они работают, если по три вечеринки в день оттанцовывают. На чай по $100 дают.
Кто постарше, постепеннее, те в замках собственных виноградники во Франции разводят, а романтики экскортами на внедорожниках путешествуют по Тонзании, по Мозамбику, или шнапс со свининой на вертеле где-нибудь в хижине племени майя в Мексике употребляют.
Да они поди и Конституций наших не читали, чтоб о какой-то там статье говорить, что она абсурдная. Для них нет никаких ограничений, В Лондоне у них дети учатся, русского языка не знают уже, какие они солдаты, да и не волнуют их наши армейские проблемы, дедовщина, квартиры, зарплаты для военнослужащих, не волнуют. Нет, они не экстремисты, они не против существующего строя, они просто его в упор не видят и посмеиваются, как мы тут заводимся то одной проблемой, то другой.
Скажите пожалуйста, за какие такие заслуги перед отечеством они все это имеют. А старикам-ветеранам только вот к 65-летию квартиры дали, когда уже и жить-то им осталось всего ничего. Нет, олигархи не экстремисты, они никого ни на кого не натравливают, но если кто их будет критиковать и призовет вполне справедливо экспоприировать, это будет разжигание социальной розни, они будут гулять, а мы будем получать пособие по безработице. Они будут отдыхать по Куршавелям, а мы будем работать и детей своих в армию отдавать, чтобы они их добро здесь защищали.
Выходит, что требование справедливости - это уголовно наказуемое деяние, ну не абсурд разве.
Ну не будет человек ни с того ни с сего на бочку лезть, а только тогда, когда уже невмоготу ему выживать и ползать в ногах у этой праздной гуляющей внероссийской элиты. И находятся храбрецы, идут на улицы, пишут лозунги на своем родном на русском языке, что им не нравится в своей родной стране, но никто к их справедливым словам не прислушивается, а взашей и в каталажку.
Вот поэтому я говорю, что если человек смог встать, и не где-нибудь а в Государственной Думе и перед лицом своего правителя и сказать то, что думает, это подвиг, а не экстремизм. Побольше бы было таких людей в нашем отечестве.


Война - это всегда плохо.

У каждого поколения свои победы, наверное так. Мое сорок пятое выросло без войны, но хватило нам и голода и холода, и всяких идеологических вывертов вождей, чтобы сказать себе тихо, мы победили. Мы поняли, что война - это всегда плохо, с каким бы результатом для нас она не кончилась.Все эти 65 лет мы ждали победы, а она не приходила. Вместе с ежегодными бравыми парадами мы видели киноленты обожженных деревень с полями, усеянными трупами, видели толпы военнопленных и умирающих блокадных детей. Все эти 65 лет мы жили расстрелами и пытками, невозмутимостью Сталина и истериками Гитлера, и черным голодным тылом с обморочными иконоподными лицами старух, штампующих снаряды истощенными детскими руками.Война никуда не уходила, и не исчезала, она жила и убеждала нас в своей необходимости. Мы боялись войны и не могли победить в себе это вечное чувство страха перед ней, настолько запуганными были, мы, не видевшие войны.Разве можно было понять и услышать сквозь марши духовых оркестров этих еще чудом оставшихся в живых свидетелей нечеловеческой бойни, и спросить у них, почему надо было оставить столько жертв и что было тем самым для них священным, ради которого они ложились на амбразуры холодных политиков. Но они и не скажут.Они только посмотрят на нас заплаканными глазами и снова уйдут в воспоминания, не ища виноватых и подлецов, не ища оправдания и самим себе, что так получалось, словно не в их это власти было рассуждать, а только повиноваться.Велик это призыв, Родина в опасности, и велик порыв, поднявший на кровопролитие людей, и велико это чувство мщения, дающее силу преодолеть этот страх смерти и войны, и назвать это победой. И мы победим. Но не надо обвинять сегодняшнее и следующее поколение "Иванами не помнящими" и вываливать на него все военные архивы отечественной кинематографии и политической пропаганды, когда это происходит каждый год и в течение всего года, то уже не память, а война.


Литератор и проститутка.

Всегда злободневно поговорить о роли женщины в современном продвинутом обществе, где эта роль превращена и опущена до роли товара на полке, а женщина сама уже не чувствует унижений, в которых она вынуждена существовать, чтобы выжить в этом циничном мужском мире, не надеясь на защиту, на закон. Но как-то непривычно пока еще увидеть литератора, который соблазнился такой провокационно выставленной на продажу женщиной, забыв или уже потеряв свое литераторское предназначение критика всех общественных пороков.Бесконечно ушли в прошлое такие полюсные сопоставления в правопсихологии, как насильник и жертва, барышня и хулиган, диктуемые всем природным противоречием отношений полов и классов, когда обоюдного согласия для сближения невозможно достичь, а притяжение невозможно преодолеть, и оставалось насилие. И кто-кто как не литератор всегда осуждал это насилие, превозносил женщину как идеал красоты и совершенства, и первый радел бы за ее возвращение на пьедестал почета и уважения. Но так чтобы литератор с проституткой сегодня оказались на одной социальной ступени, это уже отнюдь не демагогия о нравственности, это диагноз самому обществу. Сегодня все точки над и-проблемой расставлены самой системой товарно-денежных отношений, хочешь выжить, ищи товар, или сам становись этим товаром. Но совсем не сегодня с помощью женщин, правители мира сего достигали преимуществ друг перед другом в борьбе за власть в областях, далеких от чувств, когда мерой всему становились деньги и высокое положение в структурной иерархической верхушке.И сегодня женщину используют как техническое средство воздействия на противника, рассчитывая поймать его на естественных человеческих потребностях, с тем чтобы уничтожить окончательно. КГБ резвится, потеряв всякую совесть, не преследуя никаких целей даже в интересах государственной безопасности, печься о которой собственно он предназначен, а просто для забавы, для поддержания могущественного имиджа, предоставленного ему этой самой государственной безопасностью.Но литератор - это совсем не КГБ. Это та совесть, которую КГБ потеряло, взобравшись на вершину власти. Эта та нравственность, которая еще осталась невинной в глазах Сонечки Мармеладовой, пришедшей на свидание в тюрьму к Раскольникову. Литератор - это тот Раскольников за колючей проволокой, единственно призванный защитить в этом мире красоту и величие человеческих отношений любви и поклонения, в мире растоптанных прав и попранного женского достоинства. Так ли это.


А чем будем гордиться мы.

Их остается все меньше и меньше, наших орденоносцев и освободителей. Вот где-то мелькнуло - вдовы, дети блокадников, приравненные к участникам, сколько бы их не было, честь им и слава. А чем будем гордиться мы, рожденные после войны, какая у нас та священная полоса жизни, которая не забудется. Что вошло в судьбу каждого на такой патриотически высокой ноте бескорыстного служения и самоотверженности. Неужели только вехи героического противостояния достойны вечной памяти, а то, что рождается и живет между ними, покрывается забвением. Вспоминаю МАЙ, МИР и ТРУД, и те людские колонны с цветами по площадям перед трибунами далеких царедворцев. А нам действительно нечем гордиться, если не преклонить колени на урнах жертв терроризма, на могилах утонувших моряков-подводников, на пепелищах сожженных домов престарелых, опустить голову перед несметным количеством трупов на дорогах, в авиа катастрофах, перед искалеченными солдатами чеченских и грузинских войн, посмотреть прямо в глаза живыми душами изнасилованных маньяками детей и женщин и всем тем, кто пережил эпоху перестройки, опустившись до бомжей и уголовников. А колонны весенних улыбок и цветов продолжают заполнять городские пространства, как нужен им всем мир, безопасность, и как не хочется им знать, что будет завтра, потому что это завтра для нас непредсказуемо, и наверное нет выше и благороднее задачи перед нами, защитить свое будущее.


Пора менять Конституцию. Образование должно быть платным.

Образование должно быть платным, но настолько дешевым, чтобы каждому было под силу и по средствам его купить. Это как хлеб, как молоко, без чего не вырастет человечек, как одежда, чтобы прикрыть срамоту и дрова, чтобы обогреть свое жилище. Это предмет первой необходимости, чтобы каждый смог ориентироваться в этом жестоком мире и осознать те ценности, без которых его существование невозможно.Мы легко, не задумываясь, тратим в супермаркетах деньги, чтобы приобрести себе совершенно не нужную вещь, только потому, что она нам понравилась, только потому, что эту вещь раскрутили рекламой, потому что она сладкая, красивая и модная. Так почему же мы не хотим таким образом покупать образование, оно не сладкое, непонятное, требует напряжения мозгов, работы памяти. Наше образование давно уже платное, а когда нам предлагают платить меньше и на совершенно законной основе, все возмущаются. Диплом можно купить в подземном переходе, сессию сдать - плати и заполненную зачетку принесут на дом, а школа никогда не была светочем во тьме, а тьмой ежедневного насилия над бедными детьми, которые разрывались между высокооплачиваемыми бассейнами, музыкальными школами, теннисом и компьютерными играми. А репетиторы, извините, берут за час больше тыщи рублей, за тот же самый английский, чтобы в школе моему чаду двойку не поставили, и за сочинение не меньше, это же надо найти и скачать его из интернета. Что тут бесплатного, не понимаю. И главное, что это за образование.Когда вот так пораскинешь мозгами, вот и становится понятным, откуда столько быдла кругом. Пока есть спрос на него, будет и предложение. Я так вот это предложение еще двадцать лет назад почувствовала, когда не выбрасывала , а складывала в книжный шкаф школьные учебники своих пацанов, для внуков, а после вузов горы купленной литературы тоже всегда оставались на полках под рукой, мало ли что, говорила я себе, буду сама детей своих учить, разберусь и в физике и в химии, были бы книги.А теперь интернет, тут даже если захочешь, то дураком не останешься, была бы семья, где могут всегда подсказать, где что искать. Бизнесом заниматься дипломы как раз не нужны, тут смелость необходима рисковать с законом. Тут совершенно другие качества нужны, авантюризм и хватка, все остальное на биржах и в справочниках, не ленись только.Вот-вот, плачем, что лишимся истязателей за государственные деньги для своих детей, что патриотизмом не поперхнемся и любовью к Родине, не изойдем в сентиментальном созерцании древних философов и европейских истуканов исчерпавшей себя науки, что просто вспомним иногда, оторвавшись от иллюзий знания, что есть море и земля на планете, а мы на ней еще живые люди.Зацвела сирень.


Зацвела сирень.

Идешь с полными сумками из соседнего "Перекрестка", а она из какой-нибудь затхлой подворотни за глубокой аркой каменного колодца в дизайне помоечных бачков и собачьих экскрементов ошарашит тебя нежной чистотой благоухания, так что забудешь про свою ношу, про свою сытую жизнь на предпоследнем этаже зассанной черной лестницы, и будешь стоять, вдыхая, потому что ничего такого у тебя там наверху нет.
По-настоящему городской житель, в самых непритязательных местах, раньше всех других не устает она радовать питерцев своими набухающими по весне первыми почками, разрастается, совершенно лишенная должного ухода, и к майской солнечной дате Дня города преображает его сиреневыми волнами левитановских пейзажей и одуряющими запахами соцветий, оживляя отвыкших за зиму от природного буйства, замурованных холодом в свои старые квартиры людей, и каждый раз напоминая им о существовании природы.
А день для города уже уходил в ночь холодным и дождливым, за чашкой горячего чая думалось, что не отменили ни карнавального шествия по Невскому проспекту, ни открытия фонтанов в Петродворце, ни балета в раковине нижнего парка. И лежа под теплым одеялом, с каким удовольствием смотришь на лазерное шоу, на переливы подсветок дворца и фонтанов и на сверкающие гроздья салюта в темном небе, чем-то напоминающие сирень, которой любовалась все утро.


И вдохнуть красоту мира.

Были мы и рабами на галерах, и бурлаками на Волге, Герасимами и Осипами, пока волны французских революций не накатили на Россию, заставив монархию вначале отменить крепостное право, а потом и совсем отказаться от престола, чтобы освобожденный от плуга крестьянин превратился в эксплуатируемого пролетария на ленских рудниках и в кузбасских копях, принадлежащих все тем же неуемно предприимчивым немцам и французам.Манифесты Маркса приподняли голову не одного солдата, изъеденного окопными вшами, чтобы он смог понять, кто действительно его враг, и по слогам прочитать это еще непонятное, но сладкое слово "свобода". И тот же солдат встал потом на защиту этого слова, и, уверившись в своей силе, победил непонятного врага, планы и цели которого Россия вот уже 65 лет продолжает изучать и осмысливать.С каким энтузиазмом принялся народ-победитель восстанавливать разрушенную войной землю, ютясь в общежитиях, донашивая солдатские фуфайки, но продолжая мечтать и строить на ней счастливое общество равных возможностей и благосостояния каждого. Эти эмоции выливались в красивые задорные песни, эйфория свободы толкала на теперь уже на трудовые и творческие подвиги, а наконец была официально констатирована полная и окончательная победа развитого социализма, чтобы потом одним махом перечеркнуть достигнутое, даже не попытаться его осмыслить.Что было потом, все знают. Это время еще не в прошлом, оно скользит по действительности липкой демагогией все той же свободы, превращая народ во все тех же рабов на галерах, во все тех же крепостных и прислугу, с куриной узостью мозгов убежденных в собственном непотребстве и быдлячестве, отказавшихся похоже навсегда от мятежной своей истории и разучившихся мечтать. И нет сегодня для них тех воодушевляющих на борьбу манифестов, чтобы поднять эти поникшие головы и вдохнуть в них красоту мира, которого они не видят и который не берегут, одни обреченные на раболепство перед самонародившимися господами за миску похлебки и рабочий бесплатный комбинезон, другие на вечную погоню за прибылью. Образ денег любой ценой застил им некогда близкое и доступное понятие "свобода".


Я пришел дать вам волю.

Как у нас любят всяких шарлатанов. И как легко ими становятся здесь у нас в России, в стране, где кроме как на высшие силы и надеяться больше не на кого. Как слаб дух народа, населяющего бескрайнюю тундру, замшелую тайгу, ледниковые колымские сопки, мерцающие топи и болота средней полосы перед их необъятностью и непроходимостью. Но еще слабее чувствует себя сердечко, попадая в дебри городских цивилизации, оказавшись один на один с информационным драконом СМИ и бесчисленными ловушками религиозных, алкогольных и наркофанатиков, наперебой старающихся увести человечка из реальности в мир иррациональный. Но кто-то самый чувствительный уже ощутил на себе подземельное дыхание этой рациональности, и даже успел разочароваться в ней.В такие мгновения, чтобы не прерывать эйфорическое состояние не участвующей в финансовом дележе маргинально удаленной части общества, условно назовем народа, необходимо время от времени подбрасывать ему для поднятия ослабевающего духа неких таинственных личностей, типа Распутина, Жириновского, Кашперовского, Грабового, как живых и здравствующих на фоне стирающихся из памяти Иисусов и Сталиных.И как кстати, будто специально приурочено, сегодня вышел на свободу Григорий Грабовой после отсидки за мошенничество. Вышел и тут же растворился, не успев засветиться в миражах телекамер и репортажей, загодя оповестивших, что Мессия направляется в Междуреченск воскресить погибших шахтеров на "Распадской". Это вам не какой-нибудь крестодержавец Патриарх всея Руси, обременный золотой короной и сверкающими одеждами, который завтра тут же на площади будет размахивать кадилом перед заплаканными лицами родственников, собравшимися на разрешенный по такому случаю властями митинг, призывая смириться, эта персона в простом пермском рубище прямо с корабля на бал обратит на себя больше внимания своей безапелляционностью, сказал - сделал, только денежку подстели, и не скупись, а то чудо не случится. Ну да, только прикинуть, сколько у народа в Междуреченске сейчас денег на руках, только от Путина каждый по миллиону получил, а что с ними делать, с этими деньгами, не знают, пить будут, а тут он, "Я пришел дать вам волю". И ведь поверят, отдадут и успокоятся, потому что это великое чудо психологии духа отдать все до последнего и поверить в несбыточное.


Шок перевернутого сознания.

Не могу поверить, что время победных рапортов, съездовских программ с планированием великого будущего, непоколебимой уверенности народа в мудрой политике партии закончилось навсегда и началась полоса черных пророчеств и вполне логичных предчувствий державного развала на фоне преуспевающих торгашей и спекулянтов, почему-то называющих свое криминальное ремесло бизнесом.Не могу понять смысл ужасов экологических страшилок, угроз ядерного распространения, социальной деградации населения и демографических провалов на фоне меняющегося цвета национальной окраски перенаселенных городов и райских островных кущей миллиардеров. Но зато зримо представляется вселенская астероидная атака и расширяющиеся черные дыры апокалипсиса, смерчи и наводнения, поглощающие Землю бездонной пучиной космического пространства, обезличенного и непрекращающегося, равно угрожающего как черным, так и белым, как богатым, так и бедным.Какими мелкими и смешными выглядят с этой стороны все наши помыслы о свободе, о всеобщем благе, и казалось бы справедливое возмущение тех, кому этих благ почему-то не хватило. Россия вновь платит дань нахлынувшим на неё теперь уже с запада кочевникам, но видно, что этим набегам не будет конца, и обескровленная и разграбленная, а когда-то богатейшая и непобедимая, содрогаясь от насмешек и унижения, почти готовая встать на колени, еще лелеет в тайниках обнаженной для осквернения души надежду на избавление. Часть суши под названием Россия снова ждет и жаждет перемен в направленном движении, но не на выравнивание благополучия каждого гражданина, а на шок перевернутого сознания ощутить беспомощность разобщенных между собой индивидуумов, шок от хаоса ценностей, преодолеть который теперь уже вряд ли кому-то удастся. Эта воспалившаяся отдаленная окраина, нещадно эксплуатируемая центром, грозит распространить свой мятежный вирус на благополучную Европу, и наверное нет средства, чтобы остановить это распространение, кроме как отсечь больной орган, кроме как раздробить ее на самостоятельные, но совершенно беспомощные образования, предназначенные только для выполнения немногих функций по деторождению, начальному обучению и основной специализации, характеризующей данный промышленный или сельскохозяйственный регион, и подрисовать это будущее ожиданием техногенных катастроф, нехваткой ресурсов и неотвратимостью собственной гибели, чтобы не рисковать вложениями и собственностью, раз и навсегда отбить у нее желание объединяться и диктовать свои условия. Но единство усилий, к которому стремится Россия, восстанавливая свое былое влияние, на этот раз слишком рыхлое и ненадежное, обращенное не в будущее, а в прошлое, оно растекается по древу все теми же напыщенными словами партийных отчетов и рапортов, в которых давно потеряна мысль о единстве, а царит мысль о господстве.


Поэты не умирают.

Умер Андрей Вознесенский. В России поэты либо погибают, либо умирают, если не успели убежать, как Евтушенко в Америку. Такое впечатление, что это какие-то сорняки на огороде и от них стараются избавиться любым способом. Всем остальным, непоэтам, разрешается только констатировать, да, умер, а когда жил, спросил бы кто, писал стихи до последнего, а о чем писал, и кто его слышал, и кто понимал, почему он до сих пишет, а не умер, чем он до сих пор дышит, и дышит ли тут вообще кто-нибудь.
Не тот огород, где бы дичок-самоучка смог бы расправить свои корни и дождаться своих плодов, чтобы удивить всех необычностью, непохожестью своей среди этих вокруг насаженных, высеянных парниковых, во всем предсказуемых гибридов поэзии. Такие всегда в анти-мирах, в зонах, в анти-литературе для того, чтобы только обнародовать факт их смерти.
А слышал ли кто, что родился поэт, и живет, не затюканный редакторами и цензурой, не затоптанный завистниками и графоманами, не растленный богемой приспособленцев, воспевающих своих кормильцев, и не ушедший в дебри внутренних само и сопереживаний по поводу своих собственных неудач.
Только у постели умирающего страна узнает о своих гениях, в первый и последний раз прикоснувшись к этой великой природной загадке, чтобы ощутить пульс творчества и передать его дальше.
Но поэты не умирают, как не умирает обожженная войнами земля, при любых обстоятельствах обязанная хранить тайну возрождения и роста, как не умирает в людях надежда, как нельзя остановить развитие и жизнь, взрощенную на руках любви и признания
Мы все были ими. Или даже не ими, мы просто были. Бабушка рассказывала о дедушке, о человеке в военной форме, с которым она поездила во всему СССР и нажила четверых детей. Трое были похожими на бабушку, а младший на него, рыженький в канапушечках, светящихся на солнце, с такой же светящейся застенчивой улыбкой, каким я его помню на фотографиях.Росли мы с ним вместе, с разницей всего на три года, как брат и сестра, и теснее это дружбы было трудно себе представить. Русским был он. А мы все пошли в бабушку, надменные, капризные, мнительные. Мне не давалась математика, особенно с дробями, и как у него хватало терпения пересчитывать все действия в столбик, показывать, что кроме способности нужно еще и внимание. Задачки объяснять ему похоже нравилось больше всего, тогда он рисовал линию из пункта А в пункт Б или две трубы, из которых льется вода в бассейн. Я все равно ничего не понимала, но аккуратно переписывала все действия.А его аккуратности можно было только завидовать. Как он наглаживал единственную свою белую сорочку на танцы и просил меня закатать рукава со строгим числом перегибов. Потом он стал мне разрешать ее гладить, а я старалась из всех сил оправдать такое доверие. Он был прост, как вся наша жизнь в деревне. Он любил землю, а земля растила в нем силу и доброту. А земля теплым паром поднимала его, лишенного детства в военное лихолетье, и наполняла здоровьем, роняя в него семена благородства и чистоты.Русским был он, поступавший на математический факультет два года, и не получив общежития, ютившийся у знакомых на раскладушке. Русским, потому что женился на девушке, а мог и не жениться, которая забеременела от него до свадьбы, и учил своих сыновей так же кропотливо, как и меня.Он мог видеть наши женские растерянные от невзгод лица и только одним своим присутствием умиротворял обстановку, уходя обычно на кухню, чтобы сварить борщ и усадить всех за одним столом, чтобы снова искать наши ошибки в действиях, и сосредоточить наше внимание.Он чертил конструкции первых спутников и паял платы электронных установок, а когда в стране все рухнуло, пошел укладывать асфальт на дорогах, потому что только там еще требовались люди.Он любил и жалел нас всех, а мы не могли ему уже помочь, и когда его не стало, нет, мы не осиротели, мы поняли, как надо жить. И смогли понять, что же это такое, русские.


Мы должны всегда с чем-то соглашаться.

Мы должны всегда с чем-то соглашаться. С тем, что родители не оставили тебе приличного состояния, и ты вынужден искать работу, чтобы себя прокормить, и что работы, которая могла бы тебя прокормить, нет, и ты вынужден соглашаться на то, что есть. Соглашаться с тем, что от все тех же родителей ты не унаследовал высокий рост и привлекательную внешность, чтобы не испытывать никаких комплексов перед дылдами, которым с тобой просто неудобно ходить и показывать тебя своим подругам, с тем, что ты ты носишь очки и туг на уши, но все делаешь для того, чтобы никто этого не заметил. Тебе стыдно признаться, что ты никогда не был в Париже, и вообще, нигде не был, даже в Москве, а футбол тебя не интересует. Тебе не обидно, что в компании тебя считают замкнутым, скучным человеком, углубленным в политику, к тому же, ты мало пьешь, и никто не знает твоего дня рождения. У тебя нет нужных знакомых, и ты не мастер на все руки. Ты никогда не задавался вопросом, зачем ты живешь, и ничего не делал, чтобы жить лучше. Ты даже не завидуешь тем, у кого все это есть, и не веришь, когда видишь, что кто-то пытается тебя развести. Но ты не конформист и не приспособленец, не оратор и не искатель справедливости. Ты ничьи не подрываешь устои, ты никому не опасен, у тебя нет врагов, но и нет друзей, ты все делаешь сам, и ни от кого не зависишь. И это тебе все завидуют, что ты не разрываешься на части, не льстишь и не лезешь из кожи, не доказываешь правоту и не требуешь внимания. Но ты никому никогда не откроешь своей тайны, что ты все-таки не согласен.


Традиционность.

Шла по дороге беременная женщина, безлюдная сельская дорога, по обе стороны поля засеянные ровными делянками, деревце невдалеке хилое, а рядом с ним указатель выцветший, куда идти и сколько до туда осталось километров. Видимо, собиралась женщина рожать, потому и шла в ближайшую больницу, чтобы все было по-человечески, а не где придется.
Присела она в тенечке передохнуть. Может, думает, автобус подберет, ему уже пора выйти по расписанию, она-то пораньше вышла пройтись по утру, ходить надо ей больше. Прочитала, что написано на указателе, но видит, что этот указатель на одном честном слове держится, вот-вот сорвется с единственного гвоздя, а другой согнутый проржавел и в другую сторону смотрит. Встала она, разогнула гвоздь и повесила указатель параллельно дороге, а тут и автобус подошел. Уехала она.
Сынок у нее оказывается родился. Вырос, и так надо, что пошел по той же дороге, что и мать его когда-то, и у того же дерева остановился, дерево к тому времени уже большое выросло, и видит то же самое, что указатель на одном винтике держится и в другую сторону показывает. Нашел он выпавший болт, чем-то привинтить покрепче, и уехал на попутке, так как торопился, жена у него в городе рожала.
И у сынка сынок родился. Машину купил, стали в деревню родную на своих колесах ездить. Дерево, то что у дороги, тоже зря времени не теряло, леском разрослось, а указатель новый поставили, забетонировали.
Идет как-то уже правнук той женщины по той же дороге с друзьями на рыбалку, или с рыбалки наоборот, и в леске этом останавливаются, ну вот место такое притягивающее. Смотрят, а указатель тот забетонированный совсем сполз от ветра, раскрошился, и болты вывалились. Взяли мальчишки проволоку, или веревку брошенную какую, и прикрепили через дырки к постаменту. А колосья на полях всю эту историю с указателем наблюдали и всякий раз недоумевали, зачем нужен этот указатель, если дорога сама приведет, куда надо. Но вот такая традиция была у людей, указатели вешать, чтобы знал человек заранее, сколько ему километров по жизни осталось и в какую сторону идти.


Производительность труда.

Как к этому Грызлову подступиться, не знаю, но хорошо помню, как меня резануло слово "производительность труда" в его выступлении не так давно, в начале мая, на какой-то там инновационной беседе наших вперед смотрящих со своими соотечественниками. Ну и пришлось обратиться к словарям, чтобы встряхнуть это давно забытое словосочетание, означающее количество продукта, произведенное за определенный промежуток времени, за 8-ми часовой рабочий день, например:

И что-то меня толкнуло подсознательно, так это же формула прибыли наших олигархов! А с другой стороны, думаю, что известная марксова формула прибавочной стоимости, основанная на двойственном характере труда, его производственной стоимости, то есть во сколько этот товар обошелся самому предпринимателю, и умения продать этот товар на рынке, то есть его действительная цена, составляющая прибыль. И чем большее осуществлялось с моей стороны "вгрызание" в тему производительности, тем яснее для меня становилась объявленная "модернизация". Если для Маркса труд наемных рабочих был создателем стоимости товара, и предприниматель манипулировал только временем, заставляя рабочих работать по 14 часов, а сам в это время следил за биржевым курсом акций, то теперь Грызлов, наш уважаемый думовец и партиец, пытается натянуть этот дырявый гандон либерального консерватизма на заработную плату наемного ученого, пытаясь таким образом купить за гроши уже не его физическую силу, а умственные способности, которые тот вынужден продавать, чтобы обеспечить себя и свою семью.Но надо сказать еще, что вот эта злополучная двойственность труда шла еще дальше, так как дело касалось и труда по организации производства, менеджерских и консалтинговых услуг, вплоть до равноправного партнерства. Он так лихо обогащал Маркса и разъяснял всем истинную природу "великого поворота на модернизацию", что совсем забыл про свои же изданные законы о свободе предпринимательства, и о тех рыночных принципах и конкурентности, положенных в основу этих непререкаемых экономических ценностей. Главным в представлениях "великого теоретика" Грызлова оставалось дальнейшее обогащение все тех же миллиардеров, но на этот раз за счет ума и смекалки народа, о единстве которого он так печется в стенах своей партии и своей Думы, что никак не может себе представить, что среди ученых тоже могут быть индивидуальные предприниматели, желающие продать свои изобретения как можно дороже, чтобы не горбатиться на дядю, даже ради процветания любимой Родины. И почему-то не покидает уверенность, что Грызлова никто из них в штат своих сотрудников не возьмет, только поэтому, не говоря уже о возрасте, когда человеку просто пора уже на заслуженный отдых.


Альтернативы этому глобализму нет.

Нас этот глобализм видимо не коснулся еще, а в антиглобализме мы ничего не смыслим, чтобы его поддерживать. Для нас сложно даже в нем разобраться, и тем более, поверить, что какие-то африканские деятели, которые впервые грамоту учили в наших университетах, способны к таким абстракциям в мировом масштабе, а мы только и можем, что запомнить число 31 и сами не знаем, для чего оно нам. Кто будет спорить, что антиглобализм - это не политическое движение. Никто. Причем движение в мировом масштабе. Есть у нас что-то подобное хотя бы в масштабе страны. Нет ничего подобного, даже намека. А кто будет возражать против этих выводов, что оно, это политическое движение,, против концентрации богатства в руках транснациональных корпораций и отдельных государств, против доминирования глобальных торгово-правительственных организаций (Всемирного банка, Международного валютного фонда, Организации экономического сотрудничества и развития, Всемирной торговой организации и т.п.). Никто.Тут мы как бы и не против, особенно не против ВТО. Хотя и понимаем, что с нашей территорией было бы стыдно просить покушать у кого-либо. А ведь этим антиглобалистам все 10-12 лет от роду, и появились они во Франции. Это они потребовали всего 0,1 % от финансовых прибылей направлять на борьбу с бедностью в страны третьего мира. Это они потребовали списания долгов развивающимся странам.А «Движение безземельных» в Бразилии, а «Женское движение» в Канаде, фермеров крестьянской организации Karnathaka» в Индии, а международный форум альтернатив в Бельгии.Просто рука не поднимается взять и все это перечеркнуть, есть тут и смысл и правота, и ничего не попишешь, и рот не закроешь. Так и хочется сравнить с лозунгом давно забытым, "пролетарии всех стран, объединяйтесь!", или хотя бы делайте все, чтобы о вас помнили и знали, о бедных, о неимущих, о тех, кого нещадно эксплуатируют, и держат на голодном пайке.А суть конфликта даже не этом, а в том, что есть люди, которые уже либо отчетливо видят альтернативу этим глобальным организациям, либо не видят уже от этих всемирных идолов ничего хорошего для мира в целом. Мир разделен опять на два лагеря, на страны "золотого миллиарда" и страны "третьего мира". И не потому, что так получилось, а потому, что так выгодно кому-то, чтобы бедные оставались бедными, а богатые богатели за счет них.Но в том-то и дело, что никакой альтернативы этому глобализму нет, и все понимают прекрасно, что мир катится в пропасть, но скорость набрана, а тормоза не работают. Вот и демонстируется "танец смерти" в виде шокирующих леворадикалистских карнавалов и гей-парадов, и ровно ни на что не рассчитывающих пророчеств.Им-то уже ничего не поможет, а вот для россиян можно было бы и задуматься и поправить проторенную колею капитализма, а не перенимать все достоинства и недостатки оптом, с тем, чтобы обогнуть и миновать ямы и язвы современного противостояния.Пока еще можно их все перечислить, это и несоразмерный разрыв в доходах, надвигающийся разрыв в образовании, общественно опасный уровень здоровья и медицинской помощи для необеспеченных, условия проживания и трудоустройства для работников низкой квалификации. А на культурном поприще - стандартизация умов за счет массовой молодежной поп-политики. Иделогия гламурного либерализма со странами сырьевых придатков.Анти ничего не предлагают, а только просят чего-нибудь придумать, чтобы остановить это совместное движение к смерти. Не надо обвинять их в утопизме, в анархизме, они видят намного дальше, и то, что они видят, придет гораздо быстрее, чем нам всем кажется. Катастрофа.

Это только кажется, что ты свободен.

На свете так много счастливых людей, что мне даже стыдно за свою несчастливость. Понятие счастья меняется от времени, в любой промежуток приходишь к выводу, что могло быть и хуже. Сколько я таких "хуже" у себя насчитала, три четыре, а могло быть и больше. Сколько чего в одном месте прибавится, столько же в другом месте убудет, говорят, но мне кажется, что нет этого счастливого равномерного распределения, а накопление в одном месте всего того, что заставляет человека бежать оттуда без оглядки, с тем, чтобы в другом месте увидеть ту же неравномерность, но когда бежать уже некуда. Потому что просто уйти или прийти куда-нибудь на чужое место, значит, потерять те преимущества, которые дает долгожительство на одном месте, где начинает мало помалу что-то уравновешиваться и меняться, поэтому уезжать нет смысла, так как неизвестно, какой поворот обернется там, куда ты приехал.Это только кажется, что ты свободен и можешь перемещаться в любую сторону, на самом деле, не все там рады тебе, куда ты хочешь, и чаще приходится говорить спасибо за то, что на прежнем месте тебе казалось само собой разумеющимся.Сложная это вещь, перемещение. Это как все сначала начать, а жизни-то не остается, и все равно чужаком считают, потому что помнят, как ты приехал. Чтобы оторваться от своего. большой повод нужен, и так, чтобы всем было понятно, почему.Даже эти путешествия и гостиницы со всеми удобствами утомляют своим однообразием, в то время как дома ты такого однообразия не чувствуешь, а только несоответствие, с которым все еще не хочешь мириться.


А ведь капитализм не победим.

А ведь капитализм не победим. Если, конечно, он у нас получится, если это и есть то, в конечном счете, ради чего все это затеяно с приватизацией, с реформами, с вертикалью, и даже с модернизацией и Сколково. Тут много таких, кто грозится терпением народа, что начнутся погромы, как в Киргизии, отделение субъектов, распад федерации, однопартийность, авторитарность. Какой бы стороной мы эту постройку не повернули, собственническая сущность ее не изменится, одни имеют все, а все остальные - ничего. И нас они не боятся. Демократические ли принципы или либеральные, договорные, или всеобщая мобилизация на гражданское строительство, на голубую мечту человечества или на божье провидение, принцип остается неизменным - прибыль, ресурсы, милитаризм.
Можно даже сказать, что выхода у нас не было тогда в 90-е годы, и выбора не было. Экстенсивно или интенсивно нам дальше существовать на огромной территории и продолжать делать вид, что мы ее охраняем или содержим еще один огромный класс военщины наряду с чиновничеством и госаппаратом.
Время пришло. А время великих революций ушло, да и были ли они. особенно в России, где не то чтобы толковой монархии, а даже феодально-крепостнического государства толком не было, а все еще пребывал родовой строй общинного владения землей с церковно-городским обособившимся управлением, чтобы на смену ему могла прийти предприимчивая буржуазия, многопартийный парламентаризм и президентское правление.
Русская революция в 17 году только продолжила эти общинные традиции и расчистила место для капитализма, но так и ничего построить не успела из-за войны и сталинской диктатуры, в необходимости которой были уверены все те идеологи, кто прекрасно лавировал на патриотизме и светлом будущем для несчастного народа.
Время пришло, хотим мы того или не хотим, с нами уже никто церемониться не будет, теперь деньги решают все. Только не надо обобщать и писать на заборах лозунги про модернизацию, в которой должны быть заинтересованы прежде всего новоявленные бизнесмены, желающие получать прибыли и прибыли. А самый главный бизнесмен, государство, на деньги народа строит сегодня Сколково, чтобы собрать в одном месте способную молодежь и выжать из нее проекты, которые можно будет продавать по всему миру, оставляя авторам зарплату, ни в какое сравнение не идущую с размерами выгод и преимуществ, которые получат владельцы этой компании.
Капитализм еще ни в одной стране не свергнут и не сгнил, а только крепнет и совершенствуется, ускоряется и развивается, и что удивительно, нет ему альтернатив, а только слабые протесты с требованием хоть какой-то справедливости и взывание к совести. А по другому уже нельзя, ибо порожден он самой человеческой природой и объективной закономерностью смены форм существования.


Депрессия.

Давно я к этой теме подбираюсь. Но так, чтобы там где-то рыться в справочниках или статьи медицинские читать, это и каждый может, если нужда будет. А вот ты попробуй эту депрессию сконструируй на себе и в нове, и на симптомах, далеких от физиологии и психологии, на таком социальном уровне, когда это не болезнь вовсе, и касается не тебя одного, а состояние целого общества, зараженного и обездвиженного всякими политическими вливаниями.
И все начиналось вроде бы как с благими намерениями и совестливыми объяснениями, что народ должен знать правду. Информированность, вначале как потребность, потом как конституционная правовая обязанность, используется уже как способ управления людьми, благодаря техническим средствам передачи информации. Раньше, когда всего этого не было, телевидения, интернета, народ на площадях собирался, получал дозу в речевом варианте, в лучшем случае, в бумажном, в виде листовок и прокламаций, воззваний всяческих, чтобы тут же записаться добровольцем и прямо с площади пойти на войну, защищать отечество.
Сейчас эту дозу патриотизма можно получить не выходя из дома. Другое дело, что уже никакого патриотизма от народа не требуется, и никто к нему больше не обращается, ни с трибун, ни с телевизоров, а надо наоборот, чтобы он тихо сидел и не рыпался. Надо его забросать таким количеством и по качеству определенной информацией и дезинформацией, чтобы он отваливался бы от интернета подобно насосавшейся пиявке, и непременно насосавшийся крови, и чем больше этой крови и жестокости будет там где-то, в шахтах, в подводных лодках, в школах, на дорогах, тем больше уверенности, что он, народ, свою потребность в этой крови удовлетворил, и за справедливостью больше уже никуда не полезет.
Перебор информационный регулировать сложно, но можно, если подавать информацию по линии увеличения конфликтности и количества трупов, когда от простого "жертв нет", до полумиллиона жертв землетрясения на Гаити, сообщение, что где-то в Киргизии 100 человек погибло, это уже никого не всколыхнет. У людей начинает работать внутренний счетчик последовательности жертвоприношений, когда тихо, все понимают, что еще не пятница.
Депрессирует нас объем, он просто закатывает нас в камеру консервной банки, под асфальт, он на уровне сигнальной системы Павлова заставляет нас скапливаться у экранов и мониторов в ожидании каждодневной порции депрессантов-наркотиков, не расставаться с ноутбуками, мобильниками и наушниками и ждать. И когда оно наконец наступает, это очередное кровопролитие, то вместе с оргазмом угнетенное человечище испытывает настоящее удовлетворение, что на этот раз судьба его обошла стороной, и сегодня он остался дома, вместо того, чтобы поехать в метро на работу.
Сказать, что таким образом правительство имеет свой народ, это еще ничего не сказать, а вот то, что оно ответственно за периодичность живодерни, и в ней по существу заинтересовано, и что любое драматическое представление всегда подразумевает деление на сценаристов и зрителей, это означает только половину, потому что вся трагедия состоит в том, а кто актеры в этих спектаклях, чтобы умудряться депрессировать нас так одним только интересом.


Жестокая гуманность.

Второй день обсуждаем в семье кастрацию своего четвероногого любимца Касьяна. Двадцать минут в ветеринарной амбулатории и Кося лишился своего достоинства, а я 1000 рублей и спокойной совести. Не покидает ощущение неправомерности такой операции не просто по отношению к обыкновенному коту, которых тысячи гибнут зимой в подвалах и на чердаках, голодают и беспризорничают на помойках, болеют, и своим непотребным видом вызывают у большинства людей сострадание, подвигая некоторых на безвозмездную гуманитарную кормежку и какой ни есть ежедневный присмотр, а покусились на саму природу. Сутки кот отлеживался от анестезии, пытался вставать, ходил шатаясь и под себя, но в основном лежал пластом на полу, лишь кончиком хвоста давал нам понять, что жив и как-нибудь выберется. Показалось, что как-то сдал его голос, записклявил, зажалобил слабо и беспомощно, а когда наконец кот пошел, то не было уже в его походке той спеси горделивой, той независимости и уверенности в своей кошачьей красоте и половом приоритете. Касьяныч снова стал маленьким, вспомнил свои игрушки, уже было заброшенные за ненадобностью, начал прятаться под столами и стульями, а было наоборот, когда тарзанил по стенам и занавескам, эквилибристом спускался по балконному козырьку и рычал, каждый раз напоминая нам всем о своих уважаемых сородичах, о блестящих черным лаком пантерах, их горящих желтых в отблесках глазах, об их гибкости и грациозности. У Коси начал проявляться комплекс неполноценности, он уже не требовал, а просил, униженно и трусливо, не огрызался на излишнюю нашу нежность, скорее ждал от нас этой жалости в чувстве вины за нашу подлость, которую мы над ним совершили, и которую иначе, как эгоизмом, не назовешь. Вместе с Косей менялись и мы. Появилось такое бесконечное философское оправдывание, плоский юмор со слезами и снисходительно обязывающее отношение, вместо равноправного партнерского взаимопонимания и даже противостояния. Наша жестокость все-таки была гуманной, мы лишили его того, о чем он не знал, а он потерял то, чего он не имел, поэтому переживать ему было не о чем. Переживали мы.


Великий стимул к жизни.

Когда женщине говорят, что она красивая, в первые пять минут она больше ни о чем думать не может, она обязательно повернет зеркало, чтобы убедиться в этом, зыркнет на свое отражение в проезжающей мимо машине или в стекле витрины, достанет из сумочки пудреницу и уберет со лба совсем не случайно упавший завиток, и совершенно в другом уже настроении выслушает вас. Если же ей так и не скажут, что она сегодня хорошо выглядит, когда все ее утренние старания были на это и направлены, она тем более до конца рабочего дня не выпустит из рук зеркало, пытаясь понять границы своих недоработок с коллегами и со своим лицом, которое уже больше не выдерживает этого ежедневного внимания к себе. В чем заключается для нее эта красота? Прежде всего, в цвете лица, оно не должно соответствовать ее возрасту, быть серым, землистым, с синюшными впадинами под глазами, с угревой сыпью, волосками над губой, с веками, опухшими от вчерашнего алкоголя, и глазами, подолгу останавливающимися то на одном предмете, то на другом. Она прекрасно знает, сколько ей лет, но очень надеется, что этого не знают другие, но хотя бы один раз она спросила бы себя однажды, зачем ей это надо, скрывать свой возраст. Чего она так боится, чего не хочет терять, и на что все-таки рассчитывает, пытаясь обмануть окружающих. И нет, это не загадка, это диагноз непонятного никому и даже ей, неизлечимого заболевания, которое останется с ней до конца жизни. Даже одежда для женщины не так важна, как лицо, скорее всего, она предпочтет ходить голой, или прикрываться слегка чем-нибудь прозрачным, если бы это было нормой, как в африканских странах, с пучком соломы на бедре, кольцом в ноздре. Но представим себе обратное, проведем такой мысленный эксперимент, что все женщины перестали краситься, а просто, ходят чистые, скромные, аккуратно приглаженные и причесанные. Каким бледным и скучным окажется мир вокруг нас, лишенный этого каждодневного творческого подвижничества, этих героических усилий в борьбе с природой, в сражении с временем, в состязании с соперницами, без этого великого стимула к жизни, красота которой не отделима от ее сути.


Конституции пишутся не властью, а всем просвещенным человечеством.

Когда жизнь человека окончательно обесценится, люди, что сейчас сидят дома и смотрят по телевизору марши несогласных, пойдут на площадь, чтобы подороже отдать свои жизни за общее дело. Да и сейчас их не это останавливает, никто с нашей жизнью особенно не считался, а что нет высокой идеи. Подумаешь, Конституция, ее кто хотел, тот и делал, а коммунисты так вообще в упор не видели, никто и не знал, что есть такой Основной закон государства, который определяет и политику и экономику , и что должен быть кто-то, кто бы эти законы, что там написаны, преподносил бы как истину в последней инстанции, понимая не-обходимость и не-случайность каждой статьи, выстраданной временем и героями, которые шли на казнь во имя этих законов.Не вина людей, что Конституция превращена в простую тоненькую брошюрку, продаваемую в уличных газетных киосках, а не в икону, обрамленную святостью и величием для вечного почитания и преклонения. В такую рамку у нас Христос окровавленный обрамлен на кресте мученика, не закон, а метафизический идол у нас превыше всего, и все бесценные слова с пронумероваными страницами, как священную реликвию завещают на все времена. Муки одного этого героя ценятся так высоко, как не ценятся жизни миллионов погибших в войнах и в мирное время, будто неповторимо геройство его, и как мизерны смерти рабов его в сравнении с жертвой господина. Никогда ни один рясечник не произнес ни одного слова в защиту Конституции, не призвал своих прихожан исполнять свои законы так, как они исполняют законы немого идола, будто не писаны они никогда, и нет их вообще в государстве нашем.Не часто упоминается Конституция в речах и воззваниях наших президентов, никто из них ни разу не призвал граждан, в том числе и самих себя, к неукоснительному ее соблюдению и уважению, а судьи, которые поставлены на страже конституционности увольняются один за другим, не в силах нести груз противоречий законов всех остальных и прямого игнорирования основного. И тем не менее находятся люди, которые не устают напоминать властям о существовании Конституции, о существовании Закона о Свободе: о свободе передвижения, о свободе митингов, о свободе мнений, о свободе совести, о свободе избирать и быть избранным, о сменяемости власти в надежде, что новая власть будет иначе относится к своим гражданам.Если власти разгоняют марши несогласных, но вновь и вновь эти марши идут по площадям, и люди хотят, чтобы их наконец услышали, так чего же проще, если не сесть и не разобраться, и объяснить людям, по каким улицам им надо ходить, какие лозунги надо нести, чтобы у власти не было повода запрещать и наказывать, устранить раз и навсегда двойственное понимание предоставленных свобод, с тем чтобы не было этих несогласий.Но все дело в том, что Конституции пишутся не властью, а всем просвещенным человечеством, где права и свободы граждан пишутся и понимаются так, как они изложены в документе, и иных трактовок не требуется.


Власть портит человека.

Власть портит человека. Был у меня маленький коллективчик, а попросту, сборище кого попало, совершенно случайные люди, а еще проще - бездельники. Не скажу специфику, а только свои умозаключения по поводу этой моей власти над ними. Власть прежде всего хозяйственная, организующая на какую-то общественно-полезную работу, потому как человечество давно уже разделено на зрителей и тех, кто этим зрителям сценарии пишет и воплощает на сцене великого театра под названием жизнь. Банально, но заметно, такую траекторию ощущаем, телевидение, естественно, фильмы, в которых все что-то осматривают вокруг, путешествуют по всяким городам и странам, на тех, кто готовит и тех, кто поглощает это варево.
Большими усилиями мне все-таки удалось превратить моих зрителей в непосредственных актеров. Где собственным примером, покажешь, как это делается, где просьбой и логикой необходимости убедить, что надо что-то сделать, даже интересом не гнушалась и платила, но так, что все понимали, я без них никуда и они мне большое одолжение оказывают. А когда что-то получалось, то трудно скрываемая радость и общее удовлетворение просто на крыльях всех приподнимали, усиливая собственную их значимость и нужность для кого-то.

Никто из них на мою власть не покушался до времени, пока тлел пофигизм в каждом, и такая демонстрация непричастности ко всему, что тут происходит, пока кто-то не увидел, какие я получаю преимущества от своей руководящей роли в виде полного понимания и беспрекословного подчинения, и публичного уважения, как первого лица, с которым уже не просто соглашаются, а ждут определенных решений. Я такие завистливые настроения разводила своим напускным равнодушием к славе и лидерству, которые уже были непререкаемыми, и даже часть своих полномочий иногда передавала другим, выбирая по их отношению, более менее заинтересованных в порядке, что опять-таки возвращалось ко мне в виде наличия группы поддержки, и каждый это видел и чувствовал.

Сломить и сместить меня было трудно, но однажды это случилось. Нет, все мои подопечные и приближенные даже подумать такое не могли, и не боялись вовсе, а со свойственной зрителям удаленностью не претендовали. Опасность пришла извне от малознакомого человека, которого я пропустила и не охватила своим вниманием, уверенная в своей недосягаемости, а у него еще не сложился стереотип поведения в этом коллективе, и мнение свое он видимо привык иметь более независимое, чем то, которое имели здесь все остальные. Это уже потом, анализируя, разбиралась в причинах обострения отношений. Тот, кто их обострил, не знал, зачем мы все здесь и что мы делаем, а только возмутился по поводу ролей.

Все бы оставалось на своих местах, и мне надо было просто сделать вид, что ничего не произошло, но не для меня. Потому что я не увидела солидарности со мной в глазах других, и того, что все они уже давно перестали быть простыми зрителями, а только и ждали малейшего движения, чтобы выйти из тени и самим превратиться в лидеров. Я должна была либо уступить, чтобы остаться в коллективе, либо уйти и обречь себя на одиночество, сделать себе хуже. Но не тут то было. Я их возненавидела, хотя ничего плохого они мне не сделали. Всю тайную силу своей мести направила на них. Не мытьем, так катаньем, говорят.

Властолюбие опасно, оно разрушает прежде всего самого лидера, а общество, не меняя ведомой роли, но уже не способное породить и принять другого лидера, распадается.