Черные деревни да печные трубы.
Зашуршала осень, облетела ветром,
Небо раскачала хмарью дождевой,
Промокнула парки желтою салфеткой,
Хорошо - не лето, хорошо - не зной,
Да уж, покрутило градусов под сорок,
Никогда такого не было у нас,
Подступало пламя жаркой полосою,
Будто шел с напалмом боевой спецназ,
Черные деревни, да печные трубы,
Памятью военной по больному жжет,
И по-стариковски осенью простудной
Кутаются люди, было бы во что.
И только ночь.
Еще листва деревья украшает,
Еще цветы газонами разят,
Но осени не видят горожане,
Не чувствуют ее холодный взгляд.
Горячий зной пылающего лета
В жаровню обративший твердь,
Переродил состав зеленых клеток,
Совсем не запланировав стареть.
И травы поднялись, ожили рощи,
Июльский снова говорок стрекоз,
Машины дождь размеренно полощет,
И небо ждет неотвратимых гроз,
И только ночь одна не совпадает,
И темнотой подкрадываясь в рань,
Туманом первым сокращая дали,
Совсем не расположена играть.
Сквозняки.
У нас дожди, и небо почернело,
И ветер возбуждает сквозняки,
А сквозняки артачатся зачем-то,
Не с той сегодня вставшие ноги.
А им бы пробежаться хорошенько,
И выветрить протухшие углы,
И обнаружить с ловкостью ищейки
Всю эту политическую гниль.
Снести волной настойчивого ливня,
Все это громогласное жулье,
Одной патриотичностью наивной
Сжигающее нас, а мы живем.
А мы свое спасаем погорелье,
Для перемен не созданную страсть,
И закрываем форточки и двери,
Чтоб сквозняки не выветрили нас.
***
Вот и все, закрыли двери,
У окна мое местечко,
День заботами измерен,
Еду радости навстречу.
Подышу дождливой хмарью,
Пеленой воды промозглой,
Бессердечностью охаяв,
Убегу на дикий остров,
Там ночуют альбатросы,
Налетавшись, накричавшись,
И разлапистые сосны
В одиночестве скучают.
Успокоюсь в ощущеньях
Беззаботности последней,
В непосредственности щедрой
И растерянности летней.
Грозовое.
Перед грозой все стихло, будто сжалось и возвратилось в звук первоначальный.
Оцепенев, стояли сосны, им виднее было приближенье силы атмосферной.
Макушками касаясь низких туч, они благоговели перед ними,
считая собственную высоту ничем, перед массивом грозовых скоплений.
Чайки не летали. Облепив большие камни, ждали эха.
Вода стояла чашей удивленья, сама же, испаряясь, родила сих монстров,
и теперь они росли, росли в размерах,
и заполняли все пространство между соснами и морем.
Капельки дождя смочили пыль на пляже, обезлюдевшем мгновенно.
Народ поспешно заводил машины, сигнальными огнями увозя всех близких подальше,
где не так опасна предстоящая гроза.
Полил тягучий дождь, шурша в иголках хвои, как будто сглаживая кроны,
как будто оживляя их от анастезии.
Всколыхнулся от прохлады раскаленный воздух,
где-то там громыхнуло, в отдалении, планомерно приближаясь,
предупреждало, что оно уже пришло.
Сверкнуло молнией, и не одной,
слепящим светом озарило земли покорность перед божеством,
разрядами треща, ионизируя чистотой живого кислорода.
Дождь смешался с ветром, а берег с водой и небом.
Гремело рядом, наверху, над головой,
катило глыбами, сшибало ненавистью, яростью обвалов.
Дождь лил теперь, как водопад, ликуя орошал,
смеясь от страха больше, чем от гнева, но силу не терял, торжествовал заносчиво.
Прорезалась внезапно морская хлябь, светлея отголосками раскатов,
и тучи уходили на восток, прощаясь с соснами,
а запад опять чернел и приближался.
И в этом промежутке солнце на голубом бездонном небе воцарилось,
усмирив дракона, ненадолго.
Отлив.
Купаться холодно, отливом
Морское обнажило дно,
И камни мерзнут сиротливо,
Лишившись матери родной.
Вода всегда уходит тихо,
Зато приходит, как война,
И замирает в сонных бликах
Еще сердитая волна.
И непрогретые глубины
Пугают летней синевой,
И август кажется бессильным
Июльский обнаружить зной,
Идут, сгущаются отвесно,
Чернеют ветром облака,
И ждут от осени известий
О наступлении врага.
Берег.
Прихожу к тебе, как на свиданье,
Ты мне рад и ластишься, как зверь.
И прощаешь, осуждая втайне
Грех моих ошибок и потерь.
Мне тебя так часто не хватало,
В дни, когда недавняя любовь
Стала тем уже ненужным хламом,
Что на берег выбросил прибой
В дни, когда осенних ветров нити
Не собрать в единый толстый жгут,
Ухожу в простор твоих укрытий,
И надеюсь, что меня там ждут.
Мы с тобой давно-давно знакомы,
Эхом дюн приветствуешь шаги,
Ты телохранитель мой в законе,
Береги меня, мой берег, береги.
Чайка.
Я видела белую чайку, большую белую чайку,
Больше, намного больше, тех, что летали рядом,
Откуда она, случайно, или в каком отчаянии,
Ветру, мне показалось, только была и рада.
Как она воспарила над тенью унылой суши,
Грацией закружила, кругом прошла почетным,
Берегом и заливом, сосен едва коснувшись,
Уверенно и красиво, крыльями только черными
.
Морской пейзаж.
Морской пейзаж, обычная вода,
Обычная пространственная лужа,
И горизонта ослепляющая даль,
И шум своей массивностью загружен.
Там облака по небу разбрелись,
Кучкуются в причудливых объемах,
И ветреность по глобусу Земли
В своих перемещениях огромна.
Захлопотала чайка над водой,
Врезаясь, на поверхность опустилась,
Ей может быть не хочется одной,
И для полетов требуется стимул.
А море, расположенное к ней,
Барашками рассыпчато смеется,
Все выше амплитудою качель
Веревочки, привязанные к солнцу.
Пожухлость.
Разъяснится и холодом опустит,
Пожухлостью в болотный перегной,
Останутся рябиновые бусы,
Красуясь в отражениях собой.
На стеклах запотевшая обманность,
С утра лучами теплится восход,
Сочась еще еловостью гуманной,
Уже грозит закованностью в лед.
Затучье отсыревшей чередою
Уходит, не прощаясь, на восток,
Рождая фантастических чудовищ
В осенней оголенности дорог.
Вперемешку солнце с теплым ветром.
Что-то ты сегодня расшумелось,
Там у камня вспенилось совсем,
Налетаешь с силой неумелой
И грозишь, не ссорившись ни с кем.
Ночью дождь мочил до посиненья,
Надоевшей сыростью бубнил,
А с утра расщедрившийся Север
Облакам мазнул на хвост белил,
Вперемешку солнце с теплым ветром
Разбросал по мокрому песку,
Прикоснулся ультра фиолетом,
С чуть солоноватостью на вкус.
Море, край, а чайки-то летают,
С легкостью пронзая гребни волн,
Глухотой охвачены тотальной,
Но предвидя сказочный улов.
Возрождение.
Тончайший воздух, как дыхание земли,
Как запах травостоя и грибницы,
Стрекозами июльскими звенит
И воздает влюбленности сторицей.
Здесь терпкий дух природной чистоты
Сольется с духом вечного начала
И вдохновит еще не зрелые ростки
Для новых необузданных зачатий.
Познавший идеальности портрет,
Реальностью разумной отразится,
Сняв навсегда мифический запрет
С познания нетронутой страницы.
Как часть души, синонимом любви
Дух выпрямит свое самосознание
Таким упрямым светом изнутри
Воспрянуть, утвердиться заново,
Как вечная идея высших чувств
Преодолеть все вехи разложения,
Чтоб воплотить далекую мечту
Своим неукротимым возрождением.
Летнее.
Что-то потянуло северной прохладой,
Чайки раскричались, им садиться надо,
Тучищи все ниже, крадучись свисают,
Тяжестью своею напуганные сами.
Где-то громыхнуло в темноте за лесом,
По макушкам сосен децибельным треском,
Капнуло на руку, может быть, смолою,
Говорят, при грозах разбивает хвою.
Ольха.
Ольха растет, а верба поредела,
Чего бы ей, и солнце, и вода,
И близостью случайного соседа
Счастливилась бы, пела и цвела,
Одной семьей, болезненная тонкость,
И серостью разбавленной слезит,
Склонилась в неустойчивости ломкой,
Макушкой доставая до земли.
Зато ольха, и в ширь, и густотою,
И множеством давлеет и теснит,
Вниманием других не удостоит,
И братством не откликнется лесным.
Степь.
Солнце присело на край небосвода,
Ночь и прохладу устало встречая,
Черных грачей необъятная свора
Сразу полнеба затмила печалью,
Желтых колючек острые иглы
Рдели на солнце, дрожа и играя,
Ветер промчался по теням их длинным,
В жаркий песок семена осыпая,
Степь уходила далью пугливой,
В синем тумане скрывая дороги,
Где-то луна осторожно парила,
Чтоб не обжечь непривычные ноги,
Кажется, все настороженно тихо
Пряталось, отдыху день уступая,
Словно предвидя опасности лихо,
Словно последствия все понимая,
Но будто парус белело в бездонье
Девичье платье романтики первой,
Первой надеждой и первой любовью,
Не замечая ни игл, ни терний.
Скрипнет на прощание калитка.
Я приду сюда и успокоюсь,
Замолчу, прислушаюсь, пойму,
Все здесь совершенно не такое,
И никто здесь не обязан никому.
Для других свое на расстоянии,
Каждый заморочен на себе,
Приоткрою для просушки ставни,
Пусть дневной появится просвет,
Подмету с крыльца иголки хвои,
Посижу на лавочке с чайком,
День неторопливостью подходит,
Вызревает хлебным калачом.
Видя нас взъерошенных, на срыве,
Лечит безмятежностью простой,
В солнечном безоблачном наплыве
Примиряя сердце с пустотой.
Скрипнет на прощание калитка,
Я приеду, скоро, насовсем,
Ставни пусть останутся открытыми,
И дежурный оставляю свет.
Откуда столько облаков.
Откуда столько облаков,
Тяжелых, мрачных,
Как по велению богов
Дождями плачут,
Или как сеткой моросят,
Сырая серость,
Июнь надеждами иссяк
На загорелость.
И дышит северный циклон
Дыханьем жестким,
Бросает градины в лицо
По-детски горсткой,
А берег теплый всё равно,
И море - ванна,
Я убегаю босиком
По-женски плавно,
Я возвращаюсь и грущу,
Что солнца нету,
По предсказаниям вещунь
Проходит лето.
После дождя.
После дождя трава лежит
На солнце, каплями сверкая,
И словно просит, опиши
Меня, зеленую, стихами,
И словно просит, подыши
Вот этой чистотой и летом,
И с хрустом спелости свяжи,
И с вдохновением ответным.
Покой и мир, природа ждет
Ещё тепла на август светлый,
Но по утрам уже свежо
Напоминанием заметным.
Мокрый дождь.
Монотонно-капельная влажность
Провисает просинью сосновой,
Холодком по-августовски вяжет,
Шумом убаюкивает сонным.
Так успокоительно знакома
В перестуках мокрого дождя,
Нет, не осень, нет, она не скоро,
И придет сама, не надо ждать.
Тишиною дождь остановился,
Теплым испарением ответил,
И мгновенно высыхают листья,
Переменный поглощая ветер.
Шиповник.
Отцветет шиповник
и наступит осень,
Ягод витаминных
коралловая россыпь,
По-июльски жарко
иногда ночами,
Не уснуть под вальсы
мошек с комарами,
Розовая нежность
на колючих ветках
Лепестками платит
за вниманье ветра,
Терпкие кругляшки
с красными боками,
Не спешит шиповник
к осени с дарами.
Туман в окне.
Туман в окне, и шторка пузырится,
Я представляю, что сейчас на пляже,
Сидят у стен нахохленные птицы,
И ветер мнет песок и будоражит.
И никого, и воздух мокр наощупь,
Барашится прибой, откуда-то из туч
И с бормотаньем валуны полощет,
Предвосхищая неминучесть стуж.
Светлеет, день теплом зарнится,
Отчетливее очертанья крыш,
А шторка продолжает пузыриться,
А ты всё за компьютером сидишь.
Кувшин.
Нет, не мне тебя любить, золотая дива,
Раскололся твой кувшин у воды игривой,
И во что набрать теперь хладной той водицы,
Распечалила судьба сердце у девицы.
Юность тоненьким шнурком подвязала груди,
Локон легким завитком вдохновенье будит,
Скользкий камень у ручья каплями играет,
Черепки собрать нельзя на пологом крае.
Лес дремучий сторожит тишину у кручи.
Солнце жарким угольком спряталось за тучи,
Раскричалось воронье по верхушкам ивы,
Вечер сумрака платок по плечам раскинул.
Не грусти, моя печаль, дело наживное,
Я куплю тебе кувшин и уйду с зарею,
Неберешь в него воды, родниковых капель,
И останешься одна на холодном камне.
Деталь важности.
У берега есть важности деталь,
Не те его ландшафты видовые,
А те, кто там способен обитать,
И выживать без радужных идиллий.
Песок и камни, редкая волна
Перевернет с испугу дно морское,
В который раз решится не понять,
Что кончились запасы все съестного.
И чайки спят, что бестолку летать,
Скорее человек гуляющий покормит,
Но не успеть открыть бывает рта,
Как стаи на дележ слетаются вороньи.
Они тут прописались на века,
На редкость несговорчивые птицы,
Весь день неподражаемый вокал
Над берегом прерывисто басится.
Пустеет к осени полуголодный пляж,
И детских голосов уже не слышно,
И только песни пьяные гуляк................
Пробуждение
Мартовская оттепель коварна,
Не весна, не тает, не плывет.
Только люди в состоянье парном
Совершить готовы перелет
Через снег, предчувствуя движение,
Через толщу зимних непогод,
Ощущая тонкое брожение,
Основных инстинктов наворот.
Хочется встревоженную память
Навести на спящую весну,
Чтобы из прожитого годами
Воссоздать рождений полосу.
Небо чуть поярче, чуть повыше,
День длиннее. ночь не так темна,
Позову, и кто-нибудь услышит
В этом пробуждении меня.
09.09.2010
Стихи о любви.
Горька любви седая пена.
Влюблен, молчи, смеяться будут,
Для них все в прошлом, от тебя
Отпрянут с деланным испугом,
Любовь - не счастье, а беда.
И ты не ждал, почти не верил,
Что можешь быть совсем другим,
Взлететь без крыльев и без перьев,
На пик из собственных руин.
Горька любви седая пена,
И в чувствах не найти друзей,
Но так желанна перемена
На гребне сутолоки всей.
Где не откажутся владельцы,
Всесилье потерять боясь,
Измены будущей последствий
Судить неопытную связь.
Неясной зависти подкидыш.
Ты говоришь мне про любовь,
Но оглянись и не увидишь,
Она там где-то, за тобой,
Неясной зависти подкидыш.
Скользит и падает из рук,
И непонятливостью грузит,
То прячась, высветится вдруг,
То до конца затянет узел.
Строптивость сменится на плен
А ярость обернется нежной,
И пульсу возбужденных вен
Сопротивляться бесполезно.
Ты в этот миг остановись,
И не спеши назвать любовью
Той вечной похоти каприз,
Чтоб расстрелять в нее обойму.
Сомкнутся параллельности пути.
Ты не придешь, я тоже не приду,
Заснеженный перрон, пустая электричка,
Я не метнусь к немытому окну,
Не прислонюсь к наклеенной табличке.
Пусть машинист проверит тормоза,
Предупредит единожды и длинно,
Качнет состав для верности назад
И поплывет в завьюженности зимней.
Сомкнутся параллельности пути
И заблестят легированной сталью,
Такого не нашла себе, как ты,
И ты был неразборчивым в свиданьях.
Океан.
В океане слов ты нашел стихи,
И принес их мне, приоткрыв себя,
Я читаю в них о тебе, прости,
То, что понял ты, я хочу понять.
В океане лиц я тебя нашла,
Уловив едва чуть заметный след,
В тесноте тревог, где живет душа,
Чтобы код любви ей послать в ответ.
В океане тьмы заалела нить
Только наших глаз, только наших рук,
Значит, можно плыть, значит, надо жить,
Даже если темно вокруг.
Я больше любить не могу.
Я больше любить не могу,
Пустые знакомства и лица
Мелькают и мимо бегут,
А чувствам не возродиться.
Любить - это значит искать
Вчерашней романтики планы,
Где вместо надежды тоска
Меня непременно обманет.
Любить - это значит гореть,
И ждать непонятного счастья,
Снимать в бесполезной игре
Козырную пруху по масти.
Давно я уже не игрок,
И чуждый любовных затей,
Везущий на кладбище гроб,
Ямщик, не гони лошадей.
Я отказалась от любви.
Я отказалась от любви,
Ты скажешь, дура,
Я отказалась от игры,
Возьму натурой,
Сорву приличия без слов,
Размажу краски,
Уйду по берегу босой
Вдвоем с Пегасом,
Я уплыву в ночную топь
И в лунный вихрь,
Не успокоиться, а чтоб
Прорваться криком,
И разбежаться по углам
Пустой Вселенной,
Чтобы увериться, смогла
Пропасть бесследно.
Нет, мне коня не подведут.
Ты не надейся, я не твой,
Давай расстанемся друзьями,
Тебе сидеть весь век одной,
А мне на кладбище развалин,
Нет, мне коня не подведут,
И не его дорога взмылит,
Листвой осенней опаду,
Зимой заснеженной застыну,
Надежду робкую сожгу,
И замолчу на той чужбине,
Где сны о прошлом берегут,
И забывают все обиды.
Передавай жене привет.
Я не хочу дружить с тобой,
И ты прекрасно знаешь,
Как я борюсь сама с собой,
Растаптывая зависть.
Она заваривает чай
В твой термос по субботам,
Её любовь так горяча,
Вкусна, как бутерброды,
И ею связанный жилет
Тебя зимою греет,
Передавай жене привет,
Беги же к ней скорее.
Ты не придешь.
Ты не придешь, тебя я не увижу,
Мне будет грустно целый день одной,
А день сегодня будто чем обижен,
Вот-вот заплачет скукой дождевой.
Я буду думать, памятью тревожа
Ушедших дней прощальное тепло,
Сосновый лес и странную возможность
Уйти в себя от общества, от слов.
Купанье, лодка на озерной глади,
И тихий свет глубокой тишины,
Твое весло с метафорами ладит,
И разум с сердцем ладить бы должны,
Но что-то есть иное между ними,
Задумчивость, тревога, нерешенность,
Быть может, сами по себе они иные,
Кто знает истину, тот знает обнаженной,
Но есть ли смысл в этих откровеньях,
И что нам в исповедях, тонущих во тьме,
Я просто помню наше воскресенье,
Ты, если можешь, помни обо мне.
Высокая проба.
Девка, противно и тошно,
Лезет, кричит, суетится,
Дура с инстинктами кошки,
Задуманная, как царица,
Вещица, простая дешевка,
Без титулов, чина и чести,
Сама в состоянии шока
От этих древнейших профессий,
Сама онемевшая просто
От хамской цены униженья,
Не требует, даже не просит
Хоть капли к себе уваженья.
А хочется, чтобы потише,
А хочется, чтобы скромнее,
Юноша девушку ищет,
Богиню ищет, Венеру,
Ищет святую природу
Таинств любви, материнства,
Словно высокую пробу
Грез молодого Париса.
Чтобы к ногам превосходства
Бросить знамена и сердце,
Холод и жар благородства
Обманутого легковерца.
Явилась женщина ко мне.
Явилась женщина ко мне
На берегу у вод искристых.
Я размышлял среди камней,
Искал неотвратимых истин,
Не красотой она плыла,
Не юностью она сквозила,
Она реальностью была,
И преимуществами зрима.
Она была совсем другой,
Не мной, не жаждой и не вещью,
Прибоя пенистой волной,
И птицей величаво вещей.
С утра и к женщине.
С утра, и к женщине, вполне,
Одна из тех загадок в мире,
Когда не истина в вине,
Само вино в твоем разливе.
Она - опасность и игра,
И возбуждающая похоть,
И, предназначенный сгорать,
Не прячься с чувством одиноким.
Твоя война, твоя вина,
Любовь и ненависть прекрасны,
Любая жертва не цена
На карте искушений страстных.
Но покоренному - не быть,
Не подчиняться, но владеть,
Неси для женщины цветы,
Но прихвати с собою плеть.
Не преступи.
Не преступи черту, не преступи,
Когда тебе зачем-то приоткрыли
Святую дверь возвышенной любви,
Позвав в полет на неумелых крыльях.
Забудь о прошлом, вверься, как дитя,
Наивность и неопытность прощая,
В объятья неизвестности летя,
Дозволенных границ не нарушая.
Не возомни, ни больше, чем ты есть,
Удачи поворот тебе дарован,
Завистников гони тупую лесть,
Ты лучше и ответственней другого.
Влюблен, молчи, смеяться будут,
Для них все в прошлом, от тебя
Отпрянут с деланным испугом,
Любовь - не счастье, а беда.
И ты не ждал, почти не верил,
Что можешь быть совсем другим,
Взлететь без крыльев и без перьев,
На пик из собственных руин.
Горька любви седая пена,
И в чувствах не найти друзей,
Но так желанна перемена
На гребне сутолоки всей.
Где не откажутся владельцы,
Всесилье потерять боясь,
Измены будущей последствий
Судить неопытную связь.
Неясной зависти подкидыш.
Ты говоришь мне про любовь,
Но оглянись и не увидишь,
Она там где-то, за тобой,
Неясной зависти подкидыш.
Скользит и падает из рук,
И непонятливостью грузит,
То прячась, высветится вдруг,
То до конца затянет узел.
Строптивость сменится на плен
А ярость обернется нежной,
И пульсу возбужденных вен
Сопротивляться бесполезно.
Ты в этот миг остановись,
И не спеши назвать любовью
Той вечной похоти каприз,
Чтоб расстрелять в нее обойму.
Сомкнутся параллельности пути.
Ты не придешь, я тоже не приду,
Заснеженный перрон, пустая электричка,
Я не метнусь к немытому окну,
Не прислонюсь к наклеенной табличке.
Пусть машинист проверит тормоза,
Предупредит единожды и длинно,
Качнет состав для верности назад
И поплывет в завьюженности зимней.
Сомкнутся параллельности пути
И заблестят легированной сталью,
Такого не нашла себе, как ты,
И ты был неразборчивым в свиданьях.
Океан.
В океане слов ты нашел стихи,
И принес их мне, приоткрыв себя,
Я читаю в них о тебе, прости,
То, что понял ты, я хочу понять.
В океане лиц я тебя нашла,
Уловив едва чуть заметный след,
В тесноте тревог, где живет душа,
Чтобы код любви ей послать в ответ.
В океане тьмы заалела нить
Только наших глаз, только наших рук,
Значит, можно плыть, значит, надо жить,
Даже если темно вокруг.
Я больше любить не могу.
Я больше любить не могу,
Пустые знакомства и лица
Мелькают и мимо бегут,
А чувствам не возродиться.
Любить - это значит искать
Вчерашней романтики планы,
Где вместо надежды тоска
Меня непременно обманет.
Любить - это значит гореть,
И ждать непонятного счастья,
Снимать в бесполезной игре
Козырную пруху по масти.
Давно я уже не игрок,
И чуждый любовных затей,
Везущий на кладбище гроб,
Ямщик, не гони лошадей.
Я отказалась от любви.
Я отказалась от любви,
Ты скажешь, дура,
Я отказалась от игры,
Возьму натурой,
Сорву приличия без слов,
Размажу краски,
Уйду по берегу босой
Вдвоем с Пегасом,
Я уплыву в ночную топь
И в лунный вихрь,
Не успокоиться, а чтоб
Прорваться криком,
И разбежаться по углам
Пустой Вселенной,
Чтобы увериться, смогла
Пропасть бесследно.
Нет, мне коня не подведут.
Ты не надейся, я не твой,
Давай расстанемся друзьями,
Тебе сидеть весь век одной,
А мне на кладбище развалин,
Нет, мне коня не подведут,
И не его дорога взмылит,
Листвой осенней опаду,
Зимой заснеженной застыну,
Надежду робкую сожгу,
И замолчу на той чужбине,
Где сны о прошлом берегут,
И забывают все обиды.
Передавай жене привет.
Я не хочу дружить с тобой,
И ты прекрасно знаешь,
Как я борюсь сама с собой,
Растаптывая зависть.
Она заваривает чай
В твой термос по субботам,
Её любовь так горяча,
Вкусна, как бутерброды,
И ею связанный жилет
Тебя зимою греет,
Передавай жене привет,
Беги же к ней скорее.
Ты не придешь.
Ты не придешь, тебя я не увижу,
Мне будет грустно целый день одной,
А день сегодня будто чем обижен,
Вот-вот заплачет скукой дождевой.
Я буду думать, памятью тревожа
Ушедших дней прощальное тепло,
Сосновый лес и странную возможность
Уйти в себя от общества, от слов.
Купанье, лодка на озерной глади,
И тихий свет глубокой тишины,
Твое весло с метафорами ладит,
И разум с сердцем ладить бы должны,
Но что-то есть иное между ними,
Задумчивость, тревога, нерешенность,
Быть может, сами по себе они иные,
Кто знает истину, тот знает обнаженной,
Но есть ли смысл в этих откровеньях,
И что нам в исповедях, тонущих во тьме,
Я просто помню наше воскресенье,
Ты, если можешь, помни обо мне.
Высокая проба.
Девка, противно и тошно,
Лезет, кричит, суетится,
Дура с инстинктами кошки,
Задуманная, как царица,
Вещица, простая дешевка,
Без титулов, чина и чести,
Сама в состоянии шока
От этих древнейших профессий,
Сама онемевшая просто
От хамской цены униженья,
Не требует, даже не просит
Хоть капли к себе уваженья.
А хочется, чтобы потише,
А хочется, чтобы скромнее,
Юноша девушку ищет,
Богиню ищет, Венеру,
Ищет святую природу
Таинств любви, материнства,
Словно высокую пробу
Грез молодого Париса.
Чтобы к ногам превосходства
Бросить знамена и сердце,
Холод и жар благородства
Обманутого легковерца.
Явилась женщина ко мне.
Явилась женщина ко мне
На берегу у вод искристых.
Я размышлял среди камней,
Искал неотвратимых истин,
Не красотой она плыла,
Не юностью она сквозила,
Она реальностью была,
И преимуществами зрима.
Она была совсем другой,
Не мной, не жаждой и не вещью,
Прибоя пенистой волной,
И птицей величаво вещей.
С утра и к женщине.
С утра, и к женщине, вполне,
Одна из тех загадок в мире,
Когда не истина в вине,
Само вино в твоем разливе.
Она - опасность и игра,
И возбуждающая похоть,
И, предназначенный сгорать,
Не прячься с чувством одиноким.
Твоя война, твоя вина,
Любовь и ненависть прекрасны,
Любая жертва не цена
На карте искушений страстных.
Но покоренному - не быть,
Не подчиняться, но владеть,
Неси для женщины цветы,
Но прихвати с собою плеть.
Не преступи.
Не преступи черту, не преступи,
Когда тебе зачем-то приоткрыли
Святую дверь возвышенной любви,
Позвав в полет на неумелых крыльях.
Забудь о прошлом, вверься, как дитя,
Наивность и неопытность прощая,
В объятья неизвестности летя,
Дозволенных границ не нарушая.
Не возомни, ни больше, чем ты есть,
Удачи поворот тебе дарован,
Завистников гони тупую лесть,
Ты лучше и ответственней другого.
Стихи о поэзии
Глоток истины.
Я бежал, как табун гнедых
На закат воспаленных дюн,
Чтоб найти хоть глоток воды
Для моих иссушенных дум,
Я искал среди звезд изгиб
Очертаний твоих одежд,
Я просил хоть глоток любви
Чтобы чувств погасить мятеж,
С пустотой сочетались дни,
Уходили мечты в песок,
Когда вдруг из глубин земли
Вдохновенный забил поток,
Я в поклоне припал к нему,
Окрыленный рожденьем строк,
Чтобы истину славить одну,
Это был свободы глоток
Чтобы гласным вылиться из струн.
Я творю,- задумался поэт,
Сознаю ли все свои уловки,
В трансгрессивном опыте проблем
Результаты только тренировки,
Сам себя могу ли изучить,
Вчитываясь в смысл предложений,
Находить в новаторстве ключи
Ранних импульсивных искажений,
Своего предшественника гнуть,
Обходить соперника и время,
Принимать подстегиваний кнут
И влиять на образ поколений,
Не последний раз пересмотрю
И по пунктам разложу науку,
Чтобы гласным вылиться из струн,
И согласным влиться перестуком,
Там, за метафизикой границ
Мир застрял субъектом одиноким,
Предикатным символом страниц
И невыразимостью истоков,
Заряжу бессмыслицей игру,
Значимостью сложного контекста,
И глубинным сходством перетру
Скептиков нетвердую поверхность.
Ты мне сказал тогда, пиши.
Ты мне сказал тогда, пиши,
И дал напутствие поэту,
Как будто ты давно решил
Оставить чувства без ответа,
Как будто ты искал слова,
А находил одни призывы,
Как будто рано открывать
Еще неясные порывы.
И я поверила, стихам,
Им отдавалось предпочтенье,
Но без тебя пустым был храм,
И не являлось вдохновенье.
Поэт не может не любить,
Горячей рифмой ощущая
Бессмысленность сердечных битв,
Но трусам бегства не прощая.
Клуб нерусских литераторов
Клуб нерусских литераторов,
Это что-то из фантастики,
Обывателей порадовать
Демократией участий,
Воспевать Чукотки крайности,
Диких чумов узкоглазость,
Глухомань восточной дальности,
Или гордую кавказость.
Или вывеской с иконами
Собирать деревни разные,
И сражаться с непокорными,
Пугачевыми и Разиными,
Соберемся, литераторы,
Всех субъектов недоразвитых,
Маргиналов инкубаторы,
И действительно докажем,
Что статистикой неправильной
Лишены мы полноценности,
Обоснованность неравенства
Порождается из центрости.
Соберемся, посчитаемся,
Отдаленностью униженные,
И поймем, что в этом статусе
Только нам таким и выжить.
Современность
Да, конечно,современность,
Власть, реформы, нищета,
Отрезвляет курс обменный
На кредиты и счета,
Я себе не представляю
Этот бодрый ноу хау,
Либеральную халяву
Трансформировать стихами,
Это как в большую яму
Из налогов и процентов,
С этой стороны - охрана,
А с другой без прецедентов,
Все гребут, кто сколько может
Под любым таким предлогом,
Современные вельможи
На финансовых потоках.
Страты новых философий
Политического бреда
С категориями "совесть"
Не понятны для поэта.
Беслан, Беслан и Евтушенко
Беслан, Беслан и Евтушенко,
Сентиментальностью изжит.
Пером былого совершенства
Взывает к совести режим,
Как мог тогда ты устраниться,
А за тобой ушли и те,
Кто прятал гневные страницы
В своем заброшенном столе,
Кому лились твои рулады,
Когда в агонии страна
Кровоточила новой раной,
Один поруганый Беслан,
Все разбежались, словно крысы,
Россию вспомнили теперь,
Дешевый твой патриотизм
Не воскресит тебе детей.
Лечить и временем и жадностью.
К стихам не липнет пересортица,
Всегда есть место откровению,
Как место подвигу находится,
К чему-то как к обыкновенному,
И будто был рожден для этого,
Играть словами и размерами,
Без удовольствия заметного,
Но с восхищением проверенным.
Копить, не жалуя усталостью,
Оттенки редкостных значений,
Готовым с легкостью расстаться
С преодоленным впечатлением,
Лечить терпением и жадностью
Трудом взрощенный эгоизм,
В стихах бы время отражалось,
А в рифмах зарождалась жизнь.
Как трудно быть поэтом.
Привет, привет, о цензор мой жестокий!
Пришел отсечь страниц ненужный груз,
Унять крамолу неусыпным оком,
Но похвалить рожденье новых муз.
Открыть души утраченные грани,
И тайники ненайденных наград,
Просеять пыль беспомощных исканий,
Убрать лихих банальностей парад.
Пришел сказать, как трудно быть поэтом,
И совмещать обыденность и взлет,
Кровоточить печалью незаметной
Среди ужесточений и невзгод.
Пришел к огню, согреться и подумать,
В тщете своих претензий разуметь,
Не всем всегда услужлива фортуна,
Не всем всегда по вкусу эта медь.
Секстина.
Игрою мне понравилась секстина,
А ну-ка, дай, попробую и я,
Произведу на свет свое дитя,
Стихам ведь тоже требуется стимул,
И, смысловые кружева плетя,
Немедленно взялась за дело я.
Тем более, был повод у меня,
Казалась недоступною секстина,
Из смыслов несуразности плетя,
Она была похожя на дитя,
Но выбрала однако же меня,
В расчете на эффектный стимул.
На стимулы всегда найдется стимул,
Попробовав, почувствовала я,
Стихов сложение искусно разделя,
Что не такое уж она наивное дитя,
Чем и понравилась вначале мне секстина,
Рифмованные кружева плетя.
Теперь вот повзрослевшее дитя,
Эффектности использованный стимул,
Определило в сущности секстину,
Тем более, что пробовала я,
Осмысленности кружева плетя,
И сложности искусно отделя.
Игрою заинтриговавшая меня,
И превратив нечаянно в дитя,
Венок похвал с усердием сплетя,
Вручила мне его лукавая секстина,
Теперь осуществить любое дело я
Смогу без указания на стимул.
Подумаешь, какая-то секстина,
Проблем и без нее хватает у меня,
Теперь и вовсе не уверена, что я,
Из рифм свое сознание сплетя,
Найду в себе неповторимый стимул,
Стихами восторгаться, как дитя.
Золотая строфа.
"Золотая строфа" - это конкурс поэзии,
Это крик одиночества, в рифме излит,
Это страсти излом, это грубый и трезвый,
Всей историей выстрадан, вещий язык.
Ни к чему украшать мне его позолотой,
Выбирать и отсеивать пробой на вкус,
Из чего-то такого не тленного соткан,
Но с металлом сравнить я его не берусь.
А находить особенность в обычном.
Поэзия считается искусством,
А реализм, первое, что в ней,
Напоминает обаяньем грустным
О суете неповторимых дней.
Душевностью на миг приподнимая,
Благих высот не обещает нам,
Стремясь неудержимо к пониманию,
Но опасаясь скептиков ума.
Пытаясь воссоздать мгновенья
Поэт теряет знание причин,
В каких надолго утвердилось время
Бесчисленностью масок и личин.
Безудержный поток ассоциаций,
В спонтанности рождаясь хаотично,
Лелеет не способность удивляться,
А находить особенность в обычном.
Становление.
Для меня поэзия - мысль,
А не членский билет в Союзе,
Для почетного компромисса
Превратиться себе в обузу,
Я прислуживать не желаю,
И пишу без заказов свыше,
Не рассчитываю на жалость,
Так как знаю, что я не лишний,
Но стихами моими не будут
Украшать вестибюль подземки,
Я в забое застряну рудном,
Я сорвусь подстреляным с ветки,
И таким же, как все, обманутым,
Буду числиться, как поэт,
Не заботясь о вечной памяти,
Становиться мне или нет.
Владык откормленная свита.
Поэты - психи, это точно,
Сейчас, когда им интернет,
В стихах не очень-то разборчив,
Дает во всем зеленый свет,
Они кучкуются в богемы,
Уставших гениев приют,
И с философией гаремной
С фанаток денег не берут.
Они таким широким жестом
Им позволяют целовать,
Сказала бы, святое место,
Чтобы отхожим не назвать.
Крышуют группу для поддержки
Давно не стиранных штанов,
И утюгом ученой плешки
Доят финансовых коров.
Мы - цвет отечества. элита,
Ее подвижнеческий дух,
Владык откормленная свита,
И прокуроры мертвых душ.
Для нас - народные любимцы,
Борцы, глашатаи свобод,
Официальной оппозиции
Отрепетированный ход.
Душевной маской прикрываясь,
Вещая царство вечных смут,
Из исторических развалин
Встает величественно шут.
Вам, лицедеи.
Вам, лицедеи, но мне б не хотелось
Грубо друзей дорогих называть,
Трогать давно надоевшую тему,
Тратить последнее чувство на вас.
Классикой злобной, помнится, гнали
Всякий, не ваших стандартов талант,
Тешась картиной знакомых страданий,
Маску надев безутешных утрат.
Смерть и потеху привыкшие путать,
Славить, чужой забавляясь бедой,
Дружески так посоветовать будто,
В рясе скрывая кровавый подбой.
Лучших сношений не знает природа,
Способов нет восходящим на трон,
Лестью в объятьях душить благородно,
Не нарушая ни правил, ни норм.
Бедная Муза.
Осенним таким вечерком неуютным
В дверь постучали несмело как будто,
Вижу, стоит, обтекая конфузно,
Кто бы вы думали, бедная муза!
Я тут страдал, не стихи, а пельмени,
Делал, лепил из дорог и сомнений,
С музой расставили все многоточия,
Повечерили, но спать-то не хочется.
Дождь барабанит затравленной лапой,
Муза согрелась в домашнем халате,
Ну и поехало, музыка, танцы,
Я до утра предложил ей остаться.
Мир, который никому не нужен.
Есть таланты мрачные, как скалы,
Неприступной мощью нависают,
Не горят, а тлеют в полнакала,
Словно вызов суете бросают.
Есть таланты гордые, как пальмы,
Есть скромней и тише незабудки,
В ссылке неизвестности опальной,
На краю у пограничной будки,
Есть, которых даже не заметишь,
А когда случайно обнаружишь,
Удивишься, как глубок и светел
Мир, который никому не нужен.
Кто они, голодные в лохмотьях.
Для чего же созданы поэты,
Прославлять метаморфозный мир,
Любоваться красотой планеты
И ценить осознанности миг?
Говорить друзьям о парадоксах,
Взлетах страсти, прихотях любви,
Постигать приоритетность долга
Сердцем непрощающим, больным,
Отводить тщедушных от ошибок,
Восходить на жертвенный костер,
Чтобы прорезалась от страшилок
Человечность, заглушая стон.
Кто они, голодные, в лохмотьях,
Но у стен владык и королей,
Не склонясь, величественно смотрят,
Значимостью гордые своей.
Скажи, что не поэт.
Скажи, что не поэт, скажи сейчас,
Когда с друзьями пребываю в ссоре,
Не измениться, снова не начать,
И некому о помощи кричать,
Добей последним аргументом в споре,
Когда весна застыла в холодах,
Когда страна разграбленная стонет,
Когда народ обманут, как всегда,
И в сердце одиноком пустота,
И старость по пятам за мною ходит,
Добавь к той сверхчувствительности желчь,
Чтоб доконать измотанную душу,
Успеть улики недовольства сжечь,
В зачатке вольнодумие пресечь,
И стать рабом безгласым и послушным.
Кто же ты, неизвестный.
Кто же ты, неизвестный,
Дорогой мой читатель,
Не готовый для лести,
Оказавшийся кстати,
Мрачноватый, ворчливый,
Или просто случайный,
Но умен и начитан
В неприступном молчанье,
Но уставший от боли
Выразительных строчек,
Выходить из подполья
Почему-то не хочешь.
Кто же ты, мой читатель,
Бесконечно резонный,
Снисходительно старый,
Или мудро зеленый,
Все равно благодарна
За контакт виртуальный,
Что остался за кадром,
Прикоснувшийся к тайне.
Затаенная тема.
Есть темы помельче,
Есть темы покруче,
Есть время и вечность,
Есть осень и тучи,
Есть сердце большое
И войн лихолетье,
Космический шепот
И утренний ветер,
Есть счастья осколки
И веры наивность,
Эффект парниковый
И желные ливни,
Есть запах покоса
И спелой малины,
Есть Родины голос,
И есть ностальгия.
И просто бестемье
В отдушине страсти,
Эмоций постельных
Подробные краски,
Есть темы такие,
Что лезвий острее,
Без форы и скидок,
И лезешь на стену,
И тупо грызешь
Непонятность абстракций,
Растрогать до слез
И заставить смеяться,
Но есть лишь одна
Затаенная тема,
Чтоб только талант
Не остался без дела.
Не пишите стихи.
Ты сказал, не пишите стихи, я сказала, не буду,
Я вообще-то давно собиралась, хотела начать
На стезе перемен совершенно иначе, другую
Поспокойнее жизнь, чтобы спать хорошо по ночам.
Ты сказал, не пишите, совсем интересно, не знаю,
Променять, отвернуться от светлых, как утро, берез,
Не увидеть кувшинок желтеющих тихую заводь,
Промолчать грохотанью сдвигающих молнии гроз.
Как же я обойду это море Балтийское мимо,
Не замечу волны засыпающей ласковый шум,
Не пойму бесполезных потуг обреченного мира,
И в ответ на любовь опасений своих не скажу,
Как же мне не проникнуться радостным чувством,
Или скорбь не делить с незнакомым во время пути,
Не спросить, отчего так в России становится грустно,
И простить, захлебнувшись горячей слезой изнутри.
В одном восторженном соитии.
Ты написал, во что-то веря,
Мечтой и щедростью томим,
Ты пережил стихами время,
Чтоб время возвратилось к ним,
И ноткой легкой приукрасив,
Созвучье уложил в струну,
Запел сознательно и страстно.
Надеясь, что тебя поймут,
В одном восторженном соитии
Рвалась мелодия на свет,
Из одиночества укрытий,
Из заторможенности стен,
Отвободительной токатой
Лилась со сцены глубина,
Хотелось жить, хотелось плакать,
Хотелось петь и пить до дна,
И настеж открывая двери,
Сердец подавленность лечить,
Ты пел, а это значит, верил,
И в нас, и в песню и в стихи.
Учусь читать стихи чужие.
Учусь читать стихи чужие,
Чужой бедой, чужим огнем,
Одним желаньем одержимы,
И тайной связаны одной,
Ищу мгновения открытий
И рассудительности зной,
Пророчеств видимые крылья
В незащенности сквозной,
В необратимости обоймы,
В неизлечимости от ран,
Ищу глашатаев свободы,
Законов ощутивших грань.
Он не ученый, не прогматик.
Порассуждать ли о поэзии?
Что в ней хорошего, что - нет,
Как с точки зрения полезного
Ори-ентироваться в ней?
Сплошные символы, как прятки,
Ни аргументов, ни проблем,
Игрой рифмованности гладкой
Бегут от злободневных тем,
Не рассуждают, а доносят
До слуха благодарный звук,
И гаммой редких отголосий
В миры далекие зовут.
Но пусть по-своему невнятен
Нам поэтический язык,
Он изоморфностью понятий
Так выразителен и зрим,
Он не ученый, ни прагматик,
О смысле незачем гадать,
В любой полезности упрямой
Есть бесполезное всегда.
Ходят боги между вами.
Ходят боги между вами,
А вам, сирым, невдомек,
Не отклеить от дивана
Залежалый толстый бок.
Кто они, неинтересно,
Ну и пусть себе живут,
Не останутся без места,
Пригодятся где-нибудь.
Няньки, дворники, курьеры,
Кочегары, сторожа,
Для такой пустой карьеры
Их не стоило рожать.
Деньги тратить на лекарства,
В школу за руку водить,
Чтоб отходами от барства
В них поэтов заморить.
Психологию прислуги
Закодировать в мозги,
Чтобы выродились судьи,
Чтоб ответить не смогли.
Критик
Каким бы избалованным ты не был,
Как не был бы высок томимый дух,
Не чужд ты излияниям хвалебным,
На лесть имея абсолютных слух.
Но я приду к тебе не как поклонник,
Не как учитель, и совсем не врач,
Приду, чтоб отделить стихов феномен
От прозы гениальных неудач,
На той же высоте постигну синтез
Твоих многоступенчатых глубин,
На физиогномическом единстве
Сгущу слои и смыслы середин.
С экзистенциональным интересом
Открою твой и синтаксис, и стиль,
В мгновенной интуиции процесса
Услышу рассуждения стихий,
Пространством поэтическим умножусь,
Чтоб ощутить над пропастью полет,
Эпифания истинных художеств,
Всего лишь откровенности поток.
Поэт в России - не поэт.
Поэт в России - не поэт,
Каким его представить можно,
Ни меч, ни памятник, ни герб,
А созерцатель осторожный,
Немного плачущей души,
В своё уединенье бегство,
Одними нервами прошит,
Одно истерзанное сердце.
Ничего никому не рассказывай.
Ничего никому не рассказывай,
Или, нет, говори, говори,
Приоткроется что-то для каждого,
Неудачи и взлеты твои,
Растопи огневой откровенностью
Одиночество стынущих глаз,
Оживи неожиданной смелостью
Укрощенную временем страсть,
Подтолкни необдуманным откликом
Растерявших усталый талант,
Возврати, что невзгодами отнято,
Обнови не сожженных до тла,
Уподобься услужливым сплетникам,
Оценившим воздействие слов,
Говори и надейся, ответится,
Чтобы выплеснуть что-то своё.
Открыл мне истину мудрец.
Открыл мне истину мудрец,
Застроченную в слове,
И бог избавил наконец
От этих всех любовей,
Как докучали мне они,
То встречи, то разлуки,
Выходит, можно заменить
На что-то сердца стуки,
На что-то более всегда,
И никогда - на менее,
На суд истории взята
Потребность в откровении.
От чувств свободные уста,
Мозги от чувств свободные,
Над непорочностью листа
Застигнутые родами,
Плачу за каждую строку
И нежностью, и строгостью,
Над непонятностью острю,
Смеюсь над недотрогостью,
И только как-нибудь потом
Я вспомню с сожалением,
Что не оставила мостов
В пылу самосожжения.
Муза плачет.
Шел мимо тут один и сказанул,
Мол, Муза плачет от бестемья,
А вы тут сочиняете муру,
Стихами называя без стесненья.
Все о себе, как вестниками зла,
Ну почему же, праздники и даты,
Сезоны с чувствами связать,
Устроить с памятью дебаты.
Вот космос, например, пиши,
Политику задень не слишком грубо,
Но главное, все образы души,
И посвященья к юбилеям груды.
Млей от берез, от трав и облаков,
А ночи, волшебство рассветов,
Заполни неизбывною строкой
Ушедших похоронные портреты.
А жизнь, она всегда пестра,
Вот даже роза красная в стакане,
Не так благоуханна, как остра,
Чтобы от тем отделаться стихами.
Мечта.
Тот твой герой, он любит наши басни,
Но больше любит сочинять свои,
Экзотикой восточной разукрасив,
Моралью русской все-таки снабдив,
Хитер, прикинувшись невеждой,
Грамматику на юмор обратил,
Не понял он трагедии падежной,
Склонений боль за землю не постиг.
Я не о том, когда стихи читал ты,
Смеяться перестали все,
Как будто в поведенье стадном
Блеснул рассудка запоздалый свет.
И кто-то понял, есть она, Россия,
В стихал и баснях, в песнях, в языке,
Когда наощупь с чем-нибудь сравнима,
Когда она висит на волоске,
Тогда из тьмы народного сознанья,
Монгольских скул и азиатских глаз
Встают богатыри образованья,
В одну страну объединяя нас.
Я не о том, когда стихи читал ты,
Усы наклеив и надев очки,
Чуть слышно леденели капли
В глазах несостоявшейся мечты.
Ты служишь женщине, поэт.
Ты служишь женщине, поэт,
Всего лишь красоте,
Источнику твоих побед,
Наград твоей строке,
Но ты немного отойди
От этих губ и глаз,
И пережди тот едкий дым
Сожженного до тла,
Представь себя ещё без рук,
Как можешь ощутить
Ты эту страстную игру,
Найти в сраженье щит,
Но мрак и немощь подведут
Лишь к мудрости тебя,
И вложат истину одну
В невидящий твой взгляд,
Свободный ум и враг цепей,
В пустыне твой причал,
Кого захочешь ты воспеть,
Где некому кричать,
Что назовёшь ты счастьем там,
Глоток воды и тень,
И волю жить, а не страдать
У неприступных стен.
***
Твой дом переполнен сегодня гостями,
Где каждый почти знаменит,
Не шаркай, они не общаются с нами,
А просто наносят визит,
Ступени шагов твоих смыслом не будят,
Рулоны стихов оседают в пыли,
Спускается отзвуком тьма ни откуда,
А ты ее не торопи.
Я бежал, как табун гнедых
На закат воспаленных дюн,
Чтоб найти хоть глоток воды
Для моих иссушенных дум,
Я искал среди звезд изгиб
Очертаний твоих одежд,
Я просил хоть глоток любви
Чтобы чувств погасить мятеж,
С пустотой сочетались дни,
Уходили мечты в песок,
Когда вдруг из глубин земли
Вдохновенный забил поток,
Я в поклоне припал к нему,
Окрыленный рожденьем строк,
Чтобы истину славить одну,
Это был свободы глоток
Чтобы гласным вылиться из струн.
Я творю,- задумался поэт,
Сознаю ли все свои уловки,
В трансгрессивном опыте проблем
Результаты только тренировки,
Сам себя могу ли изучить,
Вчитываясь в смысл предложений,
Находить в новаторстве ключи
Ранних импульсивных искажений,
Своего предшественника гнуть,
Обходить соперника и время,
Принимать подстегиваний кнут
И влиять на образ поколений,
Не последний раз пересмотрю
И по пунктам разложу науку,
Чтобы гласным вылиться из струн,
И согласным влиться перестуком,
Там, за метафизикой границ
Мир застрял субъектом одиноким,
Предикатным символом страниц
И невыразимостью истоков,
Заряжу бессмыслицей игру,
Значимостью сложного контекста,
И глубинным сходством перетру
Скептиков нетвердую поверхность.
Ты мне сказал тогда, пиши.
Ты мне сказал тогда, пиши,
И дал напутствие поэту,
Как будто ты давно решил
Оставить чувства без ответа,
Как будто ты искал слова,
А находил одни призывы,
Как будто рано открывать
Еще неясные порывы.
И я поверила, стихам,
Им отдавалось предпочтенье,
Но без тебя пустым был храм,
И не являлось вдохновенье.
Поэт не может не любить,
Горячей рифмой ощущая
Бессмысленность сердечных битв,
Но трусам бегства не прощая.
Клуб нерусских литераторов
Клуб нерусских литераторов,
Это что-то из фантастики,
Обывателей порадовать
Демократией участий,
Воспевать Чукотки крайности,
Диких чумов узкоглазость,
Глухомань восточной дальности,
Или гордую кавказость.
Или вывеской с иконами
Собирать деревни разные,
И сражаться с непокорными,
Пугачевыми и Разиными,
Соберемся, литераторы,
Всех субъектов недоразвитых,
Маргиналов инкубаторы,
И действительно докажем,
Что статистикой неправильной
Лишены мы полноценности,
Обоснованность неравенства
Порождается из центрости.
Соберемся, посчитаемся,
Отдаленностью униженные,
И поймем, что в этом статусе
Только нам таким и выжить.
Современность
Да, конечно,современность,
Власть, реформы, нищета,
Отрезвляет курс обменный
На кредиты и счета,
Я себе не представляю
Этот бодрый ноу хау,
Либеральную халяву
Трансформировать стихами,
Это как в большую яму
Из налогов и процентов,
С этой стороны - охрана,
А с другой без прецедентов,
Все гребут, кто сколько может
Под любым таким предлогом,
Современные вельможи
На финансовых потоках.
Страты новых философий
Политического бреда
С категориями "совесть"
Не понятны для поэта.
Беслан, Беслан и Евтушенко
Беслан, Беслан и Евтушенко,
Сентиментальностью изжит.
Пером былого совершенства
Взывает к совести режим,
Как мог тогда ты устраниться,
А за тобой ушли и те,
Кто прятал гневные страницы
В своем заброшенном столе,
Кому лились твои рулады,
Когда в агонии страна
Кровоточила новой раной,
Один поруганый Беслан,
Все разбежались, словно крысы,
Россию вспомнили теперь,
Дешевый твой патриотизм
Не воскресит тебе детей.
Лечить и временем и жадностью.
К стихам не липнет пересортица,
Всегда есть место откровению,
Как место подвигу находится,
К чему-то как к обыкновенному,
И будто был рожден для этого,
Играть словами и размерами,
Без удовольствия заметного,
Но с восхищением проверенным.
Копить, не жалуя усталостью,
Оттенки редкостных значений,
Готовым с легкостью расстаться
С преодоленным впечатлением,
Лечить терпением и жадностью
Трудом взрощенный эгоизм,
В стихах бы время отражалось,
А в рифмах зарождалась жизнь.
Как трудно быть поэтом.
Привет, привет, о цензор мой жестокий!
Пришел отсечь страниц ненужный груз,
Унять крамолу неусыпным оком,
Но похвалить рожденье новых муз.
Открыть души утраченные грани,
И тайники ненайденных наград,
Просеять пыль беспомощных исканий,
Убрать лихих банальностей парад.
Пришел сказать, как трудно быть поэтом,
И совмещать обыденность и взлет,
Кровоточить печалью незаметной
Среди ужесточений и невзгод.
Пришел к огню, согреться и подумать,
В тщете своих претензий разуметь,
Не всем всегда услужлива фортуна,
Не всем всегда по вкусу эта медь.
Секстина.
Игрою мне понравилась секстина,
А ну-ка, дай, попробую и я,
Произведу на свет свое дитя,
Стихам ведь тоже требуется стимул,
И, смысловые кружева плетя,
Немедленно взялась за дело я.
Тем более, был повод у меня,
Казалась недоступною секстина,
Из смыслов несуразности плетя,
Она была похожя на дитя,
Но выбрала однако же меня,
В расчете на эффектный стимул.
На стимулы всегда найдется стимул,
Попробовав, почувствовала я,
Стихов сложение искусно разделя,
Что не такое уж она наивное дитя,
Чем и понравилась вначале мне секстина,
Рифмованные кружева плетя.
Теперь вот повзрослевшее дитя,
Эффектности использованный стимул,
Определило в сущности секстину,
Тем более, что пробовала я,
Осмысленности кружева плетя,
И сложности искусно отделя.
Игрою заинтриговавшая меня,
И превратив нечаянно в дитя,
Венок похвал с усердием сплетя,
Вручила мне его лукавая секстина,
Теперь осуществить любое дело я
Смогу без указания на стимул.
Подумаешь, какая-то секстина,
Проблем и без нее хватает у меня,
Теперь и вовсе не уверена, что я,
Из рифм свое сознание сплетя,
Найду в себе неповторимый стимул,
Стихами восторгаться, как дитя.
Золотая строфа.
"Золотая строфа" - это конкурс поэзии,
Это крик одиночества, в рифме излит,
Это страсти излом, это грубый и трезвый,
Всей историей выстрадан, вещий язык.
Ни к чему украшать мне его позолотой,
Выбирать и отсеивать пробой на вкус,
Из чего-то такого не тленного соткан,
Но с металлом сравнить я его не берусь.
А находить особенность в обычном.
Поэзия считается искусством,
А реализм, первое, что в ней,
Напоминает обаяньем грустным
О суете неповторимых дней.
Душевностью на миг приподнимая,
Благих высот не обещает нам,
Стремясь неудержимо к пониманию,
Но опасаясь скептиков ума.
Пытаясь воссоздать мгновенья
Поэт теряет знание причин,
В каких надолго утвердилось время
Бесчисленностью масок и личин.
Безудержный поток ассоциаций,
В спонтанности рождаясь хаотично,
Лелеет не способность удивляться,
А находить особенность в обычном.
Становление.
Для меня поэзия - мысль,
А не членский билет в Союзе,
Для почетного компромисса
Превратиться себе в обузу,
Я прислуживать не желаю,
И пишу без заказов свыше,
Не рассчитываю на жалость,
Так как знаю, что я не лишний,
Но стихами моими не будут
Украшать вестибюль подземки,
Я в забое застряну рудном,
Я сорвусь подстреляным с ветки,
И таким же, как все, обманутым,
Буду числиться, как поэт,
Не заботясь о вечной памяти,
Становиться мне или нет.
Владык откормленная свита.
Поэты - психи, это точно,
Сейчас, когда им интернет,
В стихах не очень-то разборчив,
Дает во всем зеленый свет,
Они кучкуются в богемы,
Уставших гениев приют,
И с философией гаремной
С фанаток денег не берут.
Они таким широким жестом
Им позволяют целовать,
Сказала бы, святое место,
Чтобы отхожим не назвать.
Крышуют группу для поддержки
Давно не стиранных штанов,
И утюгом ученой плешки
Доят финансовых коров.
Мы - цвет отечества. элита,
Ее подвижнеческий дух,
Владык откормленная свита,
И прокуроры мертвых душ.
Для нас - народные любимцы,
Борцы, глашатаи свобод,
Официальной оппозиции
Отрепетированный ход.
Душевной маской прикрываясь,
Вещая царство вечных смут,
Из исторических развалин
Встает величественно шут.
Вам, лицедеи.
Вам, лицедеи, но мне б не хотелось
Грубо друзей дорогих называть,
Трогать давно надоевшую тему,
Тратить последнее чувство на вас.
Классикой злобной, помнится, гнали
Всякий, не ваших стандартов талант,
Тешась картиной знакомых страданий,
Маску надев безутешных утрат.
Смерть и потеху привыкшие путать,
Славить, чужой забавляясь бедой,
Дружески так посоветовать будто,
В рясе скрывая кровавый подбой.
Лучших сношений не знает природа,
Способов нет восходящим на трон,
Лестью в объятьях душить благородно,
Не нарушая ни правил, ни норм.
Бедная Муза.
Осенним таким вечерком неуютным
В дверь постучали несмело как будто,
Вижу, стоит, обтекая конфузно,
Кто бы вы думали, бедная муза!
Я тут страдал, не стихи, а пельмени,
Делал, лепил из дорог и сомнений,
С музой расставили все многоточия,
Повечерили, но спать-то не хочется.
Дождь барабанит затравленной лапой,
Муза согрелась в домашнем халате,
Ну и поехало, музыка, танцы,
Я до утра предложил ей остаться.
Мир, который никому не нужен.
Есть таланты мрачные, как скалы,
Неприступной мощью нависают,
Не горят, а тлеют в полнакала,
Словно вызов суете бросают.
Есть таланты гордые, как пальмы,
Есть скромней и тише незабудки,
В ссылке неизвестности опальной,
На краю у пограничной будки,
Есть, которых даже не заметишь,
А когда случайно обнаружишь,
Удивишься, как глубок и светел
Мир, который никому не нужен.
Кто они, голодные в лохмотьях.
Для чего же созданы поэты,
Прославлять метаморфозный мир,
Любоваться красотой планеты
И ценить осознанности миг?
Говорить друзьям о парадоксах,
Взлетах страсти, прихотях любви,
Постигать приоритетность долга
Сердцем непрощающим, больным,
Отводить тщедушных от ошибок,
Восходить на жертвенный костер,
Чтобы прорезалась от страшилок
Человечность, заглушая стон.
Кто они, голодные, в лохмотьях,
Но у стен владык и королей,
Не склонясь, величественно смотрят,
Значимостью гордые своей.
Скажи, что не поэт.
Скажи, что не поэт, скажи сейчас,
Когда с друзьями пребываю в ссоре,
Не измениться, снова не начать,
И некому о помощи кричать,
Добей последним аргументом в споре,
Когда весна застыла в холодах,
Когда страна разграбленная стонет,
Когда народ обманут, как всегда,
И в сердце одиноком пустота,
И старость по пятам за мною ходит,
Добавь к той сверхчувствительности желчь,
Чтоб доконать измотанную душу,
Успеть улики недовольства сжечь,
В зачатке вольнодумие пресечь,
И стать рабом безгласым и послушным.
Кто же ты, неизвестный.
Кто же ты, неизвестный,
Дорогой мой читатель,
Не готовый для лести,
Оказавшийся кстати,
Мрачноватый, ворчливый,
Или просто случайный,
Но умен и начитан
В неприступном молчанье,
Но уставший от боли
Выразительных строчек,
Выходить из подполья
Почему-то не хочешь.
Кто же ты, мой читатель,
Бесконечно резонный,
Снисходительно старый,
Или мудро зеленый,
Все равно благодарна
За контакт виртуальный,
Что остался за кадром,
Прикоснувшийся к тайне.
Затаенная тема.
Есть темы помельче,
Есть темы покруче,
Есть время и вечность,
Есть осень и тучи,
Есть сердце большое
И войн лихолетье,
Космический шепот
И утренний ветер,
Есть счастья осколки
И веры наивность,
Эффект парниковый
И желные ливни,
Есть запах покоса
И спелой малины,
Есть Родины голос,
И есть ностальгия.
И просто бестемье
В отдушине страсти,
Эмоций постельных
Подробные краски,
Есть темы такие,
Что лезвий острее,
Без форы и скидок,
И лезешь на стену,
И тупо грызешь
Непонятность абстракций,
Растрогать до слез
И заставить смеяться,
Но есть лишь одна
Затаенная тема,
Чтоб только талант
Не остался без дела.
Не пишите стихи.
Ты сказал, не пишите стихи, я сказала, не буду,
Я вообще-то давно собиралась, хотела начать
На стезе перемен совершенно иначе, другую
Поспокойнее жизнь, чтобы спать хорошо по ночам.
Ты сказал, не пишите, совсем интересно, не знаю,
Променять, отвернуться от светлых, как утро, берез,
Не увидеть кувшинок желтеющих тихую заводь,
Промолчать грохотанью сдвигающих молнии гроз.
Как же я обойду это море Балтийское мимо,
Не замечу волны засыпающей ласковый шум,
Не пойму бесполезных потуг обреченного мира,
И в ответ на любовь опасений своих не скажу,
Как же мне не проникнуться радостным чувством,
Или скорбь не делить с незнакомым во время пути,
Не спросить, отчего так в России становится грустно,
И простить, захлебнувшись горячей слезой изнутри.
В одном восторженном соитии.
Ты написал, во что-то веря,
Мечтой и щедростью томим,
Ты пережил стихами время,
Чтоб время возвратилось к ним,
И ноткой легкой приукрасив,
Созвучье уложил в струну,
Запел сознательно и страстно.
Надеясь, что тебя поймут,
В одном восторженном соитии
Рвалась мелодия на свет,
Из одиночества укрытий,
Из заторможенности стен,
Отвободительной токатой
Лилась со сцены глубина,
Хотелось жить, хотелось плакать,
Хотелось петь и пить до дна,
И настеж открывая двери,
Сердец подавленность лечить,
Ты пел, а это значит, верил,
И в нас, и в песню и в стихи.
Учусь читать стихи чужие.
Учусь читать стихи чужие,
Чужой бедой, чужим огнем,
Одним желаньем одержимы,
И тайной связаны одной,
Ищу мгновения открытий
И рассудительности зной,
Пророчеств видимые крылья
В незащенности сквозной,
В необратимости обоймы,
В неизлечимости от ран,
Ищу глашатаев свободы,
Законов ощутивших грань.
Он не ученый, не прогматик.
Порассуждать ли о поэзии?
Что в ней хорошего, что - нет,
Как с точки зрения полезного
Ори-ентироваться в ней?
Сплошные символы, как прятки,
Ни аргументов, ни проблем,
Игрой рифмованности гладкой
Бегут от злободневных тем,
Не рассуждают, а доносят
До слуха благодарный звук,
И гаммой редких отголосий
В миры далекие зовут.
Но пусть по-своему невнятен
Нам поэтический язык,
Он изоморфностью понятий
Так выразителен и зрим,
Он не ученый, ни прагматик,
О смысле незачем гадать,
В любой полезности упрямой
Есть бесполезное всегда.
Ходят боги между вами.
Ходят боги между вами,
А вам, сирым, невдомек,
Не отклеить от дивана
Залежалый толстый бок.
Кто они, неинтересно,
Ну и пусть себе живут,
Не останутся без места,
Пригодятся где-нибудь.
Няньки, дворники, курьеры,
Кочегары, сторожа,
Для такой пустой карьеры
Их не стоило рожать.
Деньги тратить на лекарства,
В школу за руку водить,
Чтоб отходами от барства
В них поэтов заморить.
Психологию прислуги
Закодировать в мозги,
Чтобы выродились судьи,
Чтоб ответить не смогли.
Критик
Каким бы избалованным ты не был,
Как не был бы высок томимый дух,
Не чужд ты излияниям хвалебным,
На лесть имея абсолютных слух.
Но я приду к тебе не как поклонник,
Не как учитель, и совсем не врач,
Приду, чтоб отделить стихов феномен
От прозы гениальных неудач,
На той же высоте постигну синтез
Твоих многоступенчатых глубин,
На физиогномическом единстве
Сгущу слои и смыслы середин.
С экзистенциональным интересом
Открою твой и синтаксис, и стиль,
В мгновенной интуиции процесса
Услышу рассуждения стихий,
Пространством поэтическим умножусь,
Чтоб ощутить над пропастью полет,
Эпифания истинных художеств,
Всего лишь откровенности поток.
Поэт в России - не поэт.
Поэт в России - не поэт,
Каким его представить можно,
Ни меч, ни памятник, ни герб,
А созерцатель осторожный,
Немного плачущей души,
В своё уединенье бегство,
Одними нервами прошит,
Одно истерзанное сердце.
Ничего никому не рассказывай.
Ничего никому не рассказывай,
Или, нет, говори, говори,
Приоткроется что-то для каждого,
Неудачи и взлеты твои,
Растопи огневой откровенностью
Одиночество стынущих глаз,
Оживи неожиданной смелостью
Укрощенную временем страсть,
Подтолкни необдуманным откликом
Растерявших усталый талант,
Возврати, что невзгодами отнято,
Обнови не сожженных до тла,
Уподобься услужливым сплетникам,
Оценившим воздействие слов,
Говори и надейся, ответится,
Чтобы выплеснуть что-то своё.
Открыл мне истину мудрец.
Открыл мне истину мудрец,
Застроченную в слове,
И бог избавил наконец
От этих всех любовей,
Как докучали мне они,
То встречи, то разлуки,
Выходит, можно заменить
На что-то сердца стуки,
На что-то более всегда,
И никогда - на менее,
На суд истории взята
Потребность в откровении.
От чувств свободные уста,
Мозги от чувств свободные,
Над непорочностью листа
Застигнутые родами,
Плачу за каждую строку
И нежностью, и строгостью,
Над непонятностью острю,
Смеюсь над недотрогостью,
И только как-нибудь потом
Я вспомню с сожалением,
Что не оставила мостов
В пылу самосожжения.
Муза плачет.
Шел мимо тут один и сказанул,
Мол, Муза плачет от бестемья,
А вы тут сочиняете муру,
Стихами называя без стесненья.
Все о себе, как вестниками зла,
Ну почему же, праздники и даты,
Сезоны с чувствами связать,
Устроить с памятью дебаты.
Вот космос, например, пиши,
Политику задень не слишком грубо,
Но главное, все образы души,
И посвященья к юбилеям груды.
Млей от берез, от трав и облаков,
А ночи, волшебство рассветов,
Заполни неизбывною строкой
Ушедших похоронные портреты.
А жизнь, она всегда пестра,
Вот даже роза красная в стакане,
Не так благоуханна, как остра,
Чтобы от тем отделаться стихами.
Мечта.
Тот твой герой, он любит наши басни,
Но больше любит сочинять свои,
Экзотикой восточной разукрасив,
Моралью русской все-таки снабдив,
Хитер, прикинувшись невеждой,
Грамматику на юмор обратил,
Не понял он трагедии падежной,
Склонений боль за землю не постиг.
Я не о том, когда стихи читал ты,
Смеяться перестали все,
Как будто в поведенье стадном
Блеснул рассудка запоздалый свет.
И кто-то понял, есть она, Россия,
В стихал и баснях, в песнях, в языке,
Когда наощупь с чем-нибудь сравнима,
Когда она висит на волоске,
Тогда из тьмы народного сознанья,
Монгольских скул и азиатских глаз
Встают богатыри образованья,
В одну страну объединяя нас.
Я не о том, когда стихи читал ты,
Усы наклеив и надев очки,
Чуть слышно леденели капли
В глазах несостоявшейся мечты.
Ты служишь женщине, поэт.
Ты служишь женщине, поэт,
Всего лишь красоте,
Источнику твоих побед,
Наград твоей строке,
Но ты немного отойди
От этих губ и глаз,
И пережди тот едкий дым
Сожженного до тла,
Представь себя ещё без рук,
Как можешь ощутить
Ты эту страстную игру,
Найти в сраженье щит,
Но мрак и немощь подведут
Лишь к мудрости тебя,
И вложат истину одну
В невидящий твой взгляд,
Свободный ум и враг цепей,
В пустыне твой причал,
Кого захочешь ты воспеть,
Где некому кричать,
Что назовёшь ты счастьем там,
Глоток воды и тень,
И волю жить, а не страдать
У неприступных стен.
***
Твой дом переполнен сегодня гостями,
Где каждый почти знаменит,
Не шаркай, они не общаются с нами,
А просто наносят визит,
Ступени шагов твоих смыслом не будят,
Рулоны стихов оседают в пыли,
Спускается отзвуком тьма ни откуда,
А ты ее не торопи.
Стихи о себе
Поставим памятник себе.
Поставим памятник - себе,
Отполированный до блеска,
Недостижимой высоте
И всем оставшимся без места,
Найдем для надписи строку,
Не поняв спрятанного смысла,
Чтобы заполнить пустоту
Не отбеленным обелиском,
И тайно высушить слезу,
И ждать, старея незаметно,
Когда кому-то привезут
Знакомой лести монументы.
Проживу без слез и опасений.
К вечеру на кухне, за кефиром,
Осознав прожитый в спешке день,
Ощутишь за рамками эфира
Пустоту бессмысленных потерь,
Все уходит в память безвозвратно,
Где-то там всплывая иногда
Разделенным без остатка кратным
На недели, месяцы, года,
А пока не считанной тревоге
Передам не наступивший сон,
А себе, обязанной не многим,
Душ не окрыленное родство,
Проживу без слез и опасений
Ночь, еще не ставшую числом,
И явлюсь за новым пробуждением,
Чтоб отправить старое на слом.
Отцу.
Ничего о тебе не знаю,
Те случайные новости-крохи
Растолковываю, разгрызаю
Хромосомную память крови.
Я твое создаю подобие,
По свои чертам и привычкам,
Ты красивый и очень добрый,
Из легенды пророс, из притчи.
На ходу сыромяжной плетью,
Осадил свою непокорность,
Нищеты кругом не заметил,
Где твои разрастутся корни.
Как ты мог, и не смог, я знаю,
Без меня уходил и верил,
Я тебя воссоздам из зарев,
Обрету тебя из мгновений.
Зачем я женщина, не знаю.
Зачем я женщина, не знаю,
Не уважают в жизни слабых,
Чтобы на место указали,
Чтоб унизительно, ты - баба,
На снисхожденье обмануться,
Сочувствий подавляя горечь,
И возвести в число презумпций
Свою ущербность, а не гордость.
И век доказывать кому-то
Других умов приоритетность,
Переживать всегда подспудно,
Смочив наивностью ответы.
Всегда за легкостью суждений
Скрывать безвыходную зависть,
Не в силах сдерживать истерик,
Оргазм от самоистязаний.
Зачем? Уйти и раствориться
В одной безликой биомассе,
Средой молока и икринок,
И размножаться безучастно.
Здравствуй, старая береза.
Головы моей не хватит
Вверх подняться за тобой,
Не узнать тебя в халате,
С почерневшей берестой,
Раздалась и вширь, однако,
Вспучив круглые бока,
Простояла век одна ты,
Вспомни, как была тонка,
Как кружилась в хороводах
В легком ситце по весне,
Как дарила неохотно
Время грустной седине.
Жизнь любого искорежит,
Не представить даже, как,
Здравствуй, старая береза,
Вот тебе моя рука.
И только солнцу суждено блистать.
С уверенностью правоты законной,
В защите от любых вторжений,
Встать и вдохнуть двери балконной
Желанный холодок телодвижений.
Воды согреть для чая родниковой,
Трав заварить, смакуя аромат,
С яичницей нежирного бекона
Прочесть столбцы газетных передряг,
Одежды ощутить уютное скольжение,
Лифт скоростной сверкает в зеркалах,
Смириться с непривычным отражением,
Ключи, мобильник, сумочка в руках.
Руля коснуться собственной машины,
По собственной дороге в никуда,
Полет амбициозности и шика,
И беззаботности счастливая звезда.
Откроют дверцу, все уже готово,
Овации, ковры и журналисты,
Ты ничего не сделаешь другого,
Остановиться, чтобы поразмыслить,
Зачем ты здесь, и кто они тебе,
И что хотят, восторгами пронзая,
Всего лишь протокол и трафарет,
И зависти открытое признание.
И не поймут, что это только сон,
И только солнцу суждено блистать,
Мечты исчезнут с утренней росой,
Тебя оставив тихо досыпать.
Записные книжки.
Записные книжки телефонов,
Адреса знакомых, незнакомых,
Пробегаю желтые страницы,
Может быть когда и пригодится,
Может быть когда-нибудь присяду,
Отогнав назойливость проблем,
Наберу случайную плеяду,
Устранив для памяти пробел,
И от А до Я по каждой строчке
Длинных списков телефонных лиц
Я проверю имена на прочность,
На надежность собственных границ,
Чтобы снова в чем-то убедиться,
Успокоясь на десяток лет,
Телефоны могут пригодиться,
А друзей как не было, и нет.
Человек человеку враг.
Человек человеку - враг,
И опасность номер один,
От обычных уличных драк,
Сигаретой не угостил,
Не решился на компромисс,
Не уважил пьяных верзил,
До наемников и убийств,
Когда деньги не поделил,
С перепугу устроить кросс
От маньяков и прочих шиз,
Или просто - не видеть слез
Бестолковой своей жены,
Человеку уйти бы в лес,
Там где нет никого нигде,
Не гнетет информаций пресс,
И начальник не жмет к ноге.
Я сегодня увидела старость.
Я сегодня увидела старость,
Не такой, как положено быть:
Уваженья заслуженный статус,
И накопленной мудрости нить,
Я и раньше их видела часто,
Одиноких, глухих стариков,
Но спешила пройти безучастно,
Мне до них было так далеко,
А теперь как-то сразу, внезапно
Мир вокруг поседел, подобрел,
Задышал и беззубо и затхло,
Неумело вверяясь судьбе,
Понимая, что жизнь уходит,
Но усвоив по-своему суть,
Старушонка румянец наводит,
Поправляет увядшую грудь,
Говорят, из ума выжавает,
Остается всесильный инстинкт,
Он подобных в одно собирает,
И за время позорное мстит.
Как часто в поисках друзей.
Как часто в поисках друзей
Мы опускаем руки,
Не тот, кто ближе, кто взрослей,
С кем не пропасть от скуки.
Не тот, кто лжет и говорит,
А ты ему не веришь,
Кто раздает адреналин,
Корыстью дружбу меря.
Вообще, общение с людьми
Характер очень портит,
Никем по сути не любим,
Сам от себя отторгнут,
И, будто на голову снег,
Ты понял наконец-то,
Ты сам тот нужный человек,
И сам себе соседство.
И без хлопот, и без возни,
Внимай ему, как губка,
Ни на кого не заменить
Единственного друга.
Здесь время больше не течет.
Здесь время больше не течет,
И ритм жизни растворился,
Строкой холодной не о чем,
Без объясняющего смысла,
Но в понимающем ключе,
Со всей риторикой проблемы
Менталитетностью ночей,
И просвещенностью измены.
Я к вам, запреты и табу
Имен, традиций, завещаний,
Все, что нарушить не смогу,
Но всю никчемность ощущаю,
Конструктор всех моих идей,
Всех несуразностей в субъекте,
Построй же мне свою модель,
Модель забвения и смерти.
Деликатность.
Учусь, и в старости учусь
Азам тончайших отношений
В неуправляемости чувств,
На обсуждение не щедрых,
Ищу неповторимость слов
Той деликатности забытой,
Предупредительности слог
Точу на камне абразивном,
Плачу за спешку или вздор
Ответной язвой паритета,
И в обозначенности зон
Смываю лести трафареты.
Я помню детскую игру.
Я помню детскую игру,
Мы строили дворцы,
Песок - неподходящий грунт,
Но дети - мудрецы,
Никто нас не учил тому,
Кто должен быть царем,
Но как наказывать слугу
За то, что несмышлен.
Мне говорили, царствуй ты,
Покорность жди вокруг,
А я из круга выходил,
И был слугой у слуг.
Повелевать всегда трудней,
Чем спрятаться в тени,
Спасти послушностью своей
Весь этот хрупкий мир,
И детской мудростью вспоен,
Я не дерзал корон,
Чтоб видеть осени огонь
И слышать грохот волн.
Итог.
Кое-что по мелочи осталось,
Основное сделано почти,
Дом и сын, и дерево на старость,
И стихи, конечно, учтены.
Повидать, да некого, пожалуй,
Отчужденья долгий холодок
Отодвинул всё, что не вмещалось,
В этот преждевременный итог,
Пробегая каждую страницу
Дней и чувств, зачеркнутых теперь,
Ощущаешь четкую границу
Всей невосполнимости потерь.
И желаньем навести порядок,
Удивляясь тленности вещей,
Пробиваешь будто бы преграду,
Что мешает вечности твоей.
Три дня.
Живу три дня, как человек,
На даче у подруги,
Раз в двести это лучше, чем
Ну где-нибудь на юге.
Песок, и сосны, и залив,
Балтийского приморья,
И солнца ветреный зенит
Смещенности природной,
Какая даль, волна с волной
Бежит барашком белым,
И мне за физикой одной
Смотреть не надоело.
Когда от дома только шаг,
И отдыхай по-царски,
Не знаю, что она нашла
На островах Канарских.
Вчера стучали ветры в стены.
Вчера стучали ветры в стены,
Ломились в форточку гудя,
И стекла сдержанно темнели,
Пытаясь защитить меня,
В изгибах корчилась береза,
Вороньим гнездам карусель,
Стихи обрушивались в прозу
Бессодержательностью всей,
А утром - небо голубое,
Прищепкой ёжился балкон,
И только окнами пробоин
Чернели скопища ворон.
Вот не хочу писать о лете.
Вот не хочу писать о лете,
Тепло, листочки и трава,
Как будто в дерзости последней
Спешат освоиться в правах,
Мол я расту, смотри, любуйся,
Завидуй силе возрожденья,
Ты, одинокая бабуся
С нерасторопностью в движеньях.
Уставшей памятью хранить
Обречена ошибки века,
Ты не способна обновить
Процесс состарившихся клеток,
Не можешь радоваться ты,
А лишь пророчески злословить,
Не видя юной красоты,
Не понимая бунта крови.
Ты в тихой немощи своей
Живешь, всё больше отдаляясь
От бурной трепетности дней,
И ничему не удивляясь.
Комплексы.
Заряды спрятанных эмоций
Совокупить с идеей злой,
И породить такого монстра,
Который комплексом зовём,
Переживаем страсти детства,
В характер воплощая их,
Нас тяготит неполноценность,
Сверхполноценный тоже псих,
Вот так эмоции контузят,
И прет навязчивость идей,
Не помогает даже Муза,
И нет спасения нигде.
Без морей и самолетов.
Рюкзаки, корзины, сумки,
Привокзальные заботы,
Едет кто-то и к кому-то,
Едут тесно и свободно,
Где-то там участки, дачи,
Неудобные постройки,
Труд физический затрачен,
И корней своих истоки.
Едут темные лошадки,
Едет серость и отстой,
У господ другие тракты,
И отдельный домострой.
Выживает люд рабочий
Без морей и самолетов,
Электричкой заморочен,
Расписания осмотром,
Едут Плюшкины в вагонах,
Всё в хозяйстве пригодится,
Разговор дорогой долгой
Раздобрит усталость в лицах,
Многолетнички под зиму,
Стельки, пластырь, антитля,
Некондицию разиням
Втюрит новый спекулянт,
Доски, псы, велосипеды,
Спят, звонят, читают, жрут,
А приезжему соседу
Скажут: В Питере живу!
Уже старик, а все еще мужчина.
Бежала за троллейбусом, запыхалась,
Он ждал и, переполненный заметно,
Растрепанностью нервничал на выходе
И тяжелел на каждом километре.
Присесть бы, расмечталась, кто-то кашлял,
Вися на поручнях, замыленный в щетину,
Совсем уже убогий старикашка,
На вид ещё порядочный мужчина.
Тут кто-то вышел, нехотя проснувшись,
Ему бы сесть, но, уступая чинно,
Стоять остался, вежливо прогнувшись,
Уже старик, но всё ещё мужчина.
Умей сказать подруге нет.
Умей сказать подруге нет,
Её назойливости доброй,
Отсечь вмешательство извне,
Что нападению подобно,
Приспособленчества союз
Без размышления разрушить,
И снять ответственности груз
Перед наивностью подружьей.
Умей отречься от похвал,
От липкой наглости участья,
Сдержать банальностей обвал
Непримиримостью кричащей,
От тли вопросов отойти,
Найдя единственный ответ,
Без оправданий, без прости,
Умей сказать подруге нет.
Вначале старится душа.
Мне говорят, душа бессмертна,
Вначале старится душа,
А с ней твоё больное сердце,
Давно уставшее прощать,
Одни уходят слишком рано,
Другие всё ещё живут,
Но как бы вовремя на старость
Накинуть времени хомут,
В таком замедленном прощанье
И всетерпимости к другим
Терзаем близких мы нещадно
Существованием своим,
Беззубость истиной не вправе
Ни наслаждаться, ни владеть,
Но даже трусость не избавит
Ждать с тихой ненавистью смерть,
Не меч в бою, змеиным жалом
Разит никчемную бесцельность,
И равнодушно провожает
Без сожалений и оценок.
Как-будто акт самосожжения.
Как это точно! День рождения,
Точнее, миг, мы отмечаем,
Начало взлетов и падения,
И бесконечность повторения,
И нашей вечности начало.
Как это грустно! День рождения,
Не день, а целый год теряем,
Как в неизвестность отторжение,
Как будто акт самосожжения
Незавершенности астральной.
Как это важно, в день рождения
Нам не забыть поздравить друга,
Дать импульс новому движению,
Чтоб совершился во спасение
Побег из замкнутого круга.
О себялюбии.
Есть себялюбие пустых,
Чужими мыслями наполнить
Себя, и тут же подарить их,
Не утруждаясь. чтобы помнить.
Есть себялюбие больных,
В ком алчность с голодом похожи,
Чужое красть, есть за двоих,
И все хотеть, что только можно.
Есть себялюбие простых,
Собой обычно недовольных,
И большей ценности для них
На свете нет, кроме свободы.
Не я презирал..
Не я убегал из расставленных пут
Величия истиной спорной,
Не мне угрожали, меня не поймут,
К чему я стремился упорно,
Искал я дорогу к себе самому
Свободой, заброшенной к звездам,
И мерил страданием ту высоту,
В какой одиночеством создан.
Не я презирал честолюбия плен,
Судил вожделеющих власти,
Я близко стоял, но отречься сумел,
Руки не подав тем несчастным,
Бегу искушений себя простотой,
Но враг восхвалений и гимнов,
Горю возрожденья усталым костром,
Найти, воссоздать и погибнуть.
Диалог.
Вот и стемнело, ловлю себя мыслью
Кому-то и что-то всегда говорить,
Слова повторяю для роли артиста,
Ношу на лице несмываемый грим,
Мы ищем себе собеседников дома,
Всегда разговор постоянный с собой,
Нетрудно найти оппонентов у бога,
Шкафу подмигнуть в отчужденности злой,
Два мира, сближаясь, готовы отречься,
И тут же, замены не видя другой,
Творят для общения идолов вечных,
Иллюзий своих воссоздав диалог,
Ночные рельефы сгустившихся зданий
Охотно со всеми идут на контакт,
Вопрос отношений открытостью задан,
А сможем ли мы замолчать? Никогда.
Поставим памятник - себе,
Отполированный до блеска,
Недостижимой высоте
И всем оставшимся без места,
Найдем для надписи строку,
Не поняв спрятанного смысла,
Чтобы заполнить пустоту
Не отбеленным обелиском,
И тайно высушить слезу,
И ждать, старея незаметно,
Когда кому-то привезут
Знакомой лести монументы.
Проживу без слез и опасений.
К вечеру на кухне, за кефиром,
Осознав прожитый в спешке день,
Ощутишь за рамками эфира
Пустоту бессмысленных потерь,
Все уходит в память безвозвратно,
Где-то там всплывая иногда
Разделенным без остатка кратным
На недели, месяцы, года,
А пока не считанной тревоге
Передам не наступивший сон,
А себе, обязанной не многим,
Душ не окрыленное родство,
Проживу без слез и опасений
Ночь, еще не ставшую числом,
И явлюсь за новым пробуждением,
Чтоб отправить старое на слом.
Отцу.
Ничего о тебе не знаю,
Те случайные новости-крохи
Растолковываю, разгрызаю
Хромосомную память крови.
Я твое создаю подобие,
По свои чертам и привычкам,
Ты красивый и очень добрый,
Из легенды пророс, из притчи.
На ходу сыромяжной плетью,
Осадил свою непокорность,
Нищеты кругом не заметил,
Где твои разрастутся корни.
Как ты мог, и не смог, я знаю,
Без меня уходил и верил,
Я тебя воссоздам из зарев,
Обрету тебя из мгновений.
Зачем я женщина, не знаю.
Зачем я женщина, не знаю,
Не уважают в жизни слабых,
Чтобы на место указали,
Чтоб унизительно, ты - баба,
На снисхожденье обмануться,
Сочувствий подавляя горечь,
И возвести в число презумпций
Свою ущербность, а не гордость.
И век доказывать кому-то
Других умов приоритетность,
Переживать всегда подспудно,
Смочив наивностью ответы.
Всегда за легкостью суждений
Скрывать безвыходную зависть,
Не в силах сдерживать истерик,
Оргазм от самоистязаний.
Зачем? Уйти и раствориться
В одной безликой биомассе,
Средой молока и икринок,
И размножаться безучастно.
Здравствуй, старая береза.
Головы моей не хватит
Вверх подняться за тобой,
Не узнать тебя в халате,
С почерневшей берестой,
Раздалась и вширь, однако,
Вспучив круглые бока,
Простояла век одна ты,
Вспомни, как была тонка,
Как кружилась в хороводах
В легком ситце по весне,
Как дарила неохотно
Время грустной седине.
Жизнь любого искорежит,
Не представить даже, как,
Здравствуй, старая береза,
Вот тебе моя рука.
И только солнцу суждено блистать.
С уверенностью правоты законной,
В защите от любых вторжений,
Встать и вдохнуть двери балконной
Желанный холодок телодвижений.
Воды согреть для чая родниковой,
Трав заварить, смакуя аромат,
С яичницей нежирного бекона
Прочесть столбцы газетных передряг,
Одежды ощутить уютное скольжение,
Лифт скоростной сверкает в зеркалах,
Смириться с непривычным отражением,
Ключи, мобильник, сумочка в руках.
Руля коснуться собственной машины,
По собственной дороге в никуда,
Полет амбициозности и шика,
И беззаботности счастливая звезда.
Откроют дверцу, все уже готово,
Овации, ковры и журналисты,
Ты ничего не сделаешь другого,
Остановиться, чтобы поразмыслить,
Зачем ты здесь, и кто они тебе,
И что хотят, восторгами пронзая,
Всего лишь протокол и трафарет,
И зависти открытое признание.
И не поймут, что это только сон,
И только солнцу суждено блистать,
Мечты исчезнут с утренней росой,
Тебя оставив тихо досыпать.
Записные книжки.
Записные книжки телефонов,
Адреса знакомых, незнакомых,
Пробегаю желтые страницы,
Может быть когда и пригодится,
Может быть когда-нибудь присяду,
Отогнав назойливость проблем,
Наберу случайную плеяду,
Устранив для памяти пробел,
И от А до Я по каждой строчке
Длинных списков телефонных лиц
Я проверю имена на прочность,
На надежность собственных границ,
Чтобы снова в чем-то убедиться,
Успокоясь на десяток лет,
Телефоны могут пригодиться,
А друзей как не было, и нет.
Человек человеку враг.
Человек человеку - враг,
И опасность номер один,
От обычных уличных драк,
Сигаретой не угостил,
Не решился на компромисс,
Не уважил пьяных верзил,
До наемников и убийств,
Когда деньги не поделил,
С перепугу устроить кросс
От маньяков и прочих шиз,
Или просто - не видеть слез
Бестолковой своей жены,
Человеку уйти бы в лес,
Там где нет никого нигде,
Не гнетет информаций пресс,
И начальник не жмет к ноге.
Я сегодня увидела старость.
Я сегодня увидела старость,
Не такой, как положено быть:
Уваженья заслуженный статус,
И накопленной мудрости нить,
Я и раньше их видела часто,
Одиноких, глухих стариков,
Но спешила пройти безучастно,
Мне до них было так далеко,
А теперь как-то сразу, внезапно
Мир вокруг поседел, подобрел,
Задышал и беззубо и затхло,
Неумело вверяясь судьбе,
Понимая, что жизнь уходит,
Но усвоив по-своему суть,
Старушонка румянец наводит,
Поправляет увядшую грудь,
Говорят, из ума выжавает,
Остается всесильный инстинкт,
Он подобных в одно собирает,
И за время позорное мстит.
Как часто в поисках друзей.
Как часто в поисках друзей
Мы опускаем руки,
Не тот, кто ближе, кто взрослей,
С кем не пропасть от скуки.
Не тот, кто лжет и говорит,
А ты ему не веришь,
Кто раздает адреналин,
Корыстью дружбу меря.
Вообще, общение с людьми
Характер очень портит,
Никем по сути не любим,
Сам от себя отторгнут,
И, будто на голову снег,
Ты понял наконец-то,
Ты сам тот нужный человек,
И сам себе соседство.
И без хлопот, и без возни,
Внимай ему, как губка,
Ни на кого не заменить
Единственного друга.
Здесь время больше не течет.
Здесь время больше не течет,
И ритм жизни растворился,
Строкой холодной не о чем,
Без объясняющего смысла,
Но в понимающем ключе,
Со всей риторикой проблемы
Менталитетностью ночей,
И просвещенностью измены.
Я к вам, запреты и табу
Имен, традиций, завещаний,
Все, что нарушить не смогу,
Но всю никчемность ощущаю,
Конструктор всех моих идей,
Всех несуразностей в субъекте,
Построй же мне свою модель,
Модель забвения и смерти.
Деликатность.
Учусь, и в старости учусь
Азам тончайших отношений
В неуправляемости чувств,
На обсуждение не щедрых,
Ищу неповторимость слов
Той деликатности забытой,
Предупредительности слог
Точу на камне абразивном,
Плачу за спешку или вздор
Ответной язвой паритета,
И в обозначенности зон
Смываю лести трафареты.
Я помню детскую игру.
Я помню детскую игру,
Мы строили дворцы,
Песок - неподходящий грунт,
Но дети - мудрецы,
Никто нас не учил тому,
Кто должен быть царем,
Но как наказывать слугу
За то, что несмышлен.
Мне говорили, царствуй ты,
Покорность жди вокруг,
А я из круга выходил,
И был слугой у слуг.
Повелевать всегда трудней,
Чем спрятаться в тени,
Спасти послушностью своей
Весь этот хрупкий мир,
И детской мудростью вспоен,
Я не дерзал корон,
Чтоб видеть осени огонь
И слышать грохот волн.
Итог.
Кое-что по мелочи осталось,
Основное сделано почти,
Дом и сын, и дерево на старость,
И стихи, конечно, учтены.
Повидать, да некого, пожалуй,
Отчужденья долгий холодок
Отодвинул всё, что не вмещалось,
В этот преждевременный итог,
Пробегая каждую страницу
Дней и чувств, зачеркнутых теперь,
Ощущаешь четкую границу
Всей невосполнимости потерь.
И желаньем навести порядок,
Удивляясь тленности вещей,
Пробиваешь будто бы преграду,
Что мешает вечности твоей.
Три дня.
Живу три дня, как человек,
На даче у подруги,
Раз в двести это лучше, чем
Ну где-нибудь на юге.
Песок, и сосны, и залив,
Балтийского приморья,
И солнца ветреный зенит
Смещенности природной,
Какая даль, волна с волной
Бежит барашком белым,
И мне за физикой одной
Смотреть не надоело.
Когда от дома только шаг,
И отдыхай по-царски,
Не знаю, что она нашла
На островах Канарских.
Вчера стучали ветры в стены.
Вчера стучали ветры в стены,
Ломились в форточку гудя,
И стекла сдержанно темнели,
Пытаясь защитить меня,
В изгибах корчилась береза,
Вороньим гнездам карусель,
Стихи обрушивались в прозу
Бессодержательностью всей,
А утром - небо голубое,
Прищепкой ёжился балкон,
И только окнами пробоин
Чернели скопища ворон.
Вот не хочу писать о лете.
Вот не хочу писать о лете,
Тепло, листочки и трава,
Как будто в дерзости последней
Спешат освоиться в правах,
Мол я расту, смотри, любуйся,
Завидуй силе возрожденья,
Ты, одинокая бабуся
С нерасторопностью в движеньях.
Уставшей памятью хранить
Обречена ошибки века,
Ты не способна обновить
Процесс состарившихся клеток,
Не можешь радоваться ты,
А лишь пророчески злословить,
Не видя юной красоты,
Не понимая бунта крови.
Ты в тихой немощи своей
Живешь, всё больше отдаляясь
От бурной трепетности дней,
И ничему не удивляясь.
Комплексы.
Заряды спрятанных эмоций
Совокупить с идеей злой,
И породить такого монстра,
Который комплексом зовём,
Переживаем страсти детства,
В характер воплощая их,
Нас тяготит неполноценность,
Сверхполноценный тоже псих,
Вот так эмоции контузят,
И прет навязчивость идей,
Не помогает даже Муза,
И нет спасения нигде.
Без морей и самолетов.
Рюкзаки, корзины, сумки,
Привокзальные заботы,
Едет кто-то и к кому-то,
Едут тесно и свободно,
Где-то там участки, дачи,
Неудобные постройки,
Труд физический затрачен,
И корней своих истоки.
Едут темные лошадки,
Едет серость и отстой,
У господ другие тракты,
И отдельный домострой.
Выживает люд рабочий
Без морей и самолетов,
Электричкой заморочен,
Расписания осмотром,
Едут Плюшкины в вагонах,
Всё в хозяйстве пригодится,
Разговор дорогой долгой
Раздобрит усталость в лицах,
Многолетнички под зиму,
Стельки, пластырь, антитля,
Некондицию разиням
Втюрит новый спекулянт,
Доски, псы, велосипеды,
Спят, звонят, читают, жрут,
А приезжему соседу
Скажут: В Питере живу!
Уже старик, а все еще мужчина.
Бежала за троллейбусом, запыхалась,
Он ждал и, переполненный заметно,
Растрепанностью нервничал на выходе
И тяжелел на каждом километре.
Присесть бы, расмечталась, кто-то кашлял,
Вися на поручнях, замыленный в щетину,
Совсем уже убогий старикашка,
На вид ещё порядочный мужчина.
Тут кто-то вышел, нехотя проснувшись,
Ему бы сесть, но, уступая чинно,
Стоять остался, вежливо прогнувшись,
Уже старик, но всё ещё мужчина.
Умей сказать подруге нет.
Умей сказать подруге нет,
Её назойливости доброй,
Отсечь вмешательство извне,
Что нападению подобно,
Приспособленчества союз
Без размышления разрушить,
И снять ответственности груз
Перед наивностью подружьей.
Умей отречься от похвал,
От липкой наглости участья,
Сдержать банальностей обвал
Непримиримостью кричащей,
От тли вопросов отойти,
Найдя единственный ответ,
Без оправданий, без прости,
Умей сказать подруге нет.
Вначале старится душа.
Мне говорят, душа бессмертна,
Вначале старится душа,
А с ней твоё больное сердце,
Давно уставшее прощать,
Одни уходят слишком рано,
Другие всё ещё живут,
Но как бы вовремя на старость
Накинуть времени хомут,
В таком замедленном прощанье
И всетерпимости к другим
Терзаем близких мы нещадно
Существованием своим,
Беззубость истиной не вправе
Ни наслаждаться, ни владеть,
Но даже трусость не избавит
Ждать с тихой ненавистью смерть,
Не меч в бою, змеиным жалом
Разит никчемную бесцельность,
И равнодушно провожает
Без сожалений и оценок.
Как-будто акт самосожжения.
Как это точно! День рождения,
Точнее, миг, мы отмечаем,
Начало взлетов и падения,
И бесконечность повторения,
И нашей вечности начало.
Как это грустно! День рождения,
Не день, а целый год теряем,
Как в неизвестность отторжение,
Как будто акт самосожжения
Незавершенности астральной.
Как это важно, в день рождения
Нам не забыть поздравить друга,
Дать импульс новому движению,
Чтоб совершился во спасение
Побег из замкнутого круга.
О себялюбии.
Есть себялюбие пустых,
Чужими мыслями наполнить
Себя, и тут же подарить их,
Не утруждаясь. чтобы помнить.
Есть себялюбие больных,
В ком алчность с голодом похожи,
Чужое красть, есть за двоих,
И все хотеть, что только можно.
Есть себялюбие простых,
Собой обычно недовольных,
И большей ценности для них
На свете нет, кроме свободы.
Не я презирал..
Не я убегал из расставленных пут
Величия истиной спорной,
Не мне угрожали, меня не поймут,
К чему я стремился упорно,
Искал я дорогу к себе самому
Свободой, заброшенной к звездам,
И мерил страданием ту высоту,
В какой одиночеством создан.
Не я презирал честолюбия плен,
Судил вожделеющих власти,
Я близко стоял, но отречься сумел,
Руки не подав тем несчастным,
Бегу искушений себя простотой,
Но враг восхвалений и гимнов,
Горю возрожденья усталым костром,
Найти, воссоздать и погибнуть.
Диалог.
Вот и стемнело, ловлю себя мыслью
Кому-то и что-то всегда говорить,
Слова повторяю для роли артиста,
Ношу на лице несмываемый грим,
Мы ищем себе собеседников дома,
Всегда разговор постоянный с собой,
Нетрудно найти оппонентов у бога,
Шкафу подмигнуть в отчужденности злой,
Два мира, сближаясь, готовы отречься,
И тут же, замены не видя другой,
Творят для общения идолов вечных,
Иллюзий своих воссоздав диалог,
Ночные рельефы сгустившихся зданий
Охотно со всеми идут на контакт,
Вопрос отношений открытостью задан,
А сможем ли мы замолчать? Никогда.
Пародии
Утренние метаморфозы.
http://temurvarky.livejournal.com/
То смотришь улыбаясь, вопросительно.
Притягиваясь краешками губ,
Призывом полуночным обессилена,
Доступная такая и красивая,
И ждешь, что я сорвусь и побегу,
То пропадешь, дрожащая беззвучием,
Соском меня пронзая в темноте,
Как все это знакомо и изучено,
Не отозваться было бы не лучше мне,
Чем снова оказаться на тебе.
"Как я съел асфальт", Алексей Швецов.
Можно есть лесную землянику,
Можно есть космический базальт,
И при том ни разу не возникнуть,
Но об этом миру рассказать.
Можно грызть кусок окаменевший,
Корочкой поребрика хрустя,
Аккуратно вытащив из трещин
Тепленький от солнышка асфальт,
Можно разогнаться и об стенку,
Доказательств умных не найдя,
Заодно и рассчитаться с теми,
Кто в упор преследует тебя.
Можно трактом вырулить особым,
И глотать пластинами бетон,
И щебенки прихватить на пробу,
Как с изюмом свеженький батон.
Тормознуть у выбоин и рытвин,
И в бисквитном отлежаться мхе,
Проклиная качество покрытий,
Пообедать где-нибудь в кафе.
barnik
Любимы.
"Он сходил без нее с ума
Ежечасно.
Она была обречена
Любить его в общем напрасно.
Они рифмовали дни
Провалами ночи.
У него - босые ступни,
У нее - гениальный почерк.
Не мог обнаружить никто
Точки их прикосновенья:
Спрятанной ими в метро,
В квартирах, снятых на время,
В расписаниях поездов,
Связывавших воедино
Одиночество их снов
С чувством - "любить и любимы".
---------------
У нее не хватило чернил.
Он сходил на углу без нее,
Ну а ей с этим не повезло,
Он ступни свои обнажил,
У нее не хватило чернил,
Для красивых душевных строк,
Расписаться на пятках ног,
А потом их искали в метро,
Там, где было совсем темно,
По следам одиноких снов,
Без развязок и без узлов,
И чутьем едва уловимым,
Находили любить любимых.
Кавказ подо мною.
Кавказ подо мною, стою в вышине,
Там где-то гнездятся селенья абхазов,
Грузины бряцают в заморской броне,
Руины Цхинвала в спецназах,
Отсюда мне моря доносится шум,
Мои там эсминцы в дозоре,
Европу и ту под прицелом держу,
Но все в миротворческой зоне.
Орел почему-то о двух головах
Парит неподвижно со мной наравне,
Недавно мы с ним уравнялись в правах,
Ему - облака, а корона на мне.
В ущелье Кодорском зенитки стоят.
Там ниже палатки и морги,
В надежде наивные беженцы спят,
Простит их, конечно, Георгий.
И Терек свирепый уже укрощен,
И лижет утесы в вражде бесполезной.
Отселе я вижу, грозит Вашингтон,
Но знаю, до выборов он не полезет.
Пародия на пародию.
Кустам всем кажется, что я не человек.
Мне кажется - кругом меня дрова лишь.
А это просто самородков век -
испишем все, бумагой не завалишь!
1by wrote in zolotayastrofa July 20th, 14:16
Сирени кажется, что все сошли с ума,
Вдыхая аромат волнующих амброзий,
Сентиментальность наша ей смешна,
А лирике она предпочитает прозу.
Дубы и те в стихах разобрались,
И не спешат к плакучим русским ивам,
Бензопилы заслышав где-то визг,
Скрываются за пнями городскими.
Поэт для них опасный человек,
Всех вырубит и пустит на бумагу,
Для жизни им необходим не свет,
Все предпочтенья отдаются мраку.
Интеллигентность.
По традиции рискну маргинальностью,
Откалькирую себя в голиардности,
И таким добровольным изгнанником
Успокоюсь в такой авангардности.
И тогда провалюсь в философию
Персональным сознанием тождества,
С созерцанием прежним поссорившись,
Подружусь с сингулярной возможностью,
Где в нейтральной стихии бинарности,
В оппозиции индиферентности
Наберусь хаотической храбрости
Отразиться интеллигентностью.
Барник. Апассионата.
Ты ощущаешь жесткость моих ладоней.
Я разворачиваю тебя к себе лицом.
Ты видишь мой взгляд - абсолютно спокойный.
Вкруг тебя руки локтями замыкают кольцо.
Вдоль позвоночника тянутся мои предплечья.
Пальцы ласково и требовательно сжимают затылок.
Ты хочешь вдохнуть, но, кажется, нечем.
Губы мечутся от недоуменья до подобья улыбок.
Время, остановленное пронзительными зрачками,
Взвинчивает напряжение твоего тела,
Которое зажато между моими плечами
И мыслью: "Вот оно, то, чего я хотела."
Между нашими губами четыре ангстрема.
Это тоньше границы между нет и да.
Если ты вздрогнешь, то станешь непременно
Собственностью моего влюбленного рта.
Твоя гордость, оплавляясь на ледяных скулах,
Становится доверчиво прижатой грудью,
И властный контур теряет фигура,
Будто говоря: "Давай ждать не будем."
А когда твои веки начинают падение
В нежность, из которой не будет возврата.
На твоих губах в это мгновение
Я беру первый аккорд апассионаты.
Итак, еще раз, подходишь сзади.
Итак, еще раз, подходишь сзади,
Не напугай, дыши, она услышит,
Пока так, без всяких лобзаний,
Локти сдави, окольцуй повыше.
Потом разверни к себе лицом,
Глаза чтоб не отводила в сторону,
Ты спокоен, как бы с ленцой,
Предплечья закрепи стропами,
Позвоночник притяни к затылку,
Пальцами не жми, ласково,
Видишь, она что-то хочет, крикнуть,
В недоумении или с опаской,
У тебя перехватывает дыхание,
Остановись на одну секунду,
Но только не для раскаяния,
А чтобы найти у нее губы.
Это потом она ангстрема тоньше
Выдавит тебе свое признание,
Что тут спрашивать, будь проще,
Ты все рассчитал заранее.
Ты все продумал до скул и век,
В аккорды рыдания спрятав,
Свое падение приписываешь ей,
И называешь апассионатой.
http://temurvarky.livejournal.com/
То смотришь улыбаясь, вопросительно.
Притягиваясь краешками губ,
Призывом полуночным обессилена,
Доступная такая и красивая,
И ждешь, что я сорвусь и побегу,
То пропадешь, дрожащая беззвучием,
Соском меня пронзая в темноте,
Как все это знакомо и изучено,
Не отозваться было бы не лучше мне,
Чем снова оказаться на тебе.
"Как я съел асфальт", Алексей Швецов.
Можно есть лесную землянику,
Можно есть космический базальт,
И при том ни разу не возникнуть,
Но об этом миру рассказать.
Можно грызть кусок окаменевший,
Корочкой поребрика хрустя,
Аккуратно вытащив из трещин
Тепленький от солнышка асфальт,
Можно разогнаться и об стенку,
Доказательств умных не найдя,
Заодно и рассчитаться с теми,
Кто в упор преследует тебя.
Можно трактом вырулить особым,
И глотать пластинами бетон,
И щебенки прихватить на пробу,
Как с изюмом свеженький батон.
Тормознуть у выбоин и рытвин,
И в бисквитном отлежаться мхе,
Проклиная качество покрытий,
Пообедать где-нибудь в кафе.
barnik
Любимы.
"Он сходил без нее с ума
Ежечасно.
Она была обречена
Любить его в общем напрасно.
Они рифмовали дни
Провалами ночи.
У него - босые ступни,
У нее - гениальный почерк.
Не мог обнаружить никто
Точки их прикосновенья:
Спрятанной ими в метро,
В квартирах, снятых на время,
В расписаниях поездов,
Связывавших воедино
Одиночество их снов
С чувством - "любить и любимы".
---------------
У нее не хватило чернил.
Он сходил на углу без нее,
Ну а ей с этим не повезло,
Он ступни свои обнажил,
У нее не хватило чернил,
Для красивых душевных строк,
Расписаться на пятках ног,
А потом их искали в метро,
Там, где было совсем темно,
По следам одиноких снов,
Без развязок и без узлов,
И чутьем едва уловимым,
Находили любить любимых.
Кавказ подо мною.
Кавказ подо мною, стою в вышине,
Там где-то гнездятся селенья абхазов,
Грузины бряцают в заморской броне,
Руины Цхинвала в спецназах,
Отсюда мне моря доносится шум,
Мои там эсминцы в дозоре,
Европу и ту под прицелом держу,
Но все в миротворческой зоне.
Орел почему-то о двух головах
Парит неподвижно со мной наравне,
Недавно мы с ним уравнялись в правах,
Ему - облака, а корона на мне.
В ущелье Кодорском зенитки стоят.
Там ниже палатки и морги,
В надежде наивные беженцы спят,
Простит их, конечно, Георгий.
И Терек свирепый уже укрощен,
И лижет утесы в вражде бесполезной.
Отселе я вижу, грозит Вашингтон,
Но знаю, до выборов он не полезет.
Пародия на пародию.
Кустам всем кажется, что я не человек.
Мне кажется - кругом меня дрова лишь.
А это просто самородков век -
испишем все, бумагой не завалишь!
1by wrote in zolotayastrofa July 20th, 14:16
Сирени кажется, что все сошли с ума,
Вдыхая аромат волнующих амброзий,
Сентиментальность наша ей смешна,
А лирике она предпочитает прозу.
Дубы и те в стихах разобрались,
И не спешат к плакучим русским ивам,
Бензопилы заслышав где-то визг,
Скрываются за пнями городскими.
Поэт для них опасный человек,
Всех вырубит и пустит на бумагу,
Для жизни им необходим не свет,
Все предпочтенья отдаются мраку.
Интеллигентность.
По традиции рискну маргинальностью,
Откалькирую себя в голиардности,
И таким добровольным изгнанником
Успокоюсь в такой авангардности.
И тогда провалюсь в философию
Персональным сознанием тождества,
С созерцанием прежним поссорившись,
Подружусь с сингулярной возможностью,
Где в нейтральной стихии бинарности,
В оппозиции индиферентности
Наберусь хаотической храбрости
Отразиться интеллигентностью.
Барник. Апассионата.
Ты ощущаешь жесткость моих ладоней.
Я разворачиваю тебя к себе лицом.
Ты видишь мой взгляд - абсолютно спокойный.
Вкруг тебя руки локтями замыкают кольцо.
Вдоль позвоночника тянутся мои предплечья.
Пальцы ласково и требовательно сжимают затылок.
Ты хочешь вдохнуть, но, кажется, нечем.
Губы мечутся от недоуменья до подобья улыбок.
Время, остановленное пронзительными зрачками,
Взвинчивает напряжение твоего тела,
Которое зажато между моими плечами
И мыслью: "Вот оно, то, чего я хотела."
Между нашими губами четыре ангстрема.
Это тоньше границы между нет и да.
Если ты вздрогнешь, то станешь непременно
Собственностью моего влюбленного рта.
Твоя гордость, оплавляясь на ледяных скулах,
Становится доверчиво прижатой грудью,
И властный контур теряет фигура,
Будто говоря: "Давай ждать не будем."
А когда твои веки начинают падение
В нежность, из которой не будет возврата.
На твоих губах в это мгновение
Я беру первый аккорд апассионаты.
Итак, еще раз, подходишь сзади.
Итак, еще раз, подходишь сзади,
Не напугай, дыши, она услышит,
Пока так, без всяких лобзаний,
Локти сдави, окольцуй повыше.
Потом разверни к себе лицом,
Глаза чтоб не отводила в сторону,
Ты спокоен, как бы с ленцой,
Предплечья закрепи стропами,
Позвоночник притяни к затылку,
Пальцами не жми, ласково,
Видишь, она что-то хочет, крикнуть,
В недоумении или с опаской,
У тебя перехватывает дыхание,
Остановись на одну секунду,
Но только не для раскаяния,
А чтобы найти у нее губы.
Это потом она ангстрема тоньше
Выдавит тебе свое признание,
Что тут спрашивать, будь проще,
Ты все рассчитал заранее.
Ты все продумал до скул и век,
В аккорды рыдания спрятав,
Свое падение приписываешь ей,
И называешь апассионатой.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)