Был ли...

Спать еще рано, хожу,
Что-то пытаюсь писать,
Ночь, одиночество, жуть,
Где-то слышны голоса.

Вроде мороз небольшой,
Тонкие корочки льда,
Снег на закате прошел,
Розовый цвет раскидал.

Вдоль побережья - песок,
Мокрый, декабрьский пляж,
Был ли, расстаял, как сон,
Августа теплый мираж.

Был ли горячий июль?
Волн колыбельная лень
Память тревожит мою
В зимней простуженной мгле.

Где-то слышны голоса,
Летних восторженных встреч,
Я закрываю глаза,
Хочется что-то прилечь.

Был ли тот день молодой,
Силы и легкости шарм,
Страсти и радости зной,
Прежде, чем старость пришла?

На даче.

Трещат дрова в забытой печке,
На даче в Репино торчу,
Декабрь моросит под вечер
Глобальной оттепелью чувств.

Предновогодние гирлянды,
Подарки, елки, толкотня,
Все где-то за окном веранды,
В коротких отголосках дня.

Лесная ночь в плаще просторном
Скользит меж лапами ветвей
И дышит состояньем сонным
В щели рассохшихся дверей.

Звук непривычный насторожит,
Тягучей каплей зазвенит,
Окликнет эхом непохожим,
Шутливой прихотью зимы

Залив в космической пустыне
Еще упрямо держит лед,
Как будто знает, что остынет,
Что холод все равно придет.

А утром мой знакомый берег,
Уравновешенность храня,
Без нервотрепок и истерик
Разбудит вежливо меня.

Геном страха.

Еще в утробе, не родился,
Еще не понял, что к чему,
Но тень угрозы, мера риска
Уже доступны и ему.

Боимся холода и боли,
Защиты ищем, от всего,
Важнее нет дрожащей роли
Лелеять собственный живот.

Зачатый в кризисах и крахе
Благих, заоблачных потуг,
Геном наследственного страха
Всех проверяет на испуг.

Предупредили, не поверил,
Не поплевал через плечо,
Пошел? Погнали, чтобы первым
Узнал и горечь и просчет.

Рожден опасностью и лестью
Диктат спасительных речей,
Владеть и править интересней,
Чем уклоняться от мечей.

Сопротивляться - бесполезно,
Кричать на площади - смешно,
Что делать? Оставаться трезвым,
И ждать. Все будет хорошо.

Я столбенею в этой вечности.

Декабрь.

Когда секунды стынут в полночи,
Гудят простужено "Икары",
И красный крест на "Скорой помощи"
Увозит умирать декабрь,

Непобежденный, но развенчанный,
Сольется с блеклой киноварью,
Я столбенею в этой вечности,
Свечи огарок, выгораю.

Зима в предутрии полощет космами,
Январь послушный перины стелет,
Рассветный ветер нежданным гостем,
"Скворцы, - мне шепчет, - прилетели".


Апрель.

Нежный, ласковый апрель,
Хочешь верь, или не верь,
Но в тебя я влюбена,
В ночи лунные без сна,
В восхищенье, в удивленье,
В колдовстве твоем - весна!

Хмурит тучка день погожий,
Дождь накрапывает с ветром,
Через час развеять может
Мрачный день потоком света,
Озарит волной лучистой
Зототистых верб сережки,
У сирени первый листик
Освежит весенний дождик,

Сколько звуков в небе вешнем!
Птичьи стаи у реки.
Голубок с голубкой вежлив,
Может, чуточку ревнив.

Нежный, ласковый апрель,
Стань мне другом и поверь,
Мне не сладить с этой бурей,
Что зовут любовью люди,
Мне не справится одной,
Помоги, апрель, друг мой!


Март.

На нас нагрянула теплынь,
А будто робко, крохотно
Тяжелый ливень снег пилил,
Громами небо охало,

И март, откинув паранджу,
Разъяснился улыбкою,
Я первым скворушкой хожу
По черным талям зыбким,

И правлю старое гнездо
В карагачевой роще,
Весеннего ручья излом -
Весны знакомый росчерк.

И леса чувственная дрожь,
И воздух солнцем вспоян,
Подснежника внезапно нож,
И пласт лежалый вспорот.

И смех, и бодрости прилив,
Стихов лови рожденье,
На нас нагрянула теплынь,
Как звон, как наважденье!


Осеннее.

В осени есть поразительно тонко,
Каждой травинкой и каждым листком,
Напоминанье и жизненной кромке,
Что происходит обычно потом,

Птицы, волнуясь, готовы к полету,
Поле остыло в дождливом венце,
Ветер бродячий тревогой измотан,
Что там за кадром, что там в конце?

Сроки последние, зимние месяцы,
Утром проснемся, бело за окном,
Только по-прежнему яркое грезится
Непреходящим мечтательным сном.

В осени есть удивительно милое
Чувство согласья, покорность во всем,
Тщетность возврата чего-нибудь силою,
Мы же такое в себе не несем.

Мудрость природы - понять бесполезность
Всех наших слезно бунтующих тем,
Впрочем, всегда остается надежда
Сроки найти и последней черте.


Степь.

Солнце присело на край небосвода,
Ночь и прохладу устало стречая,
Черных грачей необъятная свора
Сразу полнеба затмила печалью,

Желтых колючек острые иглы
Рдели на солнце, дрожа и играя,
Ветер промчался по теням их длинным,
В теплый песок семена осыпая.

Степь уходила далью пугливой,
В синем тумане скрывая дороги,
Где-то луна осторожно парила,
Чтоб не обжечь непривычные ноги.

Кажется, все настороженно тихо
Пряталось, отдыху день уступая,
Словно предвидя опасности лихо,
Словно последствия все понимая.

Но, будто парус, белело в бездонье
Девичье платье романтики первой,
Первой надеждой и первой любовью,
Не замечая ни игл, ни терний.


Садилось солнце.

Садилось солнце, будто на глазах,
Стекало жарким угольком за горы,
И ближе, ближе подбирался страх,
Что там, за тем сиреневым забором?

Последний лучик небо полоснул,
Седое, розовое, глобусное небо,
Застыл на миг, растаял на весу,
И умер, будто вовсе не был.


Этюд.

Капали слезы
Светлым весенним прозреньем,
Плакали розы
В ревности, злобе, сомненьях,
Не было возле
Любви, красоты, удивленья,
Были лишь позы
Зависти, лести, смиренья.

Было тупое, бычье,
С виду еще
Человеческое обличье,
Было привычной, личное,
Общее схематичное,
Плакали розы,
Капали слезы.


Вчера.

Вчера такое солнце было!
Лед на газонце растопило,
Воды в сумятице наплыва
Хватило б на сто лет полива!

Я осторожно обходила
Ручей широкий и ретивый,
Боясь набрать себе в ботинок,
Такая, знаете, картина.

Таксист природу уважал
И аккуратно объезжал,
Кому-то в чем-то подражал,
А ручеек к реке бежал.

Она, оттаявшая, нежная,
Ему объятия безбрежные
Простерла, принимая вешние
Слезинки -капельки подснежные.

Она взбухала и вздыхала,
Она как будто отдыхала,
Она как будто день пахала
И километры отмахала,

И прикорнула полежать,
Не стала ветру запрещать,
А он подул, и будто вспять,
Сегодня снег пошел опять.


Ух, какое нынче лето!

Ух, какое нынче лето!
Лето, будто с того света,
Я расплавиться могу,
Разжижаются предметы,
Нагреваются куплеты,
Не про то и не про это,
Ни полслова, ни гу-гу!


Осень.

Осень, осень, осень дорогая,
Ты такая нынче золотая,
Мне с тобой расстаться велено,
Дерзостью моей и временем,

Осень, превратившаяся в стаю,
Журавлем последним улетаю,
Костерком последним догораю,
Ты такая нынче золотая!


Пробуждение.

Как радовалась дню,
Который все светлее, чем ближе к марту,
Становился долгим,
Как ветра неожиданные вздохи
Казались теплым, нежным дуновеньем
В колючих розгах северной метели,
Какие белые, подобные соцветьям яблонь,
Снежинки в сад летели,
А куст сирени, будто вдруг проснувшись,
Оживленно дрогнул!

Каким тяжелым, бесконечным грузом
Слой снеговой лежал
На тихом, кротком поле,
Непостижимою казалась мысль,
Что солнце может растопить громаду,
На жесткий, старый снег
Последний, мягкий падал,
Ну почему он не кричал,
А чуть заметно морщился от боли?

То было первое,
Наполненное грустью пробужденье,
Весенний, робкий,
Но счастливый всплеск,
И снова заугюмел в праве недоверья
Коченевший лес,
В столетней древесине
Храня тот день великого рожденья!


Ведь там весна!

Ведь там весна! Откройте окна,
Смотрите, пламень изумрудный
Нам расточает буйный тополь
В пространстве ветренно-простудном.

Дышите новым пробужденьем,
Искритесь слезным торжеством,
Из вечной сутолоки денной
Бегите в блажь и баловство!

Весной любовь - такое чудо!
Как страсть, как сон, как доброту,
Ее похватишь. как простуду,
И потеряешь, как мечту.


Осенние деньки.

Осенние деньки, и солнечно и сухо,
Прогретая земля щедротами полна,
И каждый день случайного досуга
Зовет и тянет на простор она.

Пусть это будет лес с извилистой дорогой,
С ландшафтом у реки нетронутых глубин,
Пусть - степь с каймой синеющих отрогов,
Пусть - океан, со всех сторон , один.

И ты везде услышишь эту осень,
Шуршит листва, и запахи шуршат,
Туманом дышит водяная проседь,
И как-то так, спокойно, не спеша.

Природа учит нас не суетиться,
И не менять на мелочи покой,
И как-то так, с достоинством смириться,
Не расставаясь навсегда с мечтой.

Нет гибели, есть смена возрождений,
Закономерность жизни в череде
Простых и гениальных озарений,
И в нас, и в окружающей среде.

Частицы мы огромного пространства,
Зависимы, подвластны, конъюктурны,
Но все равно, взволнованно и страстно
Всему возводим памятные урны.

Что из детства помню...

Что из детства помню я такое,
Что не забывается, и вновь
Мной переживается спокойно,
А теперь и в виде этих строф?

Бабушка работала в артели,
И производили там вино,
Виноградом полные телеги
Наблюдала я через окно.

Своего еще не посадили,
Да и было некому сажать,
Дед с войны уже лежал в могиле,
Ни отца не видела, ни мать.

Начинался день довольно просто,
Завтрак нам никто не подавал,
Хлеб - за печкой, почему-то черствый,
И в колодце во дворе - вода.

И нельзя сказать, чтобы привыкли,
Мы не знали ничего почти
О еде, питательной и сытной,
Ели то, что удалось найти.

Приходила к бабушке я часто,
Постою при входе у ворот,
Посмотрю, как сок стекает красный
Из-под пресса в сладкий желобок.

Но не пить, ни есть мне не хотелось,
Интересно было наблюдать,
Гроздьев удивительную спелость,
И чужого изобилья благодать.

Кем она работала, бабуля,
Я не знаю, но однажды мне
Налила из желобка в кастрюлю,
И сказала, если хочешь, пей.

И сказала, подводя к корзинам,
Если хочешь, то бери и ешь,
Повела по речке этой винной
В бочечный непроходимый лес.

Это я сегодня понимаю,
Что платили мало всем тогда,
Урожай последний отнимали
И везли, никто не знал, куда

И никто не спрашивал о внуках,
Никогда не возникал вопрос,
Было ли еще чего-нибудь покушать
Кроме этих виноградных лоз.

***

И помню, он распался вскоре
Весь этот цех по производству вин,
И пустоту цементных территорий
Загромоздил чесальный шум машин.

Овечью шерсть вначале разбирают
Вручную от колючек и дерьма,
Машинным гребнем мягко выстилают
Для валенок, для фетра, для сукна.

Прессуют, варят, что-то добавляют,
По-моему, известный купорос,
Горячим на колодку надевают,
Рифленой скалкой оббивая ворс.

Шерсть уплотняется, садится
При сушке на живом огне,
Незаменимой обувью сгодится
В морозы деревенской бедноте.

Мой отчим тоже валенки катал,
Текли к нему со всей округи
Заказы, не скупясь похвал,
И утвердился - золотые руки.

Но больше всех запомнился мне дом,
Который он построил вместе с мамой,
Фундамент низковат, но комнаты зато
По правилам строительного плана.

Терраса, коридор и две двери,
На кухню - прямо, справа - для гостей
Большая комната, и спальня впереди,
И окна для соседских новостей.

Из ничего. Булыжник привозили
С карьера, что стоял невдалеке,
Песок и глину на худой кобыле
В золотоносной черпали реке.

А вместо кирпича - станок саманный,
Замес с осокой пополам,
И оставались, зарастая ямы,
Свое богатство подарив домам.

Лес был тогда большой проблемой,
Пиленых балок было недостать,
Рубили тополя, и с временной заменой
Лет простоять они могли до ста.

Дом каждый отличался крышей,
Камыш вязали дратвой у конька,
Потом пришел ему на смену шифер,
И черепичный бум, наверняка.

А начинали с крохотной времянки,
Где глиною облепленный каркас
Учил теплом протопленной лежанки
Навыку строительному нас.

Я сегодня это вспоминаю,
Воспитав двоих своих детей,
Вижу, понимаю и не знаю,
Что же им запомнится теперь?

Почему сажали за стихи?

Почему сажали за стихи,
Кто-нибудь пытался объяснить?

Не за то, что складно изложил,
Что врагов своих не ублажил.

Потому что рядом встать посмел
С теми, кто гранитный постамент

Возводил на площади Свобод,
Отдаляя от себя народ.

Кто читал открыто в микрофон,
Отогнать пытаясь страшный сон,

Поклонений бессловесный мрак,
И насилью предвещая крах.

Кто посмел сравниться и воспрять,
И себя заставить уважать,

Чувств огонь пытался усмирить,
И себя бесстрастно обвинить,

Что не находились те слова,
Чтобы к справедливости воззвать,

Уличить в преступности убийц,
Не склоняться перед ними ниц,

Не боясь ни ссылок, ни казарм,
Что пришел на площадь и сказал.

Женские стихи.

Ты уезжаешь.

Ты уезжаешь,
Мне оставляешь
Письма,
Сны оставляешь,
Сам уезжаешь,
Письма!
Строки, что коды,
Долгие годы,
Письма!
Нет, не пиши мне
Длинные письма,
Слышишь,
Ты увези меня
В город тот зимний,
Слышишь.


Не прогоню.

Не прогоню,
Не рассержусь,
В улыбке горечи не скрою,
И Василисой обернусь,
Веселой, ласковой, простою.

Пальто поймаю на лету,
И помогу распутать узел,
И вновь поставлю на плиту
Давно уж перегретый ужин,

Согрею кофе поутру,
Оставлю денег на похмелье
И в ту лягушечью кору
Запрячусь со своим весельем.


Твои причуды.

Твои причуды-коники
Меня смешат до одури,
Какие там поклонники,
Обшарпанные морды,

А ты спокойный, розовый,
И чуточку растерян,
Глазами, словно розгами
Истерзан и истелен.

И вздохами, и ахами
Обласкан и облапан,
А мне любовь, что - плаха,
Отрублено, и плакать.


Открылась дверь.

Открылась дверь, и снова не ко мне.
Напрасно жду твоих шагов несмелых,
Слепому в горсти не несут камней,
А милостыню брать твою не смею.

Себе и сыну кашу пополам,
Он во дворе нашел себе подружку,
Они в семью играют, в пап и мам,
А кто мою, мою семью нарушил?


Вас нет.

Вас нет, и мне не по себе,
Оторванный кусок и траур поминальный,
Шальные ветры гулом по стене,
А в доме стук и топот комунальный.

Мне, к слову, очень повезло,
Бумага, книги, на дверях задвижка,
Кому-то даже делаю назло,
Он ждал, а я к нему не вышла.

Я просто так, за кухонным столом,
Глаза в глаза с тревогой-невидимкой,
Едим и спим, торопимся, встаем
И по углам сметаем паутинки.


Я была с тобой.

Я была с тобой девчонкой, 
Несчастливых десять лет назад отбросив,
Я смеялась ни чему-то, ни о чем-то,
Я смеялась очень много, очень просто.

Осень в диком танце закружила листопадом,
Я разбуженно кружилась вместе с ним,
Не шептала я, не надо, ох, не надо,
А просила, оставай до весны.


Ты не пришел.

Ты не пришел, а я ждала,
Я так упорно ждать умею,
Я начинаю ждать с утра,
И незаметно вечерею.

С утра готовлю одеянье,
Меняю платье и белье,
Как будто новой свиданье
Есть вознесение мое.


Всколыхнулось что-то.

Всколыхнулось что-то давнее
От твоих тяжелых слов,
Те далекие свидания,
Та далекая любовь.

Задрожали теплой влагою
На глазах воспоминания,
И застыли над бумагою
Неоткрытые признания.


Не жди звонка.

Не жди звонка, звонить не буду,
Не думай, чтобы мне сказать,
Помой вчерашнюю посуду
И завались пораньше спать.

Проснись и бодрым, и веселым,
И чай поставить не забудь,
Иди в пальто демисезонном
И отработай как-нибудь.


Не сон ли.

Не сон ли, я кому-то нравлюсь,
Допустим, в скобках, просто так,
Вдруг стать причиной жестких правил,
За даму опустить пятак.

Сойти с автобуса помочь ей,
Беседой легкой оживить
Еще такое непорочное
Взаимодействие любви.

Увидеть стыд, и не заметить,
Увидеть ложь, но не понять,
И в незначительном ответе
Что-то такое передать.


2000 году.

Извини, что на стол не накрою,
Без гостей, без друзей, без вина,
Лишь тревогой тебя удостою,
Ничего я тебе не должна.

Каждый раз ты врываешься в душу,
То дитя, то жених, то отец,
Не уверенный в том, что не нужен,
Но хвастлив оттого, что ты есть.

Не свяжу ни единой надежды,
Не прощу, не поверю, не дам,
От излишних эмоций удержат
Нечувствительности года.

Но, прикрывшись ненужной игрою,
Я не стану себе вредить,
Позвони, побегу и открою,
И скажу, не спеши уходить.


Завершу.

Завершу свою поэму,
Как обычно, разошлись,
Обоюдно, беспроблемно,
Такова, наверно, жизнь.

Не у всех она такая,
И такая не всегда,
Это я иду по краю,
И другим дарю себя.

Это я всегда прощаю,
Это я всегда люблю,
Это я всегда спасаю
И погибнуть не даю.

Мне себя не переделать,
Одинокая, как столб,
Остолбительная дева
На отстолбнике пустом.

Мазохистское упрямство
На распутье, и назло,
А моя дорога - прямо,
Без зигзагов и узлов.


Океан.

В океане слов ты нашел стихи
И принес их мне, приоткрыв себя,
Я читаю в них о тебе, прости,
То, что понял ты, я хочу понять.

В океане лиц я тебя нашла,
Уловив едва чуть заметный след,
В тесноте тревог, где живет душа,
Чтобы код любви ей послать в ответ.

В океане тьмы заалела нить
Наших добрых глаз, наших теплых рук,
Значит, можно плыть, значит, надо жить,
Даже если темно вокруг.


Постижение.

Я учусь у тебя молчанью,
Когда слов наплывающий холод
Превращает мечту в отчаянье,
Немоту - в нависающий млот.

Я учусь у тебя терпенью
Забывать, забывая время,
И терять, не твердя о потерянном,
Убеждать, ни во что не веря.

Я учу тебя откровенью,
Обжигающему, как пламя,
Я учу тебя совпаденью
Между чувствами и словами,

Чтобы глаз твоих излученье,
Вырываясь из заточенья,
Оборачивалось восхожденьем
К нескончаемому постиженью!


В библиотеке.

Мне к молчанью не привыкнуть,
Пробирает мозги жуть,
Подожди, хотелось крикнуть,
Я ведь тоже ухожу.

Ты пойдешь по коридору,
Номерок отдашь вахтеру,
Молча плащ наденешь синий,
Ах, какой ты в нем красивый!

Подожди, сейчас я, быстро,
Догоню тебя у входа,
Ночь из белого батиста,
Мы с тобою - пароходы.

Превращусь в колдунью, фею,
Уведу в волшебный замок,
Нет, наверно не успею,
Не пойду, останусь в зале.


Но без тебя.

Ты мне сказал тогда, пиши,
И дал напутствие поэту,
Как будто ты давно решил
Оставить чувства без ответа,

Как будто ты искал слова,
А находил одни призывы,
Как будто рано открывать
Еще неясные порывы.

И я поверила, стихам,
Им отдавалось предпочтенье,
Но без тебя пустым был храм,
И не являлось вдохновенье.

Поэт не может не любить,
Горячей рифмой ощущая
Бессмысленность сердечных битв,
Но трусам бегства не прощая.


Игра. Песня.

Я поняла твою игру,
Я поняла,
И я тебе в ней помогу,
Любовь не зла.
Когда от женщины одной
Идешь к другой,
То рисковать, увы,
Приходиться собой.

Я вознесу тебя,
Как ты меня вознес,
На пьедестал из темноты,
И морем роз,
Когда кого-то ищем мы,
Пришла беда,
Застывшей памятью зимы
И сердцем льда.

Я разведу
Костер любви на берегу,
Чтобы согреть и растопить
Твою беду,
Найду огонь твоей души
В застенках лжи,
А если, нет, тогда скажи,
Зачем же жить.


Перекресток.

Снег крутил на перекрестке,
В ворот куталась зима,
Полночь маленького роста
Траспорт едущий ждала.

И пургою занесенный
Переход уже молчал,
Светофор глазами сонно
Еле-еле отвечал.

Как же ты, моя родная,
Очутилась здесь одна,
От кого-то убегая,
Задержалась допоздна,

Не смогла договориться,
Дверью хлопнула, ушла,
Чтобы все, что не случится,
Независимо решать.

Ты стояла, он подъехал,
Дверцу тихо приоткрыл,
И холодный вихрь снега
За колесами крутил.


Я помню.

Что день, то ветер злой и долгий
Метет в саду опавший лист,
Седые вихри у дороги
Воронкой пыльной поднялись.

Я помню тот апрельский вечер,
Когда холодная заря
Гасила жар недолгой встречи,
А ночь скрывала до утра.

Следы объятий незаконных,
И вкус разбившихся надежд,
И непонятную покорность,
И беззащитности рубеж.

Когда осеннее ненастье
В тревожном сердце не унять,
Я помню, близко было счастье,
Но не смогла его поймать.


Ужин.

Ночь.Телефон и безлюдье,
Улиц испуганный вакуум,
Месяц приносит на блюде
Ужин печальным собакам.

Странности гулкое шествие,
Скрип открываемой двери,
Ты в дедероном шелесте,
С привкусом старой мадеры.


Ты приходишь.

Ты приходишь, потому что знаешь,
Жду тебя, жду одного тебя,
Где-то в полночь тенью ускользаешь,
Не любя.

Я не буду провожать к подъезду,
За прикрытой дверью постою,
Уроню слезу в немую бездну.
Я люблю.

А потом я буду на подушках
Целовать щемящее тепло,
Ты уходишь, потому что нужно,
Для кого?


Дождусь.

Каким-то ты придешь ко мне,
Дождусь тебя, увидишь, что дождусь,
Быть может, шторка задрожит в окне,
Не радуясь весеннему теплу,

А я все окна настежь отворю,
Дождем пусть льются радостные слезы,
Какой обед тебе я наварю,
И наконец пойму, что ты - серьезно.

И не замечу снежной седины,
Согбенных плеч и медленной походки,
И той весне, что нас соединить
Придет, поставлю литр водки!


Живу воспоминаньями.

Живу воспоминаньями, и тихо
Проходят молодости дни,
Не странно, а до боли дико
Себя счастливой называть, иль мнить,

И говорить, что все по-прежнему, не вышла,
Да что там не хочу, хочу,
О нем, о том, давно уже не слышно,
А я все вспоминаю и грущу.

И жду, а в окна осень постучала ливнями,
И ни волнений, ни тоски, ни слез,
А если б кто-то роз, последних, в инее
Вдруг принес?


"Я пришла к тебе с мороза"

Убаюкала береза,
Расхмельненная весна,
Я пришла к тебе с мороза,
Потихонечку вошла,

И на стол живое сердце
Положила не спеша,
Не успела отгреться
Разобщенная душа.

Над окраинной избушкой
Журавли стрелой промчались,
Подхватили мою душу,
Унесли в глухую чащу,

Ты глаза мои при свете
Хорошенько рассмотри,
В голубиной той беседе
Громогласно заори,

Ты взорвись, ты львом ощерься,
Ты протяжно заскули,
И в меня в порыве мщенья
Моим сердцем запульни.

Я уйду в прозрачный сумрак,
Растворюсь в ручье весеннем,
С головою в омут сунусь,
Отзвеню в твоем веселье.

Укачает сонной песней
Заокольная береза,
Так наверно интересней:
"Я пришла к тебе с мороза".


Не веришь.

Не веришь, что тебя любила,
Не веришь, что могла любить,
Мне и самой не верится, что было,
И как могло такое и не быть.

Как говорится, спала пелена,
Я вижу все свои грехи и плюсы,
О боже, что тогда плела,
И как ты мог тогда такое слушать!

Язык, увы, и вправду без костей,
И разум женщин редко посещает,
Придя же, мстит, но только лишь затем,
Что сам себя воздвигнув, умервщляет.


Со мной вам было...

Со мной вам было всем легко,
Могли зайти в любую пору,
Хоть давний друг, или никто,
Я всех вас помню.

Не надо было объяснять
Причины странного визита,
И стол готовы, и кровать,
И до утра, и все забыто.

Вы словно беженцы оттуда
В мое убежище покой
Брели искать, и было трудно
Мне мысли не понять простой.

Вы благодарностью не рделись,
И в том же пребывая сне,
Из жаркой суеты постели
В холодный уходили снег.

Чтоб задержаться у калитки,
Махнуть молчанию окна,
Ведь говорят, что счастья слитки
Нам открываются со дна.


Не буду думать.

Не буду думать о тебе, не буду думать,
Не буду вспоминать. запоминать,
И те дороги наши обойду я,
Чтобы друг другу на пути не встать.

Уйду в работу, лекции, зачеты,
И встречи новые, и новые друзья,
Но все недавнее всплывает слишком четко,
И так непросто зачеркнуть, изъять.


Нерешительность.

Мне любить мешает возраст,
Не усталость, не морщины,
А стыдливость тайной просьбы
Стать желанной для мужчины.

Мне любить мешает тяжесть
Лет минувших за плечами,
Ты поверь мне, я все та же,
С теми давними мечтами.

Это годы ожиданий
Нерешительности нашей,
Это вечность между нами
Вдвое делает нас старше.

Я, конечно, не унижусь,
На колени ты не встанешь,
Обратим шутя в капризы
Легкомысленную старость,

Позвони случайно в праздник,
Гостем объявись нежданным,
Ближе, нет, честнее разве,
И добрей друг к другу станем.


Боюсь.

Нарушил все мое блаженство,
Приду ищу тебя повсюду,
Невыразительного жеста
Боюсь, не перебить б посуду.

Вот ты войдешь,
Случайно встречу,
Смежимся взглядом,  натолкнусь,
Иль пробегу и не замечу,
Не улыбнусь, не обернусь,

И ты подумаешь - невежа,
Бог знает, что еще придет
Тебе на ум, и все что прежде
Меж нами было, пропадет.


Нынче март.

Нынче март скупой и непогожий,
В душу ранью мартовской не лезь,
Знаю, ты совсем, совсем хороший,
Ты кристальный весь.

Только что-то злится непогода,
Вьюжит не весенним, не земным,
Застывает, леденеет гордость,
И ничем ее не заменить.


Прости.

Я знаю, ты помнишь и лес, и палатку,
И сонную прелесть реки,
Я нежность твою принимала, как плату
За то, что мы так далеки.

И ласк тех обычных огромную тяжесть
Несу до сих пор, как вчера,
Ты изменился, улыбка все та же,
Да те же стоят вечера.

Себя ты клянешь за минутную слабость,
Стыдишься своей простоты,
Увлекся какой-то стареющей бабой,
А я виновата, прости.

Прости, что тебе показалось,
То были березки стройны,
Не я, а русалка купалась
В серебряных струях луны.

Прости, что родник не зарыли,
И спуск к нему темен и крут,
И лодку случайно забыли.
И долго за ней не придут.

Прости, что пластинку крутили,
На танцах, немодный  фокстрот,
Над нами тогда пошутили,
Но шуткой, что помню весь год.


Ты не придешь.

Ты не придешь, тебя я не увижу,
Мне будет грустно целый день одной,
А день сегодня будто чем обижен,
Вот-вот заплачет скукой дождевой.

Я буду думать, памятью тревожа
Ушедших дней прощальное тепло,
Сосновый лес и странную возможность
Уйти в себя от общества, от слов.

Купанье, лодка на озерной глади,
И тихий свет глубокой тишины,
Твое весло с метафорами ладит,
И разум с сердцем ладить бы должны,

Но что-то есть иное между ними,
Задумчивость, тревога, нерешенность,
Быть может, сами по себе они иные,
Кто знает истину, тот знает обнаженной.

Но есть ли смысл в этих откровеньях,
И что нам в исповедях, тонущих во тьме,
Я просто помню наше воскресенье,
Ты, если можешь, помни обо мне.


Корни.

Ты все поймешь, как только тронешь
Озноб моих горячих рук,
Откроешь тайну страстных мук
В моей расслабленной ладони.

Увидишь губ зовущий смех
И глаз такое удивленье,
Что улетучатся сомненья,
Я жажду сладостных утех!

Веди, послушна и покорна,
Сдаюсь, ты наконец-то прав,
Сильнее всех духовных трав
Биологические корни.

Пусть век проблемами кричит,
Пусть войны миру угрожают,
А я хочу, чтоб мы лежали
Вот так, в объятиях ночи.

У ног пусть ангелы поют,
И голубки у изголовья,
И бесконечною любовью
Хвалу природе воздают!


Почему.

Ты умеешь любить,
И наверно огромно и нежно,
И наверно по-царски,
Катая любовниц в карете,
И наверно по-русски, возвышенно и мятежно,
Почему только мне
Посчастливилось это заметить?

Ты прости, если что-то
Невпопад я сказала,
И обидела, вовсе
Не желая обидеть,
Ты умеешь прощать,
И об этом я знала,
Растворюсь в доброте твоей,
Словно капля в лавине.

Научусь доброте твоей
Для тебя, захочу
Быть такой же, как ты,
И любимой, и нужной,
Почему только мне
Это зарево чувств,
Это сгусток души
Нескончаемо голову кружит?


Спасибо.

Я хочу сказать тебе спасибо
За твои веселые глаза,
В них и доброта твоя, и сила,
Не благодарить мне их нельзя.

Ты без маски, весь ты на ладони,
Хмур иль добр, знаю, почему,
Скуп в рассказах о себе, о доме,
Но и я допросов не чиню.

Мне милы порой твои ошибки,
И на них обиду не храню,
Лишь одной достаточно улыбки,
Чтоб опять увериться - люблю.

Босоногих стайки - по апрелю,
В маках, в сказках, в синяках крутых,
Ты - из сказки, бесконечно верю
В красоту несбывшейся мечты.


Бежать.

Как бы ты меня не убеждал,
Что не любишь, что нашел другую,
Что из писем строчки не читал,
Не любить, не помнить не могу я.

Рассудаю ежечасно, ежедневно,
Не нужна, случайность, эпизод,
Только где-то в закоулке нервном
Теплится микронное, придет.

Как бы мне поверить в эту малость,
Усомниться в правоте твоей,
Но, пожалуй, легче бы не стало,
Если бы не стало тяжелей.

Как хочу тебя возненавидеть,
И бежать, бежать, бежать скорей.
От тоски, от одиночества, обиды,
От нечеловечности твоей.


Парус.

Обещала себе, обещала друзьям,
Что когда-нибудь, бренность земную отбросив,
Я в красивых стихах поднимусь к небесам,
Чтобы вечность вдохнуть в прибалтийскую осень.

Уходило тепло сквозь холодный песок,
Догорал утомленный, обугленный август,
На пустом берегу, распластавшийся сох
Одинокий, мятежный, кем-то брошенный парус.

Он уже не мечтал раствориться вдали
И сразиться с волной, восходящей над ним,
Он лежал, созерцая осенние дни,
Словно понял, что счастья ему не найти.

Я, в красивый наряд облачась, подошла,
Полыхнула густой киноварью рябин,
И огнем золотого дождя обожгла,
И шепнула ему, ты теперь не один.

И наполнился парус любви дуновеньем,
И скользнул по волнам, трепеща и играя,
Наслаждась последним свои воскресеньем,
И все дальше и дальше от меня убегая.

На пустом берегу, на холодном ветру
Я осталась одна и обугленный август,
Облетевшей березкой замерзаю и жду
Мой алеющий в море, бунтующий парус.


Космическое.

Виток космической спирали
Помог нам  встретиться в пути,
По одиночке мы искали
Того, что вместе не найти.

На разных, сплющенных орбитах
Носило нас по кольцевой,
Но доставалось все в избытке
Тебе, идущему за мной.

Ты, богом избранный изгнанник,
Взрывал слепую колею,
И достигал, не постигая
Огонь созвездий на краю.

А я мерцала отрешенно,
Стараясь скорость не терять,
Чтоб не отстать, не быть сожженной,
И чтобы снова встречи ждать.


Дом.

Я долго строила наш дом,
Из листьев и песка, из веточек рябины,
Скрепляла стены ветром и дождем,
И нежностью осенней паутины.

Из снега получались купола,
А льдинки луж торчали вместо стекол,
И свет берез сочился до утра
Сквозь мартовский, еще холодный шепот.

Весной цветами украшала дом,
А летом птицы в гости прилетали,
И песнями все будоража в нем,
В венок любви стихи мои сплетали.

Мой дом тогда стоял на берегу,
У кромки волны, пенясь, набегали,
И предлагали вовсе не игру,
Они мою судьбу предугадали.

Пришла волна и смыла этот дом,
И с морем щепки весело деля,
Сказала мне, там не было его,
Ты строила одна.


Я однажды приду.

Я однажды приду
На холодный, заброшенный берег,
И тебя не увижу
На песке у знакомых берез,
Я еще не пойму,
Я еще не представлю потерю,
Посижу и решу,
Что наверно попозже придешь.

А когда оборвется
Нить последней надежды,
И внутри затрубит,
Оглашая рыданьями, рог,
Ты шагнешь мне навстречу,
Освещаемый солнцем, как прежде,
Одинокий и сильный,
Никем не разгаданный бог.

И теперь уже нет
Ничего для тебя невозможного,
С нами все, что скрывалось
И тлело так долго в мечтах,
Нежеланные тени
Еще неушедшего прошлого
Исчезают, в твоих
Растворяясь горячих лучах.

Я приду, чтоб согреться
В объятьях твоих несгораемых,
Ты всегда меня ждал,
И теперь, как тогда, меня ждешь,
В этих звуках мяча,
И восторженных криках играющих,
Освещаемый солнцем,
И солнцу навстречу идешь.


Опять сначала?

Опять сначала?Нет, теперь уж - все,
Когда-то, где-то надо ставить точку,
И раз и навсегда понять, что не везет,
Ни за наличные и ни в рассрочку.

Да, тудно отвыкать от чувств, от слов,
И забывать нюансы и мгновенья,
Но, знай, что не было такого ничего,
Что можно вспоминать без сожаленья.

Какая расточительность годов!
Какая сила в маленькой надежде!
Инерционность, суматоха слов,
И просто - бытовая неизбежность.

Но каждый раз, сжигая все мосты,
Казалось бы, себя на гибель обрекая,
Я достигаю новой высоты,
Ни в чем и никогда других не упрекая!


Вспоминай меня, вспоминай.

На исходе двухтысячный год,
Мир устал от тревог и брожений,
Ты устал от тревог и забот,
Но я знаю, зовут тебя Женей.

У тебя голубые глаза,
Чуть с припухлостью детские губы,
Ты сказал, что теперь мы друзья,
Ну а вдруг мы случайно полюбим?

Ну а вдруг, подхватив удила,
Понесемся в упряжке желаний,
Первой быть я тогда не смогла,
Несмотря на обвал обожаний.

И конечно, я помню звонок,
Дань какой-то торжественной дате,
И ты тоже первым не смог,
Не посмел, не решился, не кстати.

А теперь ты уехал в Китай,
А вернешься, другое столетье,
Вспоминай меня. вспоминай
Мелким почерком на конверте.


Только чуда по-прежнему хочется.

Я хочу, чтоб свершилось чудо.
Чтобы ты в новогоднюю ночь
Вдруг явился ко мне ниоткуда,
Наконец-то желая помочь.

Ты ушел тогда непонятно,
Заторможенный чем-то странным,
Перепуганный многократно
Продолжительностью романной.

Но теперь все уже закончилось,
Испытанья мои и трудности,
Только чуда по-прежнему хочется,
В застоявшейся этой мудрости.

Превратиться из Золушки в фею,
Улыбнуться тебе в реверансе,
И шагнуть, от восторга хмелея,
В нашем первом, единственном вальсе.

Нам романтики не хватило,
Продержаться для чувств высоких,
И любовь за себя отомстила,
Нам, надломленным, одиноким.

Знаешь, я тебя понимаю,
Но прощаться с тобой не буду,
Об одном тебя умоляю,
Приезжай, подари мне чудо.

Рубаи.

В искусстве притягательна свобода,
На смелость и талант не иссякает мода,
Придя в музей, мы только успеваем,
Увы, смотреть на рот экскурсовода.

Вот говорим, что плохо нам живется,
Все новости прослушать удается,
О всем и обо всех, а для себя
Ни времени, ни сил не остается.

Инструкцией сменили мы природу,
Вначале объяснить пытаемся народу,
Но чтоб ребенка плавать научить,
Достаточно всего лишь бросить в воду.

Обязанный влюблять.

Проснусь, пойду, обязанный влюблять,
Не интернетских личностей безликих,
Но на кого возможно повлиять
Всем списком превосходностей элитных.

Костюм, не слишком дорогой,
Привычный жест, улыбка и походка,
Все это называется игрой,
Которой увлекаются охотно.

Слежу за всем, молчу и говорю,
Что говорю, и это очень важно,
Уже не раз проверенным вверну,
Забуду, то психологи подскажут.

Расписано в секундах, в мелочах,
И цвет, и вкус, и запах не случайный,
Рукопожатье, разворот плеча,
И то, что видят, но не замечают.

Обязанный влюблять - профессия такая,
Семью замками спрятана от масс,
Чтобы народ, харизмой увлекаем,
На чувствах принимал, не возникая, власть.

Проснусь, пойду, я тоже поразмыслю,
Чем я могу тебя очаровать,
И от твоей влюбленности зависну,
Забыв, что надо до конца играть.

Для чего же созданы поэты?

Для чего же созданы поэты?
Прославлять метаморфозный мир,
Любоваться красотой планеты
И ценить осознанности миг?

Говорить друзьям о парадоксах,
Взлетах страсти, прихотях любви,
Постигать приоритетность долга
Сердцем сверхчувствительным, больным.

Предостерегать тщедушных от ошибок,
Восходить на жертвенный костер,
Чтобы прорезалась от страшилок
Человечность, заглушая стон.

Для чего же созданы поэты?
Поиграть словами просто так,
Удивляя легкостью победы
В недалеких, сумрачных мозгах.

Кто они, голодные, в лохмотьях,
Но у стен владык и королей,
Не склонясь, величественно смотрят,
Значимостью гордые своей!

Мужское и женское.

Вчера сидели женщины на ТВ,
С ведущим рассуждая о себе,
Выкладывая тайные мотивы
Противоречий в творческой судьбе.

Так получилось, что литература
Мужской и женской значится уже,
Мужская - под прикрытием гламура,
А женская - открыто, в негляже.

Мужчина пишет от избытка счастья,
А женщина берется за перо,
Не став реализованной отчасти
В семье, не оценившей дар ее.

Нет метафизики абстракций,
Нет философских антиномий,
На романтической реакции
Весь опыт жизненный построен.

На красоте недостижимости
Вполне реальных категорий.
До идеала ей не вырасти,
Но оставаться надо гордой.

Иерархические сложности
Ведущий тонко понимал,
Но не имел такой возможности
Добавить женщинам ума.

Все готово: и деньги, и саван.

Настоящая "жись" начинается,
Когда все подготовил к тому,
Чтоб уйти, как оно называтся,
В мир, неведомый никому.

Вопреки ожиданию смерти,
Ты встаешь и живешь каждый день,
Не заботясь о письмах в конверте,
Что таил столько лет от детей.

Не боишься, что им не по вкусу,
С непривычки придется платить
За квартиру, за воду, за мусор,
И стирать, и стоять у плиты.

Вызывать мастеров для ремонта,
И открытки родным посылать,
И с уже приготовленным фото
Образец некролога искать.

Все готово: и деньги, и саван,
И на кладбище место купил,
И цветочную знаешь рассаду,
И слова на плите сочинил.

И - живи! Наслаждайся природой,
Без оглядки, что что-то не так,
Вспоминая ушедшие годы,
И довольный, что есть результат.

Уходите.

О поэзии голосят поэты,
Об искусстве плачут артисты,
Озабоченные проектами
Окупаемости этого бизнеса.

Поднимаются на трибуны,
Узнаваемые, примелькавшиеся,
Как же мы? Что с нами будет,
С заслуженными, состоявшимися?

Маститые и матерые,
Подпевалы совковой мафии,
Не желают бродить актерами,
Прежней славою одурманенные.

Почему-то они уверены,
Что искусство без них увянет,
Без просматриваемой карьеры
Для своих детей и племянников,

Но привыкшие притворяться,
Переводят свои проблемы
В государственные абзацы,
На народные темы.

Уж такие они патриоты,
За Россию они болеют!
Только гранты и квоты
Их волнуют на самом деле.

Уходите, свое отыграли,
Дайте новому подрасти,
То, что в прошлом вы потеряли,
Дайте в будущем обрести.

Он простит и поймет.

Существует Земля. Эры эхом минуют.
Угасают вулканы, орбиты круглеют слегка,
И у самой воды,
на поверхности жизнь существует,
В человечьем обличье, составляя века и века.

Приземлись на минуту понять,
осознать копошенье.
В этом хаосе тел, индивидов и прочей муры,
И какое к Вселенной имеет оно отношенье,
Будто чем-то другим эти люди увлечены.

В них - кошмар обреченья,
бессознательный тонкий трагизм,
Но какой удивительной,
естественной и динамичной,
и осмысленной кажется
В этой бессмыслице жизнь,
В нашей глупой и вежливой,
до омерзанья приличной.

Сведены до нуля бесконечные наши попытки
Водрузить на Земле
благоденствия реки и мир,
И потуги сознания снова и снова будут разбиты,
Чтобы искрой хотя бы вывести нас из тьмы.

Мы сегодня в такое время
сумасшедшее существуем,
Когда паника больше страха и возможности умереть,
Но не смерть, а жизнь
настоящая нас волнует,
Что ребенку сказать,
как сыну в глаза смотреть?

Есть кусочек земли,
истощенной и насухо выжатой,
Есть от солнца и снега истлевший,
дощатый настил,
Я скажу, что не знаю, как это вышло,
Подрастет и поймет,
И наверно, наверно простит.

Надежду славлю...

Человечье жестокое племя,
Не осмыслить тебя, не понять,
Не постичь отношений проблемных,
А беспомощности не приять.

Стала целью твоей усложненность,
А абсурдностью - красота,
От пропорций таких обнаженных,
До абстрактных видений холста,

От имперских, фашистских политик,
До простых над собою побед,
К фантастическим далям открытий
Бесконечных людских эстафет.

Битв кровавых стынущий саван
Чертежами грядущего бел,
Разум, совесть, надежду славлю
В этой мужественной борьбе.

День.

К вечеру на кухне за кифиром,
Осознав прожитый вспешке день,
Ощутишь за рамками эфира
Пустоту бессмысленных потерь.

Все уходит в память безвозвратно,
Где-то там всплывая иногда
Разделенным без остатка кратным
На недели месяцы, года.

А пока,  обязанный немногим, 
Перед сном еще раз проживу
День без опасенья и тревоги,
День. который завтра не найду.

Позову.

Мартовская оттепель коварна,
Не весна, не тает, не плывет.
Только люди в состоянье парном
Совершить готовы перелет

Через снег, предчувствуя движенье,
Через толщу зимних непогод,
Ощущая тонкое броженье,
Основных инстинктов наворот.

Хочется встревоженную память
Навести на спящую весну,
Чтобы из прожитого годами
Воссоздать рождений полосу.

Небо чуть поярче, чуть повыше,
День длиннее. ночь не так темна,
Позову, и кто-нибудь услышит
В этом пробужденье и меня.

Записные книжки.

Записные книжки телефонов,
Адреса знакомых, незнакомых,
Пробегаю желтые страницы,
Может быть, когда и пригодится.

Может быть, когда-нибудь присяду,
Отогнав назойливость проблем,
Наберу случайную плеяду,
Устранив для памяти пробел,

И от А до Я, по каждой строчке
Длинных списков телефонных лиц
Я проверю имена на прочность,
На надежность родственных границ,

Чтобы снова в чем-то убедиться,
Успокоясь на десяток лет,
Телефоны могут пригодиться,
А друзей как не было, и нет.

Путин с нами говорил. Частушки.

Путин с нами говорил
О делах житейских,
Сам себя переводил,
Как на арамейский.

И, наверно, тоже ждал,
Как Христос, поклонов,
И ретивых охлаждал
Логикой законов.

Государственный ликбез,
Заодно - разрядка,
Очевидности прогресс,
Торжество порядка.

Никаких особых фраз,
Лозунгов и тостов,
Как-нибудь на этот раз
Разойдемся просто.

Всем давно уже и так
В сущности понятно,
Он - начальник, я - дурак,
Но звонить приятно.

Он - элита, ты - народ,
Жаждущий чего-то,
Справедливости и квот,
А тебе - отчеты.

Эту к телу не пришьешь,
Как в боях награды,
Для тебя святая ложь,
Лучше всякой правды.

Акварель.

Березка первая желтеет,
За нею высветлится клен,
Из всех цветов оранжереи
Здесь предпочтительнее крон.

Осинка солнцем остановит
Среди еловой темноты
И вечной зелени сосновой,
Поманит блеском золотым.

Дубок, охрится, засыхая,
За лето вырос он слегка,
И, неохотно засыпая,
Не ищет сочного мазка.

Творец осеннего пейзажа
Спешит на холст запечатлеть
Оттенки сутолоки праздной,
Нарядов ярких дефиле.

Но где-то кистью незаметно
Оставит маленькую щель,
И холод северного ветра
Ворвется в эту акварель.

Ответ солдату, ко Дню Победы.

Хочу ответить вам, солдату,
Еще живущему сейчас,
И сохранившем в сердце дату,
С какой победность началась.

Вы шли, ползли в грязи и мате
По лесостою под Москвой,
Не зная, кто за все заплатит,
Кто враг, кто друг, а кто герой.

Текли рекой кровавой трупы
У стен, вознесших Сталинград,
А выжил в этой мясорубке
Стальных наручников диктат.

Боялись голода и смерти,
Глухих сибирских лагерей,
Патриотизмом страха меря
Шаги истории своей.

Скрывали схваткой дипломатов
Шизофренический зашор,
Гноя в генсековских палатах
Талант России и позор.

Здесь мало тостов горделивых,
Война не кончилась, солдат,
За землю, веру, справедливость
Держи покрепче автомат.

Дерево.

Жизнь похожа на дерево.
Может быть, и похожа.
Кем-то умелым сделана,
Но это ему не поможет.

Кто-то придет с топориком
И срубит его под самый...
И сделает кухонный столик,
И будет ужинать с мамой.

Или, необеспеченный,
Только чтобы согреться
Зимним, холодным вечером
Костер устроит из деревца.

Или, придет богатый,
Спилет, разрубит на части,
Страну обеспечит бумагой
И хвойной, полезной пастой.

Или, мы все - деревья,
А тех, с топориком, нету,
В кольцах считая время,
Размножимся по планете.

И будем мы состязаться
За место свое под солнцем,
И снова будет казаться,
Что кто-то придет и сломит.

Иллюзия.

Кто-то из политиков открылся,
Технологий пряча мастерство,
Что народу надо бескорыстно
Говорить, что это все - его.

Чтобы обездоленный и грешный,
Хоть иллюзий ощущал права,
Виртуальной собственностью тешась,
Забывал о сущности раба.

Поднимал пласты патриотизма
Из глубин сознания, и мог
Отводить от пересчетов с жизнью
Свой убогий, криминальный мозг.

Пребывал в евангельском блаженстве,
В куче либеральных нечистот,
И спасал отчизну от нашествий,
Диарейный не щадя живот.

Дума, физика и экстремизм.

Если мы стоим у края,
Значит, крайними зовемся.
Значит, нами помыкают,
Значит, нас всегда заносит.

Крайним крайнее пристало,
Средним среднее идет,
Эта физика простая
Нас в политику ведет.

Конформист не станет спорить,
Понимает, бесполезно,
И прикинется покорным,
А на самом деле, трезвым.

Посмеется электрону.
Вечно плавающему где-то,
Непрактичному фотону,
На границе тьмы и света,

Им легко, они пустые
В оболочке ядер грузных,
Словно вечные связные
Экстремальности диффузной.

Понимает, незаконно
Их держать на поводке
И карать за то, что дома
Не сидится на витке.

Их задача, максимально
Быть готовыми к всему,
Но увы, за экстремальность
Привлекают их к суду.

Да, увы, сегодня Дума
Подписала им вердикт,
Экстремизм - это дуло,
Приводящее в конфликт.

Власть не любит безнадзорных,
Слишком ветреных особ,
Упекает их на зону
От сомнительных свобод.

"Былое" и Дума.

Новгородское вече,
Петербургская Дума,
Исторический ветер
Возвратился оттуда,

Где цари либералы
Отдавали народу,
Не поднявши забрала,
Дорогую свободу.

Выбирали умнейших,
И на слово богатых,
Зачастую  - старейших,
Зачастую - без платы,

Потому что достали
Вечных прихотей споры,
Потому что устали
От войны и раздора.

Создавали законы
Справедливости ради,
Но все больше окольно,
Чтобы дышло приладить.

Оббирали по букве,
Несогласных гноили,
Из указов как будто
Вертикаль возводили.

Государственным флагом
Прикрывали убогость,
И горланом двуглавым
Воспевали жестокость.

А когда подменили
Царя на Советы,
Вертикальные шпили
Воспели поэты.

Умирали вожди,
Всех равнявших на дуло,
Чтобы выжить и жить,
Нам нужна была Дума.

И опять череда,
Все с поправкой на сытых,
Дума, дума не та,
А былое забыто.

Выбираем опять,
И не знаем, кого,
Почему доверять
Не спешит большинство?

Не орлиный полет,
Не имперская спесь,
Если есть народ,
То и Дума есть.

Марш несогласных 3 марта 2007 г.

Нас позвали на митинг
К Большому концертному залу,
Чтоб коварство политики
Подкрасить кровавым пожаром,

Чтобы площадь Восстания
Октябрем заалела, как прежде,
И слепое, послушное стадо
Повалило из хрупких манежей.

Под щиты и дубинки Омона,
Под знамена фашистских свастик,
Под мишени того полигона,
Где сценарии ставятся властью.

И цинично стволы паппараци
Заносили в историю смуту,
С обоюдным числом провокаций,
С перевесом игры неподсудной.

Вот такие спектакли зреем
Под открытым балтийским небом,
Нам всегда подавали зрелищ,
А у нас не хватало хлеба.

Пришельцы.

Фантастические романы
О набегах крутых пришельцев
На космическом поле брани
Нам открыл еще Боря Ельцин.

И откуда такое вышло,
И накрыло нас, как цунами,
Обитали мы где-то выше,
А они проросли под нами.

Паутиной связав липучей,
На паек посадив убогий,
Нас отстреливали поштучно
Возлетевшие снизу боги.

Современные парадоксы
Нас реформами истребляют,
А крамольные, злые тосты
После выпивки исчезают.

Кто они? Результат селекций,
Еще начатый Геростратом,
Превосходством грозя немецким,
Над голодным, послушным стадом.

И, в безвыходности порочной,
Остается одно решенье,
Подвести себя, но не хочется,
На космическое самосожжение.

Монблан (Диме Билану).

Когда возможное - возможно,
А невозможное - в мечтах,
Осуществимостью ничтожной
Легко заводится простак.

А та, с которою случайно
Столкнулся где-то в проходной,
Скорее босс или начальник,
Или инспектор над тобой.

А ты действительно поверил,
Что розы ждут тебя в саду,
И настежь отпертые двери
К Монблану звездному ведут.

Молитва олигарха.

О господи, за что
Послал ты мне богатство,
Психичесий зашор
Тупого тунеядства,

Живое существо -
На пику искушений!
Как в детстве баловство
Безудержных хотений.

Ты видишь, я ослаб,
Трудов не прилагая,
От изобилья благ,
По совести страдая.

Я все могу купить,
Мне все кругом доступно,
Любить или судить,
Без прихоти преступной.

Я властью наделен
И зависти подвержен,
Но внутренний надлом
Ржавеет без надежды.

Тускнеет и скребет
Безвыходный азарт,
И нет пути вперед,
А только путь назад.

Дети кричат.

Дети кричат на дворовой площадке,
Выйду, прислушаюсь и не пойму,
Что за проблемы терзают нещадно
И не дают помолчать шалуну?

Много их в очередь на говорение,
Хочется сразу и побыстрей,
Голос подать на свое заявление,
Метя врагов, выбирая друзей.

Много эмоций.. от страха, от боли,
Надо бежать, догонять, успевать,
И перед всеми гордиться собою,
Так, чтобы зависть других вызывать.

Крик, как язык, без особых значений,
Просто сигнальная форма тревог,
Внешних и внутренних опасений,
Первый для них социальный урок.

Если кричат, то уже ненормально,
Не получается блага в семье,
И протестуя сознаньем оральным,
Просят вниманья к себе.

Мы же работаем, делаем бизнес,
Свой, или дяде чужому в карман,
Как защитить эти детские жизни,
Как уличить этот взрослый обман?

Вырастут, страх превратится в жестокость,
Память ребенка запрячется в месть,
И замолчат, пригвожденные сроком,
Тюрьмы и ссылки пока еще есть.

Я подойду на площадку у дома,
Что-то скажу или так посижу,
Мальчик ко мне подойдет незнакомый,
Тихой улыбкой отвечу ему.

Приду я.

Когда это было, чтоб русский,
Проснувшись, на площадь пошел,
И в письменном виде и устно
Одобрил бы рабство душой?

Нас долго водили в колоннах,
Кричать заставляя "Ура!",
Вождям отдавая поклоны,
Себя уверяя - игра.

Внимали мы. спрятав надежду
На лучшую жизнь свою,
Сегодня по памяти прежней
Я снова на площадь приду.

Нет-нет, мы совсем не едины,
Голодному сытый - не друг,
Пойду убедиться, одни мы,
И нас, ротозеев. сотрут.

Как можно законом исправить
Людскую звериную суть,
Калечить, насиловать, грабить,
Творить произвол, самосуд?

Какая устойчивость формы,
Заложенной в силе и зле,
Других не создавшая формул,
Чтоб выжить на этой земле!

Хотим, понимаем, умеем,
Но вдруг пробуждается страх,
Навязчивость черной идеи
Со свастикой в детских руках.

"Мы, русские, духом воспрянем,
В обиду себя не дадим,
Отведаем запаха брани,
Поддавшись идеям благим"

Вот только с врагами загвоздка,
И образы слишком слабы,
Нерусских-то малая горстка,
И то, от нелегкой судьбы.

Гимн патриотов.

Славлю отечество, кровью вспоенное,
Лихом и бедностью не покоренное,
Духом протеста наполню аорты,
Славлю гражданский союз патриотов!

Нечем гордиться, скупили.., продали..,
Родину только еще не украли,
Имя еще не сравняли с землею,
Славлю отвергнувших рабскую долю!

Песни еще не забыты народом,
Выкованным из особой породы,
Славлю не сломленную солидарность,
Верю в Россию, как в вечную данность!

Спасибо за стихи.

Спасибо за стихи, Владимир,
Мне редко посвящают их,
И тем приятней восхищаться ими,
Следя за рифмой образов простых.

Тот, твой герой, он любит наши басни,
Но больше любит сочинять свои,
Экзотикой восточной разукрасив,
Моралью русской все-таки снобдив.

Хитер, прикинувшись невеждой,
Грамматику на юмор обратил,
Не понял он трагедии падежной,
И боль за Родину в склоненьях пропустил.

Я не о том, когда стихи читал ты,
Смеяться перестали все,
Как будто в поведенье стадном
Блеснул рассудка запоздалый свет.

И кто-то понял, есть она, Россия,
В стихах и баснях, в песнях - в языке,
Когда наощупь с чем-нибудь сравнима,
Когда она висит на волоске.

Тогда из тьмы народного сознанья,
Монгольских скул и азиатских глаз
Встают богатыри образованья,
В одну страну объединяя нас.

Я не о том, когда стихи читал ты,
Усы наклеяв и надев очки,
Я слышал, как переполняют капли
Глаза несостоявшейся мечты.

Гнев народа.

Народный гнев на площадь вышел,
Вначале терся по домам,
По телефонным проводам,
Боясь, что кто-нибудь услышит.

Тихонько каждый рассуждал,
Чт о он имеет от рефоры,
Но кроме нищеты позорной,
Другого он не ожидал.

Гнев зрел на праздничном веселье,
От телевизорных острот,
И, повзрослев на целый год,
Вдруг принял важное решенье.

Что делать тем, кто виноват
Перед собой за рабство духа,
Но в ком был жив еще солдат,
Готовый пороху понюхать?

И, как Нева из берегов,
Гнев переполнил все подвалы,
Круша парадные причалы,
Волною хлынул на врагов.

Вертелись камеры на Невском,
Заснять пытаясь, как юнцы
В едином всенародном всплеске
Шли по проспектам на дворцы.

Омон стоял, статьи спецназа
Было достаточно ему,
Чтобы гражданскую войну
Начать без всякого приказа.

Гнев выводил людей на трассы,
Плакаты нес, как в октябре,
И Манифесты Карла Маркса
Вставали в классовой борьбе.

А что потом? Нас разделили,
В таблицу рангов разместив,
С экранов нас заговорили,
Конфеткой сладкой угостив.

Но я не верю, гнев народа,
Как в сказке многоликий Джин,
Восстал и вышел на свободу,
Разбив неведенья кувшин.

Гнев сокрушает, как цунами,
Он не боится. не молчит,
И все равно, какое знамя
Положат на российский щит.

Ответ "Апокрифу" на ТВ "Культура"

Два мужика, подвыпив разбирают
Все тонкости полученных обид,
Проклятьями кровавыми карают
Тех, кто своей бестакностью хамит.

Обидные слова, обидные поступки,
"Апокриф" ваш меня остановил,
Чтоб изложить решенное подспудно,
Но вами вознесенное в эфир.

Обида схожа с корнем "убивать",
С корнями "бить" и оставаться "быть",
Но только никогда не забывать
Позора от проигранной борьбы.

Обида - это часть униженной гордыни,
Цинично попранная сильным чужаком,
И клятва на поруганной могиле,
Взведенная бесчувственным курком.

За око око бьющая насмешка,
Обидел, получи, сейчас или потом,
Месть памяти, готовой на издержки,
И сатисфакции уверенный апломб.

Не возносись для прав на униженье,
Не нам судить, мы - пешки и рабы,
Есть правила простого уваженья,
Права на жизнь, у всех они равны.

Патриотам.

Я понимаю, избитое слово,
Похоже на акцию, или на сговор,
Еще и на этом суметь отыграться,
Чтоб ничего не осталось святого.

Нет, я не буду историей клясться,
Памятью прошлых побед наполняться,
А поищу в этом слове такое,
Чтоб человеком сегодня остаться.

Очень хотят господа перестройки,
Чтобы мы жили все на помойке
И на судьбу свою тихо взирали
Сквозь замутненные стекла попойки.

В шахматах есть ситуация пата,
Надо стоять, так как некуда падать,
Надо стоять, каменея, в граните,
Только за камни высокая плата!

Детям Розенталя.

Помню, был учебник Розенталя
На филфаке юности моей,
И, конечно, мы его читали,
И сдавали, вникнуть не посмев.

А недавно слышу о спектакле,
От названья вздрогув озареньем,
"Дети Розенталя", как на старте
Перед неминуемым забвеньем.

Жили мы, любили, говорили,
Языком в падежье не склонясь,
Завещая чуткое горнило
Детям, как осознанную страсть.

Сжат и прост, без пафоса и боли,
Скандалист, писатель и поэт,
Как снаряд, просчитанный для боя,
Для дипломатических побед,

Но всегда - отечественность дыма,
И природы тонкая деталь,
Мы давно в театр не ходили,
Там другой, конечно, Розенталь.

О мой народ, остановись!

О мой народ, остановись,
Назад спокойно оглянись,
Твой дом горит, горит земля,
Не уходи, врагов кляня,

Не уходи, кляня террор,
Вовек не смоется позор
Для беглецов. В каком плену
Ты проклял веру и войну?

Куда, спроси себя сейчас,
В чужое платье облачась,
Зачем, скрывая часть лица,
Ты покидаешь дом отца?

Они, не ты, пришли к тебе,
Чтоб приручить тебя к ноге,
И не скрывал свой дерзкий план
Тот европейский оккупант.

Не уходи, твоя вина,
Что в дом к тебе пришла война,
Что кроме камня и мотыг,
Другим сражаться не привык.

Не заслонил свой бедный дом
Ответным ядерным щитом,
За тупость и овечий страх
Не помогал тебе Аллах.

Тех отыщи и накажи,
Кто землю отдал за гроши,
Кому, как богу, доверял,
Того, кто предал и продал.

Чужое не преодолимо,
Чужую песню не споешь,
Чужое солнце светит мимо,
Чужое сердце не проймешь.

Но сила племени людского
Всем разногласьям вопреки,
В поправках старого закона -
Когда мы вместе, мы крепки!

Когда нам стены помогают,
И мы на поле, на своем,
Всегда законно побеждаем
И гимны Родине поем!

Ветер восточный.

Ветер сегодня восточный,
Не слабый, но и не сильный,
Но очень даже настойчивый -
Сушить осеннюю сырость,

Разбавить грибную плесень,
Замшелость и ядовитость,
И сытость спокойного леса,
Дремучую деловитость.

Дует с Востока вольность
Горных, седых разломов,
Никем не подсчитанный возраст,
Вечностью страсти раскован.

Ветер восточный пахнет
Порохом, шелком, конями,
Духом созревшего мака,
Витающего над полями,

Ветер восточный - редкость,
Желающая заблудиться,
Попавшая сдуру в клетку
Огненная жар-птица.

Не выжечь ей этот сумрак,
Холодной усталости сон,
Не терпящий лишнего шума,
Пустой суеты колесо.

Западный ветер сильнее,
С моря погоды не ждут,
Внезапно полнеба синеет,
И тучи, как танки, идут.

Запад насмешлив и дерзок,
Мглой покрывает мглу,
В страхе беспомощном держит,
Все превращает в игру.

Волны сметают причалы,
Город на бревнах плывет,
В топях болотных зачатый,
Пьяные песни поет.

С Севера дуют космиты,
Холодно. ровно, темно,
В мистике судеб отлиты,
То, что познать не дано.

Дуют, и все цепенеет,
Камни, проспекты, сердца,
Воля в застенках смиреет,
Вверясь в покорность конца.

Дует бесчувственно Север,
Но чудо бывает всегда,
Звездным сиянием сеет
Алмазы кристального льда,

Узорами тонких снежинок
Хрустальные лепит гробы,
И в утешение жизни
Бессмертья приносит дары.

С Юга ветры не дуют, а веют,
После дождей и снегов,
По-отечески пожалеют,
Отогреют родную кровь,

Будто все мы родом оттуда,
И, как птицы, в чужие края
Улетали с тесного Юга,
Бестолковость и хамство браня.

Разбрелись по земле, изменились,
Но для всех будет памятен рай,
И вина, что легендой вменилась
Непослушным, разлукой коря.

О прощенье никто и не знает,
С четырех беззащитны сторон,
Вести с Юга тайком посылает
Наш когда-то покинутый дом.

Дети растут.

Кажется, мир, соревнуясь в жестокости,
Все изобрел для несчастья людей,
Только забыто несущимся к пропасти,
Будто случайно, о судьбах детей.

Сколько над маленьким можно злорадствовать,
В каждом свое превосходство любя,
И безответностью детского рабства,
Тешиться, в нем вспоминая себя?

Дети растут, вытесняется страшное,
Ужас прощенья в сознанье встает,
Любим убившего, любим укравшего,
Верим продавшему детство свое.

Кошка котят своих прячет от выродков,
Сука щенков охраняет... от нас,
Утка уводит в заросли выводок,
От искаженных злобою глаз.

Детство, оно беззащитно и дико,
Детство Мадонны с младенцем в руках,
В складках у рта освященного лика,
С нежным еще удивленьем в глазах.

Вот она, жизнь, в прозренье великого,
Если ты понял, иди и веди,
Чтобы улыбка ее не поникла,
Мир извращенный добром победи.

Птицы не болеют.

Мы о птицах сразу забывали,
Проводив последний в небе клин,
Ничего о них потом не знали,
Но всегда завидовали им.

Могут же без виз и разрешений,
Обрастя потомством, налегке,
Средиземный купол отражений
Пересечь по родине в тоске!

Рядом ненавязчиво ютились,
По весне всегда полно хлопот,
И, наверно. мы у них учились
Дорожить инстинктами свобод.

Если им такое по размаху,
Что же не могли предусмотреть,
И обезопаситься от страха,
Чтобы гриппом вдруг не заболеть?

И когда я вижу на экранах
Кладбища и жертвенники птиц,
Понимаю, что у нас украли,
Спрятав под халатами больниц.

Алле Пугачевой.

Вчера нам пела Алла
Знакомые мотивы,
И сердце взволновала,
И душу растравила.

Нам всем уже не мало,
Ее девчонкой помним,
Как восходила Аллой,
А стала Пугачевой.

Она жила на сцене,
Любила и страдала,
И поколеньем целым
Шутя повелевала.

Прощали, но с опаской,
Все недомолвки ей,
Она вводила в краску
Генсеков и мужей.

Она была красивой,
Она была собой,
Но об одном просила,
Не причинять ей боль.

В ее пугливом сердце
Сидел мечты сверчок,
Хотелось опереться
На чье-нибуль плечо.

Но сил не рассчитала,
Судьбу отогнала,
Отвергнутая Алла
Состариться могла.

И тут она решила
На полной тормознуть,
От роковой ошибки
Отвел бы кто-нибудь.

И вот она младая
На сцену вышла вновь,
Как будто продолжая,
Запела про любовь.

Но ей никто не верил,
И зал был тих и пуст,
Лишь по-старинке время
Отсчитывало грусть.

Ты старости боялась,
Она к тебе пришла,
Явиться обязалась,
Прими же не ропща.

Не возвратится прежнее,
Но помнит весь народ,
И оставайся женщиной,
Которая поет.

Артист.

Артист. кривляка, лицемер,
На сцену ты взойти посмел,
Посмел взять в руки микрофон,
Но оказался - пустозвон.

Зачем, скажи, ты здесь стоишь,
Ты правды нам не говоришь,
И кто послал тебя сюда,
Чей клоун ты, и чей слуга?

За сколько сребренников ты
Продал свободу и мечты?
За сколько предал ты народ,
Ведя его на эшафот?

Уйди и место не погань.
Ты - жалкий шут, пустая дрань.
Не понял ты святынь таких,
Театр, он не для блатных.

Здесь тот. кто к подвигу готов,
Снять маску собственных оков.
И сердце вырвать и поднять,
Чтоб путь в беспутстве освещять.

Артист. впитай людскую боль,
Все устремятся за тобой.
Увидев искренности роль,
Тогда ты царь. тогда король!

Ворота...

Ворота Сциллы и Харибды,
За ними - жизни океан,
Там крови жаждущий хранитель
Поставлен, трижды окоян.

Пройди, не будучи растерзан,
Пролезь песчинкой между скал,
Но, чтоб нетронутый и дерзкий,
Назад дороги не искал!

Новогоднее.

Проводили, встретили,
И опять за старое,
Врезали отметины
В памяти усталой.

И годами-кольцами
Пустоту окутали,
Снова богомольцы,
Снова на распутье.

И уже не теплится
В уголке надежда.
Чудом не изменится
Не вернется прежнее.

Да и не хотелось бы,
Чтобы возвращалось,
Окружая стенами
Собственную жалость.

Доживем утрачено,
Канем безвозвратно,
За грехи заплачено,
Остальное - завтра.

Все равно.

Кто-то что-то вспоминает,
Кто-то что-то говорит,
И чего-то достигает,
И возвышенно парит.

Кто-то копит, кто-то тратит,
Прогорает в пух и прах,
Или бешенные платит
Не за риск и не за страх.

Говорим, что это - рынок,
Говорим, что - капитал,
Если рэкетом накрыло,
Значит, просто не удрал.

Кто-то нам устроил бойню,
Если выживешь, живи,
Если сможешь, то достойно
Ноги в морге протяни.

И не учат, и не лечат,
Стариков и деток жаль,
И хотят еще на плечи
Им поставить "вертикаль".

Ждем достойных кандидатов,
Вдруг действительно найдут,
Было две у нас Палаты,
Третью тоже... продадут.

Продаем все, покупаем,
Набираем вес и жир,
Но еще не понимаем,
Кто-то нас уже купил.

И под вывеской "Россия"
Цену выставил свою,
Что-то будет, мы бессильны
На великую войну.

Из чахоточных империй
Прямо в рабство попадем,
Все равно, кому-то верим,
Все равно, чего-то ждем.

Непогода.

Непогода бушует в низинах,
Где от тяжести оседает,
И воспрянуть уже бессильна
Отрафированность седая.

По низинам сквозняк и сырость,
Плесневелость мозгов усталых,
Запредельное благо - сытость,
Где-то там, наверху осталось.

И бушует природа чрева,
Чем-то пагубным одурманясь,
Извиваясь в приступах гнева,
От беспомощности задыхаясь.

Не взглянуть ей поверх юдоли,
Не увидеть в часы прозренья
Ничего, кроме собственной боли,
Кроме собственного падения.

Там, над тучами - безмятежность,
Тучи выше подняться не могут,
Все расчитано до погрешности,
А винить во всем - непогоду.

Суперы.

Можно ли эти гигантские суперы
Плетью строки стихотворной взнуздать,
И разглядеть сквозь чреватые сумерки,
Как предстоит на Земле умирать?

Либо нас смоет возникший цунами,
Либо у школьной доски террорист
Кровью распишет последний экзамен
По пятибальной системе на жизнь.

Либо нас вирус совсем не типичный
Выкосит странами, без ножа,
Либо случайный ветер кирпичный
Свалится сверху на горожан.

Глохнем мы грохоте суперконцертов,
Сленем от вспышек ядерных бомб,
Рвутся аорты уставшего сердца,
Сердца, несущего времени боль.

Маски щадящие сняли политики,
Правдой голимой режут народ,
Что им его голодовки и митинги,
Снова на Зимний ведь он не пойдет.

Снова он не разграбит помещиков,
Снова царей не поставит к стене,
Ждать будет тупо процентов обещанных,
Водкой рассудок тираня в себе.

Супер-досье от рожденья на каждого,
Супер-система счетов и валют,
Будем тонуть в волоките бумажной
От кредиторских расставленных пут.

Будем послушными в общей психушке,
Будем навытяжку честь отдавать
Тем, кто в награду заправленным в пушку
Мясом солдатским позволит стрелять.

Суперубожество нравов и мыслей,
Цели достигли ценой катастроф,
Супертрагедию эту не втиснуть
В строки еще человеческих слов.

Мозг похож...

Мозг похож на отбросов кучи,
На свалку у швейной фабрики,
Я острым концом авторучки
Ищу красивые фантики.

Копаюсь час. ни слова не выудив,
Ворот пальто подниму. холодно,
Очень бережливыми стали люди,
Максимально используют отходы.

В мое осипшее от простуды горло
Проникает необходимая организму желчь,
Барахло, которым набиты головы.
Хорошо бы с керосинчиком поджечь.

Мозг.

Круглосуточный, каторжный мозг,
Как ты создан, молчальник упрямый,
Звонкой плетью малиновых розг,
Или твой надзиратель - пряник?

Что в громадный твой механизм
Вот такое, с ладошку, влезло,
Чтобы вдруг осчастливить жизнь,
Или сделать ее бесполезной?

Ты убог, ты кровав, ты жесток,
Ты ребячлив, ты мудр слишком,
Чтоб не знать для кого и за что
Ослепление атомной вспышки.

Где родился убийственный смерч,
В чьей безумной, больной голове?
Что тебя остановит? Смерть.
Кто тебя возродит? Человек.

Преддембельское.

От столовой до рассвета
Ельник черной полосой,
Но по северным приметам,
Пахнет дембельской весной.

Поезда идут по четным
На Архангельск, на Двину,
Я на Питер по нечетным
Через годик поверну.

Попрощаюсь с горизонтом,
Где завис паленый шар,
Где глухие гарнизоны
Заколючено дрожат.

Где от холода пронзает
Так же, как на боевой,
Отслужу и не узнаю
Смысл доблести такой.

До рассвета остается
Ровным счетом, ничего,
И другая жизнь начнется,
Лишь бы солнышко взошло.

Армия. армия...

Армия. армия, армия,
Говорят о ней, пишут - армия,
А она, как забытая ария,
Не звучит.

И молчит и молчит, будто нет ее,
И узнать о ней будто не у кого,
Безъязыкая, незаметная,
Без причин.

За бетонными стенами спрятана,
За погонами, за плакатами,
За приказами перематными,
Для мужчин.

Исчезают в колодцах памяти,
Каменеют в ожогах пламени,
И бледнеют от писем матери,
Закричи!

Загреми, заяви, защитись,
Прежней доблестью засветись.
Чтобы сила была и в ладу, и в чести,
Зазвучи!

В память о матери.

Они от нас уходят молчаливо,
Не опуская вопрошащих глаз,
Не тронутых обидою слезливой,
И страху, как закону, покорясь.

Они смогли, они переступили,
Они остались там, в небытие,
И нас, обескураженных, простили,
Изъяв все компроматы из досье.

И не вернутся. Вечною загадкой
Останется последняя черта
На том пути, неумолимо кратком,
Сводящим все балансы и счета.

Они молчат и смотрят безразлично,
И не желая даже подбодрить,
Как будто все и просто и обычно,
И умирать, и оставаться жить.

В день похорон становимся другими,
Строптивость усмирив тоской,
И ощутив у пропасти могильной
Прикосновенье к вечности людской.

Я прорасту...

Я прорасту травой зеленой,
И каждой клеткой просочусь
Сквозь толщу насыпи слоеной,
И тяжесть омертвевших чувств.

Чтобы листвой былинок ломких
Смягчить рассохшийся пустырь,
В сентиментальности негромкой
И в ощущениях простых.

Чтоб от порывов содрогнуться,
Сгибаясь, мокнуть под дождем,
Или в букетик приглянуться
Невзрачным реденьким хвощом.

Я снова буду удивляться,
А, значит, снова буду жить,
Но в эту травку превращаться,
Наверно, лучше не спешить.

Стареем.

Стареем, стареем, стареем,
Обидно, что жизнь коротка,
Казалось бы, только созрели
И взяли быка за рога,

И тут бы нам море простора,
Твори, создавай и плыви,
А зеркало смотрит с укором,
Уже не герои, увы.

Когда и в каких пораженьях
Осанку свою потеряв,
Мы прекратили движенье,
На тормоз еще не нажав.

И, втайне себя подгоняя,
Себя уверяя, живем,
Уходим и ,все понимая,
Позиции наши сдаем.

И подвигом будет смириться,
И мудрость, наверное, в том,
Чтоб тихо со всеми проститься
Еще за веселым столом.

Уноси, уноси, электричка.

Уноси. уноси, электричка,
Из трущоб городских на простор,
Где стоит тишина непривычно,
Где зеленый еловый костер.

Где в снегу молодые стебли
Розовеют палитрой лесной,
Корабельные сосны, как стены,
Согревают своей желтизной.

Где восходит и тут же садится
Солнца бело-сиреневый круг,
И по льду полыхают зарницы
Цветомузыкой на ветру.

Я дышу этим северным ветром,
Никогда не ленясь приезжать,
Хоть на день приближая лето,
Чтобы тут же его провожать.

День рождения.

Как это точно, день рождения,
Точнее, миг мы отмечаем,
Начало взлетов и падения,
И бесконечность повторения,
И нашей вечности начало.

Как это грустно, день рождения,
Не день, а целый год теряем,
Как в неизвестность отторжение,
Как будто акт самосожжения,
Причем, публично совершаем.

Как это важно, в день рождения
Нам не забыть поздравить друга,
Дать импульс новому движению,
Чтоб совершился во спасение
Побег из замкнутого круга.

Нет, не потому...

Нет, не потому приходим мы сюда,
Что дома нам от скуки не сидится,
А потому, что берег этот снится,
И тянет нас балтийская вода.

А потому, в который раз еще
Хотим коснуться северной природы,
Подставить ветру огорубелость щек,
И слиться со стихией непогоды.

Предугадать капризы низких туч,
Туманом моросящим обдающих,
И видеть терпеливо ждущих,
Когда блеснет пугливый солнца луч.

Когда ж залив притихнет и уймется,
Пригретый ласками недолгого тепла,
Омытый берег чайкой улыбнется,
Далекий парус в бухту торопя.

Весеннее.

Мир ощущений! Где-то рядом
В феральской теплой тесноте,
Во всем прозрачном и нарядном
Весны блуждающая тень.

Ее нетленное начало
В дыханье дремлющего снега,
Летят в немыслимом отчаянье
Снежинки с голубого неба!

Какой невыразимой дрожью
Закат сиреневый звенит,
День умер, до мгновенья прожит,
Последний день моей зимы.

И дымка розовых рассветов,
Надежд улыбчивых полна,
Весенних зорь, простых и светлых,
И счастья вечного тепла.

Берег.

Прихожу к тебе, как на свиданье,
Ты мне рад и ластишься, как зверь,
И прощаешь, осуждая втайне,
Грех моих ошибок и потерь.

Мне тебя так часто не хватает
В дни, когда вчерашняя любовь
Ничего уже не представляет
Для меня, и кажется игрой.

В дни, когда осенних ветров нити
Не собрать в единый, толстый жгут,
Ухожу в простор твоих укрытий,
И надеюсь, что меня там ждут.

Мы с тобой давно-давно знакомы,
Узнаешь усталые шаги,
Ты телохранитель мой в законе,
Береги меня, мой берег, береги.

В начале было слово.

Наверно так устроено на свете,
С далеких, затерявшихся веков,
Что перед богом мы за все в ответе,
А между тем, зависим лишь от слов.

В традициях, привычках и обрядах,
В нагроможденьях правил и табу
Мы подмечаем силу слова "надо",
Как власть, не признающую игру.

Здесь нет ни комромиссов, ни условий,
Чутьем и сердцем ощущая гон,
Мы подчиняем собственную волю
Тому, что называется "закон",

Мы облекаем волю подчинений
В закон своих понятий о добре,
И, не терпя благих нравоучений,
Творим свой суд, наперекор судьбе.

Из вечности приходит отчужденье,
Толкающее нас в водоворот,
Меняющее прежние значенья,
Ломающее выстроенный свод.

И в этой разрушительности прячась,
Как святости вычерчивая круг,
Спасает, ничего еще не знача,
От гибели другое слово "друг".

Молитвенно легко произносимо,
Поддержка, не дающая упасть,
Оно - уравновешенности сила
И верности спасительная власть.

Наверно истина, заложенная веком
Хранится в сочетании простом,
Вначале было слово в человеке,
А бог, и остальное, все потом.

Не отдавай всего себя.

Не признавайся, все равно,
Никто в такое не поверит,
Все разуверились давно,
Страшась надуманной потери.

Любовь, она к тебе пришла,
Застав врасплох, не открывайся,
Пока не вышла горечь вся,
Не быть отравленным старайся.

Не допусти, чтоб узел пут
Над честью гордой затянулся,
Они руки не подадут,
Ты упадешь, если запнулся.

Но им нужна любовь твоя,
Как подтвержденье их всесилья,
Суды над немощью творя,
Они питаются обильно.

Не отдавай всего себя,
Держи дистанцию безбожья,
Они погибнут не любя,
А ты над ними посмеешься.

За что.

Нас смерть настигает внезапно,
Волною холодной обдав,
И в бездну неся безвозвратно,
За что, никому не сказав.

И жизнь наступает без спроса,
Без всяких гарантий на то,
Всегда уходя от вопроса,
На холод, на голод, за что?

И в этой внезапности срыва-
Гумманость, пожалуй, и суть,
Оправданность вечного мира,
Над слабостью разума суд.

И где они, эти просторы
Вселенских законов и форм?
В смиренье склоняясь покорном,
Мы прячем и месть, и позор.

Всему повинуйтесь, как благу,
Вещает нам мудрость отцов,
И ждите подачку-награду
В кошмарах болезненных снов.

Невежеству стадно доверясь,
Идем за спиной вожака,
И страх умерщвлен и потерян,
И смотрим на всех свысока.

Нам просто не надо раздумий,
Так легче, и снова вперед,
К могилам разграбленных мумий,
По лестнице на эшафот.

Но есть же какая-то точка,
Пята уязвлений и ось,
Чтобы возникла цепочка,
Пронзая страданья насквозь.

Чтобы убогость разрушив,
Сделала космос другим,
И в этом еще один ужас,
Что точкой быть надо самим.

Звезды.

Мы по жизни пробегаем мимо,
Успевая мельком разглядеть
Тех, закомплексованных, ранимых,
Не обидеть чтобы, не задеть.

Мы летим на яркое, живое,
И, достигнув, понимаем вдруг,
Что одни мы ничего не стоим,
Без поддержки незнакомых рук.

Без того немого одобренья
Тех, которых увлекаем мы
В небосвод кометой озаренья
Из заиндивелости и тьмы.

Чтобы вдруг остановилось время,
И тогда для вечности и грез
Наступает эра примиренья
Для больших и незаметных звезд.

Раздумье.

За тревожным раздумьем
Мировых человеческих судеб,
За глубокой печалью
Огромных вселенских надежд,
Как пророки встают
До конца справедливые судьи,
Прикрывая собой
Ураганом пробитую брешь.

В чем же слава и смысл
Охваченных местью изгоев,
В чем преступность
Прогнившее все сокрушать?
Что могло зародиться
На пепелище такое,
Чтобы то, что неясно,
Уже от всего защищать?

Справедливость не в том,
Чтобы меч покарать занесенный,
Как нельзя наводнений
Сметающий шторм наказать,
Справедливость водой
Напоить затвердевшие зерна,
И дорогу растущему
В мир на земле указать.

Справедливость уйти,
Не цепляясь за жизнь упорно,
Не мешать остающимся
Немощью вредной своей,
Для истории стать
Достоянием вещи бесспорной,
Все, что должен и мог,
Сделал все для людей.

Но сходящий в ад
Эту логику мыслят иначе,
Где-то в общей цепочке
Наметился мстительный сбой,
Где-то там на дороге
Убит подрастающий мальчик,
Совершенно неважно, чей,
Совершенно неважно, какой.

У костра.

Мы сидели у костра,
Говорили молча,
Пламя высушило страх
Перед темной ночью.

Направление менял
Столб слепого дыма,
Берег роды принимал
У волны катимой.

Говорили, да, живем,
А зачем, не знаем,
Собираем, рубим, жжем,
Души согреваем.

Говорили, смысл есть,
Только философский,
Но за ним не надо лезть
По горящим доскам.

И для всех была трудна
Мысли постижимость,
Слов случайная игра,
Ветром уносимых.

Говорили, каждый свой
Смысл ищет в жизни,
Как прибрежной полосой
Маячок забрызжет.

Прогорели все дрова,
Разомлели кости,
Стоит жизни чехарда
Этих удовольствий!

Привыкайте говорить - Я.

Как удобно говорить - Мы,
Безопасно говорить - Нас,
О себе, как о множестве мнить,
Ощущая в словах власть.

Отучили нас себя чтить,
Приобщили нас к числу Всех,
Испокон веков были Чьи,
Отвечали за чужой грех.

А кормила нас Одна земля,
И любили мы в Одной стране,
Привыкайте говорить - Я.
Не стыдитель говорить - Мне.

Твое корридо.

Быть - значит, быть значением
Связанной переменной,
Чтобы к тебе с почтением
Относилось пространство и время,

Чтобы твое участие
В космическом круговороте,
Отринув избранность власти,
Приветствовалось в народе.

Значит, не просто значить,
А так, чтобы все понимали,
Что ты оказался удачливее,
Заслуживаешь вниманья.

Значит, что ты увидел
То, что дано не каждому,
Значит, твое корридо
Тему задело важную.

Ода мобильнику.

Мы стали медленней ходить,
Мы стали много говорить,
Мобильник к уху приложив,
Себя от мира отмежив.

Пустую эту болтовню
Я по-другому не приму,
Не вижу срочности такой,
Кроме привычки дорогой.

Кроме дурного воспитанья,
Быть в центре общего вниманья,
Мы словно всем хотим сказать,
Что кто-то хочет нас понять.

Но иногда по настроенью,
От одиночества к общенью
Другого средства не найти,
И собеседника в пути.

Но иногда боюсь звонков,
Как исполненье тяжких снов,
И убеждаюсь всякий раз,
Нет дела никому до нас.

Ищу, теряю, заряжаю,
Кому-то что-то сообщаю,
Не перечислить мне всего,
И как мы жили без него!

Из чужого окна...

Что еще вознесу,
Перед чем преклонюсь
И о чем написать не забуду,
Есть у сущего суть,
Этой сути боюсь,
Этой сутью пронизан рассудок.

Я в долгах, как в шелках,
В пересчете запутаюсь,
Начинать и заканчивать выпало мне,
Но смешно измерять
Бесконечность минутами,
Даже если минут
Гениальнее нет.

Как-то им недо славы
В моем щебетанье,
Эта мощь, эта сила
Сама по себе,
Удивляйся, поэт,
И к тебе не пристанет
Из чужого окна
Непогашенный свет.

Если пишется, пиши.

Если пишется, пиши,
Ты не одинокий,
Крики сердца не глуши
Логикой жестокой.

Пусть известно всё давно,
И банальна рифма,
Нам природой не дано
Создавать без риска.

Не сжигай ночных бумаг,
Не теряй блокноты,
Завтра будет свыше знак,
Убедишься, кто ты.

Те же, кто критиковал
Сумрачным злословьем,
Будут пачкать пьедестал
Преданной любовью.

Слова - это тоже не просто.

Прозой писать свободней,
Рифмой писать труднее,
Решенье пришло сегодня
Помучиться за идею.

Решенье пришло сегодня,
В безделье себя теряю,
Писать, писать что угодно,
В безделье слова умирают.

Идеи без слов страдают,
Сохнут они, немеют
И, наконец, умирают,
А души без них пустеют.

Слова - это тоже не просто,
Ищешь их, вспоминаешь,
По стандартам берешь, по Гостам,
По падежам изменяешь.

И когда из случайных азбук
Вдруг прорежется злая тема,
Все слова заиграют сразу,
Ты доволен, ты это сделал!

Отцу.

Ничего о тебе не знаю,
Те случайные сведения, крохи
Растолковываю, разгрызаю
Хромосомную память крови.

Я твое создаю подобье
По своим чертам и привычкам,
Ты, наверно, был очень добрым,
Обрастая легендой -притчей,

На коне, с сыромяжной плетью,
Осадив свою непокорность,
Нищеты кругом не заметил,
Где твои разрастутся корни.

Как ты мог? Как ты смог
Жить потом без вины?
Почему ты не бог,
Чтобы все изменить?

А зачем изменять,
Все уходит само,
Как ты мог без меня,
Как ты мог.

Любить, это значит...

Мне некого больше любить,
О чем эта дивная строчка?
Итоги проигранных битв
Сражений победных не прочат,

Я больше любить не могу,
Пустые знакомства и лица
Мелькают и мимо бегут,
И чувствам не возродиться.

Любить - это значит прощать
Больным недоучкам изъяны,
И в мусорном баке искать
Вчерашней романтики планы.

Любить - это значит гореть
Надеждой неясного счастья,
Снимать в бесполезной игре
Козырную пруху по масти.

Давно я уже не игрок,
И чуждый любовных затей,
Везущий на кладбище гроб,
Ямщик, не гони лошадей.

Становление.

Ну и где они, эти поэты,
О которых вы так говорите,
Становлением разодетые,
Возвеличенные в арбитры?

Стихи мы писать умеем,
Но поэтами мы не стали,
Не пришло еще наше время,
Не бурлит еще в нашем стане.

Не построиться нам в отряды,
Не прийти на большие съезды,
Не потупиться при наградах,
До народных от неизвестных.

Для меня поэзия - мысль,
А не членский билет в Союзе,
Для почетного компромисса
Превратиться себе в обузу.

Я прислуживать не желаю,
И пишу без заказов свыше,
Не расчитываю не жалость,
Так как знаю, что я не лишний.

Но стихами моими не будут
Украшать вестибюль подземки,
Я в забое застряну рудном,
Я сорвусь, подстрелянный, с ветки.

И таким же, как все , обманутым
Буду числиться, как поэт,
Не заботясь о вечной памяти
Становиться мне или нет.

Жертвы.

Кто сказал, что поэты - психи,
А поэзия - сдвиг по фазе?
Сочинять никогда не просили,
Разве только на праздники.

А они все пишут и пишут,
И не могут остановиться,
Праздник прошедший ищут,
Чтобы как-то хоть проявиться.

Чтобы снова их кто послушал,
О себе в стихах заявить,
Чтобы кто посочувствовал душам,
Оторвавшимся от земли.

Но мучения их непонятны,
И достоинств особых не видно,
И какою должна быть плата,
Чтобы было за них не стыдно?

Не больные они, поверьте,
Просто видят они иначе,
Это наши готовые жертвы,
Мирозданию предназначенные.

Замысел.

Так говорите, замысел важнее?
Пусть даже текст находками не пышет,
Зато какая сильная идея,
Все недочеты и шаблоны спишет!

Я мыслю, значит точно, существую,
Сократовский известный афоризм,
Но неизвестен монолог впустую,
Не подтвержденный всплесками харизмы.

Нашел словцо, и новое открылось,
Лишь успевай из памяти качать,
А в замысле запутался бескрыло,
Где самое тяжелое - начать.

Отточенный, классический, но пресный,
Без неудобных и шершавых мест,
Ни для кого уже не интересный,
Становится и замысел, и текст.

Рубаи.

Для творчества нужны большие силы,
Приподнимало чтоб и возносило,
От мистики до миража абстракций,
Но так, чтоб корни ветром не сносило.

У справедливости конструкция литая,
Она, как мост, над фальшью поднимает
И переносит на пустынный берег,
Где там тебя никто не понимает.

Надеешься намеренья благие
Осуществить, пока они такие,
Потом, в конце найдешь свою ошибку,
Но за тобой пойдут уже другие.

Орбиты жизни в старости короче,
Но на прикол садиться кто захочет,
Когда врастешь уже без поворотно,
Ищи свои пространства между строчек.

Недавно мне открылись рубаи,
Как будто до сих пор я был в тени,
Сменив свое невежество на свет,
Вступать приходиться в тяжелые бои.

Мы рано познаем науку правд,
И кроем, все пристойности поправ,
Когда же правдоруб тебе найдется,
Отбрось сомнения, ты прав!

В жизни мы похожи на шары,
Тяжестью влекомые с горы,
Хаотичность данных траекторий
Мы зовем - превратности судьбы.

Поэт всю жизнь банальности боится,
Не дай мне бог хоть в чем-то повториться!
Признания добившись, понимает,
Что и банальность может пригодиться.

Поэт и художник.

Художник приходит на берег
И пишет берег с натуры,
А берег на солнце белый,
А к вечеру будет бурым,

А к вечеру будет закатным,
Розовым или синим,
Художник рисует пятнами,
Слабыми или сильными.

Поэт не приходит к морю,
Море его поглощает,
Море не слышет боли,
Море думать мешает.

Но чтобы перо писало,
И рифмы ложились в строчку,
Надо, чтоб море дышало
В келью его, в одиночку.

И где-то на грани слуха
Стих превратится в соло,
Стих обрастает звуком,
Как берег белеет солью.

Приходят поэты к морю,
Чтоб песни моря послушать,
Чтоб песням умело вторить.
Чтоб в песни вкладывать душу.

Тема.

Ходишь по городу, видишь и слышишь,
Сядешь потом вечерком и напишешь,
Темой, которая вдруг проявилась,
Полно, легко, с наслажденьем задышишь.

Вложишь в нее мастерство и науку,
Все, что придет и на ум и под руку,
Тонко шлифуя слова и оттенки,
В ритм вживая скопления звуков.

Кажется, все, получилось, готово,
Сверху с намеком найду заголовок,
Набело втисну в тетрадь, понимая,
Что ничего не писалось такого.

Втисну, заброшу без свеч и поминок,
Лучше пусть будут посмертно  бранимы,
Чем выставлять на показ равнодушным
Этих, еще беззащитно ранимых.

Да и, к тому же, всегда сомневаюсь,
Тем ли кажусь, но не очень стараюсь,
Где-то всегда холодок опасенья,
Правильно ли, или я ошибаюсь?

Кто заявляет себя на Пророка,
Должен быть чист и лишенным пороков,
Даже во всем превосходство имея,
Быть идеалом, поверьте, жестоко.

Время, тебя назначаю в судейство,
Чтобы отсеять и фальшь, и злодейство,
Но и в тебе я опять сомневаюсь,
Будет ли найдено правое действо?

Или затухнут, как в толстой тетрадке,
Истины, всплески, идеи, догадки,
Серым колором скрывая сознанье
Для, может быть, преждевременной схватки.

Душа.

Душа ленива, и работать
Она не хочет каждый день,
Но будет хуже, если кто-то
Судить надумает за лень.

Она чувствительно ранима,
Обидчива, и свысока
Стрельнет и шаркнет мимо,
Сама, мол, знаю, что и как.

Она на внутреннем контроле,
Себе бездействие прощает
И в ожиданье главной роли
Нам потрудиться обещает.

Творчество заразительно...

Данный сайт посвящен стихам о стихах, о муках творчества и назначении поэта.

Здесь вы найдете мысли и темы, истинность которых трудно опровергнуть, но узнать о них будет для Вас несомненно интересным. Творчество заразительно, возможно, и вы возьмете перо и бумагу, и у Вас что-нибудь получится.

Стихи

Стихи плохими не бывают,
Они ударностью и рифмой
Защитный панцирь пробивают,
И сердце падает на рифы.

И сердце стонет от напора,
От звуков, образов, идей,
От самолюбия, позора,
От суеты ленивых дней.

Пиши, и все тебе зачтется,
Твои сомненья и грехи,
Читатель, он всегда найдется,
Найдется, были бы стихи.

Стиха стихия.

Автор далек от мысли учить кого-либо писать стихи, тем паче рассказывать о правилах стихосложения, все это относится к теории средств в поэзии, о чем можно прочесть в любом справочнике, тогда как вопросы содержания в стихах кажутся отнюдь немаловажными, недооценка которых уже привела к застою поэтической литературы и полному атрофированию в этом смысле современного общества.

Стишки к празднику, к юбилею, на день рождения, открыточки и послания, шутливые и ироничные, снизили значение поэзии до каламбура и простого стихоплетства, серезных стихов мало кто пишет, и почти никто не читает.

А между тем, несмотря на казалось бы полную изученность этого жанра, поэзия представляется мне именно Стихией, непознаваемой, необузданной и могущественной, способной оставаться недосягаемой высотой для сухих теоретиков и плодородной почвой для настоящих художников, в каком бы эстетическом плане они не пребывали: в музыке, в изобразительном искусстве или в литературе.

Именно строптивость крылатого коня поэзии заставляет нас выйти один на один с ним на поле брани и взвиться, но уже не надо мелкими страстями и невежеством ограниченных людей, как это было вчера, а над ужасающей панорамой всего человеческого пребывания на земле, последствиями научно-технических гонок, биологического истребления и мозговых атак.

Другие.

Нет, вы не дураки,
А просто, мы другие,
Как в залежах руды
Песчинки дорогие,

Как редкий самоцвет
Уральских камнепадов,
Как аномальный свет
Зарытых кем-то кладов.

Случайности каприз,
Без цели и без смысла,
Как непонятный риск,
Эксперимента искра,

Мы в клеточках таблиц,
Оставленных пустыми,
Ненайденных частиц
Молекулы простые.

Разбросаны в миру
Небрежною рукою,
Но было бы кому
Сочувствовать изгоям,

Но было бы кого
Тащить на эту гору,
Определитель квот
Приемлет без разбора.

Там сам себе судья,
И слушатель, и критик,
На казнь себя ведя
Сомнительным вердиктом,

Всего лишь для того,
Чтоб гранью незаметной
Могильники из слов
Сверкнули чем-то светлым.

Единство.

На нашем знамени единство
Сменило шаткий коммунизм,
Идеологию правдиста
Менталитетностью харизмы.

Недостижимость совершенства -
На позитив инструментальный,
От подавляющего жеста
К монументальной вертикали.

Как мы устали от шаблонов,
Величья тягостных побед,
На перевертышей везло нам,
А проиграли на себе.


***

Есть объединяющее чувство
Классовым различиям в обход,
Мы толпу на вытяжке Прокруста
Превращаем вежливо в народ

И даем ему одно дыханье
По команде высказаться "За",
Или невникающе охаять,
Глядя изучающе в глаза.

Этот упреждающий феномен,
Делать всех едиными в одном,
Протестуя стадностью неволе,
Психотропной называется войной.

Это то единство опасенья,
Коллективным страхом заразя,
Истребляет позитив сомненья,
Настоящим истреблением грозя.

Это то единство заключенных
В форму ритуалов и молитв,
Слабостью ведущего сплоченных
Для каких-то непонятных битв.

Если вдруг неопытное рвенье
Раздробят реальностью могил,
То надолго остановит время
Футуризм мрачных заправил.