Традиционность.

Шла по дороге беременная женщина, безлюдная сельская дорога, по обе стороны поля, засеянные ровными делянками, деревце невдалеке хилое, а рядом с ним указатель выцветший, куда идти и сколько до туда осталось километров. Видимо, собиралась женщина рожать, и потому шла в ближайшую больницу, чтобы все было по-человечески, а не где придется.
Присела она в тенечке передохнуть. Может, думает, автобус подберет, ему уже пора выйти по расписанию, она-то пораньше вышла пройтись по утру, ходить надо ей больше. Прочитала, что написано на указателе, но видит, что этот указатель на одном честном слове держится, вот-вот сорвется с единственного гвоздя, а другой согнутый проржавел и в другую сторону смотрит. Встала она, отогнула гвоздь и повесила указатель параллельно дороге, а тут и автобус подошел. Уехала она.
Сынок у нее оказывается родился. Вырос, и так надо, что пошел по той же дороге, что и мать его когда-то, и у того же дерева остановился, дерево к тому времени уже большое выросло, и видит то же самое, указатель на одном винтике держится и в другую сторону показывает. Нашел он выпавший болт, чем-то привинтить покрепче, и уехал на попутке, так как торопился, жена у него в городе рожала.
И у сынка сынок родился. Машину купил, стали в деревню родную на своих колесах ездить. Дерево, то что у дороги, тоже зря времени не теряло, леском разрослось, а указатель новый поставили, забетонировали.
Идет как-то уже правнук той женщины по той же дороге с друзьями на рыбалку, или с рыбалки наоборот, и в леске этом останавливаются, ну вот место такое притягивающее. Смотрят, а указатель забетонированный совсем сполз, от ветра раскрошился, и болты вывалились. Взяли мальчишки проволоку, или веревку брошенную какую, и прикрепили через дырки к постаменту.
А колосья на полях всю эту историю с указателем наблюдали, и всякий раз недоумевали, зачем нужен указатель, если дорога сама приведет. Но вот такая традиция была у людей, указатели вешать, чтобы знал человек заранее, сколько ему километров по жизни осталось и в какую сторону идти.


Альтернативы этому глобализму нет...

Нас этот глобализм видимо не коснулся еще, а в антиглобализме мы ничего не смыслим, чтобы его поддерживать. Для нас сложно даже в нем разобраться, и тем более, поверить, что какие-то африканские деятели, которые впервые грамоту учили в наших университетах, способны к таким абстракциям, а мы только и можем, что запомнить число 31 и сами не знаем, для чего оно нам.
Кто будет спорить, что антиглобализм - это не политическое движение. Никто.
Причем движение в мировом масштабе. Есть у нас что-то подобное хотя бы в масштабе страны. Нет ничего подобного, даже намека. А кто будет возражать против этих выводов, что оно, это политическое движение,, против концентрации богатства в руках транснациональных корпораций и отдельных государств, против доминирования глобальных торгово-правительственных организаций (Всемирного банка, Международного валютного фонда, Организации экономического сотрудничества и развития, Всемирной торговой организации и т.п.). Никто.
Тут мы как бы и не против, особенно не против ВТО. Хотя и понимаем, что с нашей территорией было бы стыдно просить покушать у кого-либо.
А ведь этим антиглобалистам все 10-12 лет от роду, и появились они во Франции. Это они потребовали всего 0,1 % от финансовых прибылей направлять на борьбу с бедностью в страны третьего мира. Это они потребовали списания долгов развивающимся странам.
А «Движение безземельных» в Бразилии, а «Женское движение» в Канаде, фермеров крестьянской организации Karnathaka» в Индии, а международный форум альтернатив в Бельгии.
Просто рука не поднимается взять и все это перечеркнуть, есть тут и смысл и правота, и ничего не попишешь, и рот не закроешь. Так и хочется сравнить с лозунгом давно забытым, "пролетарии всех стран, объединяйтесь!", или хотя бы делайте все, чтобы о вас помнили и знали, о бедных, о неимущих, о тех, кого нещадно эксплуатируют, и держат на голодном пайке.
А суть конфликта даже не в этом, а в том, что есть люди, которые уже либо отчетливо видят альтернативу этим глобальным организациям, либо не видят уже от этих всемирных идолов ничего хорошего для мира в целом.
Мир разделен опять на два лагеря, на страны "золотого миллиарда" и страны "третьего мира". И не потому, что так получилось, а потому, что так выгодно кому-то, чтобы бедные оставались бедными, а богатые богатели за счет них.
Но в том-то и дело, что никакой альтернативы этому глобализму нет, и все понимают прекрасно, что мир катится в пропасть, но скорость набрана, а тормоза не работают. Вот и демонстируется "танец смерти" в виде шокирующих леворадикалистских карнавалов и гей-парадов, и ровно ни на что не рассчитывающих пророчеств.
Им-то уже ничего не поможет, а вот для россиян можно было бы и задуматься и поправить проторенную колею капитализма, а не перенимать все достоинства и недостатки оптом, с тем, чтобы обогнуть и миновать ямы и язвы современного противостояния.
Пока еще можно их все перечислить, это и несоразмерный разрыв в доходах, надвигающийся разрыв в образовании, общественно опасный уровень здоровья и медицинской помощи для необеспеченных, условия проживания и трудоустройства для работников низкой квалификации. А на культурном поприще - стандартизация умов за счет массовой молодежной поп-политики. Иделогия гламурного либерализма со странами сырьевых придатков.
Анти ничего не предлагают, а только просят чего-нибудь придумать, чтобы остановить это совместное движение к смерти. Не надо обвинять их в утопизме, в анархизме, просто они видят намного дальше, и то, что они видят, придет гораздо быстрее, чем нам всем кажется. Катастрофа.



Парадигма.

Всегда есть сильный аргумент, и есть слабый. Против сильного не попрешь, а вот за слабый можно ухватиться, и на его отрицании создать новую парадигму. Организовать, собственно, деятельность какого-либо сообщества по определенной дисциплинарной матрице. И так до тех пор, пока кто-то не нащупает у тебя слабый аргумент и не сотрет тебя в порошок.
Здесь не столько важна конкурентная борьба, сколько сама такого рода деятельность по зарождению, безраздельному господству и периоду распада, как уступке альтернативной парадигме. Главное, не зацикливаться на своей единственности и неизменности.
А вот чтобы одна, допустим, общественная модель выстраивалсь бы и усовершенствовалась бесконечно по принципу преемственности и прогресса, такое по всем научным канонам противоестественно, как принципу деления клетки. Каждая новая модель определяет свои нормы и стандарты, свои социологические инкубаторы и психологические приоритеты.
Российская парадигма возникла на слабости неразвитых экономических знаний в счет усиления других, не конкурирующих областей общественного обустройства. Но надо быть готовыми к тому, что рано или поздно придется уступить место абсолютно новым ориентирам, и не пытаться изо всех сил реанимировать прошлое.



К утру всегда туман на болотах. Сценарий.

Диспетчер, он же сторож аэродрома, возвращается в каптерку со сломанным замком, из которой он только что вышел, так и не увидев из-за тумана, что же все-таки случилось на аэродроме. Идея тумана проходит красной нитью через весь фильм: настоящий туман на болоте, туман в булгаковском варианте, туман катынской истории под Смоленском в предвоенные годы, туман версий трагедии с самолетом польского президента, туман как человеческий фактор старого одинокого пенсионера, разговаривающего с самим собой, и туман, как политическая манипуляция тех, рвущихся к власти и влиянию.
Как антитеза, не-туман выступает в виде устаревшего оборудования летного поля, очевидно оставшегося еще с тех времен, когда где-то неподалеку были расстреляны польские офицеры, ветхость построек, в том числе эта диспетчерская со сломанным замком и двумя аналоговыми телефонами, не приспособленная взлетная полоса наполовину в снегу из-за отсутствия снегоуборочной техники, и тем не менее, присутствие реальной связи между историей далекого прошлого и вымыслом непостижимой для разума современной трагедии, которая только разворачивается в то туманное утро на заброшенном аэродроме.
Старик не слышит, но ощущает нарастающий внешний шум, ему передается внутренне беспокойство, подталкивающее его к каким-то возможным выводам о собственной вине в непонятном пока происходящем, и вынуждает его к бегству, не дождавшись сменщика. Хлопает на ветру незапертая дверь каптерки, и сгорбленная фигура удаляется в туман, так завершается первая часть сценария.
Возможно, он собъется с дороги и будет блуждать по болотным топям Катыни и воочию встретится с тенями убиенных поляков, или лоб в лоб увидит вполне реального летчика с разбившегося самолета с еще не свернутым парашютом, так или иначе, он узнает правду, тщательно скрываемую об этих двух таинственных историях.
Но сюжет неумолимо движется к концу. Ни в чем не виноватый диспетчер будет тут же уволен, и уже по телевизору будет досматривать скупые кровавые кадры в кусками тел и с разбросанными частями самолета вперемешку и переживать о происходящем. Возможно на церемонии похорон он увидит брата -близнеца Качиньского и зловещая догадка озарит стареющее лицо в духе шекспировских иллюзий с отравленными шпагами, с ядом, трупами и репликами комедиантов, приглашенных Гамлетом во дворец.
Только он обязательно вернется на то место в лесу, где он встретил тогда летчика, найдет под камнем свернутый парашют, и, возвращаясь, обратит внимание, что дверь с замком поставлена новая, а поле не только вычищено от снега, но и вымыто, и по обнажившимся старым трещинам и выбоинам взлетной полосы тихо пойдет навстречу новому приближающемуся туману.
К утру всегда туман на болотах, вспомнит он когда-то прочитанную книгу Мастер и Маргарита, и холод утренней влаги взбодрит походку удаляющего человека. Только он один узнал правду.


Павилика.

Есть такая сорная трава павилика, желтого цвета безлистые тонкие проволочки с крючочками, которые цепляются за растение и поедают его, разветвляясь все гуще и гуще. Избавиться от нее невозможно, надо уничтожать вместе с посадками, и если останется незамеченным на стебле хоть один такой ядовитый завиток, через некоторое время разрастется и все погубит.
Вот такая у меня аналогия с фашизмом, который когда-то уничтожали, но оставили усик, и он разрастается по всему миру наподобие этой сорной травы. Разрастается, потому что никто уже больше с ним бороться не хочет и не жаждет, и даже видит в нем идеологическую основу своих националистических бредней , подменивших преобладание большинства внешним превосходством.
Вот опять большой праздник намечается, День Победы над фашизмом, и никаких денег не жалко. Может потому у нас бедность сплошная, что праздников много, и один другого краше, словно соревнуются друг с другом, сколько денег потратят и с какой помпой проведут. Суть победы превратилась в ежегодную демонстрацию силы и военной выправки вымуштрованных днями и ночами солдат и курсантов, где за новенькими френчами все та же нищета и неустроенность этих мальчишек, забритых почти насильно, как безысходность, в армию, потерявшую за эти мирные 65 лет весь свой победный облик.
Корни одинаковые у победы с бедой, когда можно было угробить 26 миллионов своих и 6 миллионов немцев и потом еще гордиться этой бедой, что не смогли их защитить и уберечь от пуль и уложили в бесчисленные братские могилы по всей стране.
Мое поколение выросло без войны, но почему-то проросло насквозь павиликой деления на черных и белых. на русских и нерусских, на сельских и городских, на умных и быдло. Сегодня снова кому-то приходит в голову уничтожить миллионы, чтобы кучке избранных жилось вольготно и припеваючи, и где эта победа, когда самих же победителей не удосужились за 65 лет обустроить квартирами и безбедным существованием, а только каждый год выставляют их как реликвию на парадах своего цинизма и лицемерия.


Право на старость.

Женщина не должна быть объектом сексуального влечения. И, она не партнер и не детородное устройство. И правовые ее взаимоотношения с мужчинами не должны быть в форме уступок и одолжений, как отказ от естественной дискриминации, но никакого разговора о равенстве, которого не может быть в принципе.
Мы другие. Но посмотрите, что происходит. Женщин, как таковых, нет, а есть женское тело и смазливое личико. Есть определенный юный возраст, пользующийся успехом и пропускной способностью, есть половой интерес, используемый в рекламе дорогих украшений и супер-иномарок, есть индустрия женской одежды, духов и прокладок. Но есть и не защищенное от домогательств отца или маньяка детство, есть такие же наивные и беспомощные юность и одинокая старость, есть физическое уродство и расовая неприязнь. И есть комплекс неполноценности, зависимости и обреченности, рабочая лошадка на кухне, в прачечной или у ткацкого станка, есть засушенная ученая "вобла" аудиторий.
Из чего оно должно складываться, это женское обаяние, погруженное уже с головой в косметику и бесконечные пластические операции, в работу стилистов и диетологов. Эта вечная борьба со старением и ожирением, чтобы оставаться в поле внимания мужчин.
Женщина плачет и дурнеет от своего бессилия сопротивляться времени и критерию нормы, установленному мужским злым сообществом, занятого исключительно проблемами собственного шовинизма. Она плачет, но оголяется до предела сверху и снизу, она готова выставить напоказ все свои прелести, ради плоских похабных комплиментов и дешевых цветов. И не ради внимания, она просто не знает, что делать, потому что она вынуждена выживать в условиях товарооборота, являясь живым товаром, и виноваты во всем эти мужчины.
Но время наконец повернулось в ее сторону, она больше не хочет быть товаром. Теперь она будет мстить. По-своему, изощренно, изо дня в день, в мелочах, в постели, в должности. Она станет политиком, депутатом, чиновником, она заставит этих тщедушных ужаснуться ее твердости, ее злопамятности, ее пристрастию. Женщина должны быть воином, и сражаться за свою честь, за свою любовь, за свое материнство, и даже за свое право на старость, на уродство. Она должна доказать, что кроме попки и сисек, у неё еще есть мозги, которые ничем не хуже мужских, просто они другие.


Объективная закономерность.

. А ведь капитализм не победим. Если, конечно, он у нас получится, если это и есть то, в конечном счете, ради чего все это затеяно с приватизацией, с реформами, с вертикалью, и даже с модернизацией и Сколково. Тут много таких, кто грозится терпением народа, что начнутся погромы, как в Киргизии, отделение субъектов, распад федерации, однопартийность, авторитарность. Какой бы стороной мы эту постройку не повернули, собственническая сущность ее не изменится, одни имеют все, а все остальные - ничего. И нас они не боятся. Демократические ли принципы или либеральные, договорные, или всеобщая мобилизация на гражданское строительство, на голубую мечту человечества или на божье провидение, принцип остается неизменным - прибыль, ресурсы, милитаризм.
Можно даже сказать, что выхода у нас тогда в 90-е не было, и выбора не было. Экстенсивно или интенсивно нам дальше существовать на огромной территории и продолжать делать вид, что мы ее охраняем, или содержим еще один огромный класс военщины наряду с чиновничеством и госаппаратом.
Время пришло. А время великих революций ушло, да и были ли они, особенно в России, где не то чтобы толковой монархии, а даже феодально-крепостнического государства нормального не было, а все еще пребывал родовой строй общинного владения землей с церковно-городским обособившимся управлением, чтобы на смену ему могла прийти предприимчивая буржуазия, многопартийный парламентаризм и президентское правление.
Русская революция в 17 году только продолжила эти общинные традиции и расчистила место для капитализма, но так и ничего построить не успела из-за войны и сталинской диктатуры, в необходимости которой были уверены все те идеологи, кто прекрасно лавировал на патриотизме и светлом будущем для несчастного народа.
Время пошло, хотим мы того или не хотим, с нами уже никто церемониться не будет, теперь деньги решают все. Только не надо обобщать и писать на заборах лозунги про модернизацию, в которой должны быть заинтересованы прежде всего новоявленные бизнесмены, желающие получать прибыли и прибыли. А самый главный бизнесмен, государство, на деньги народа строит сегодня Сколково, чтобы собрать в одном месте способную молодежь и выжать из нее проекты, которые можно будет продавать по всему миру, оставляя авторам зарплату, ни в какое сравнение не идущую с размерами тех выгод и преимуществ, которые получат владельцы этой компании.
Капитализм еще ни в одной стране не свергнут и не сгнил, а только крепнет и совершенствуется, ускоряется и развивается, и что удивительно, нет ему альтернатив, а только слабые протесты с требованием хоть какой-то справедливости и взывание к совести. А по другому уже нельзя, ибо порожден он самой человеческой природой и объективной закономерностью смены форм существования.


Суть жизни.

Когда женщине говорят, что она красивая, в первые пять минут она больше ни о чем думать не может, она обязательно повернет зеркало, чтобы убедиться в этом, зыркнет на свое отражение в проезжающей мимо машине или в стекле витрины, достанет из сумочки пудреницу и уберет со лба совсем не случайно упавший завиток, и совершенно в другом уже настроении выслушает вас.
Если же ей так и не скажут, что она сегодня хорошо выглядит, когда все ее утренние старания были на это и направлены, она тем более до конца рабочего дня не выпустит из рук зеркало, пытаясь понять границы своих недоработок с коллегами и со своим лицом, которое уже больше не выдерживает этого поминутного внимания к себе.
В чем заключается для нее эта красота? Прежде всего, в цвете лица, оно не должно соответствовать ее возрасту, быть серым, землистым, с синюшными впадинами под глазами, с угревой сыпью, волосками над губой, с веками, опухшими от вчерашнего алкоголя, и глазами, подолгу останавливающимися то на одном предмете, то на другом.
Она прекрасно знает, сколько ей лет, но очень надеется, что этого не знают другие, но хотя бы один раз она спросила бы себя однажды, зачем ей это надо, скрывать свой возраст. Чего она так боится, чего не хочет терять, и на что все-таки рассчитывает, пытаясь обмануть окружающих. И нет, это не загадка, это диагноз непонятного никому и даже ей, неизлечимого заболевания, которое останется с ней до конца жизни.
Даже одежда для женщины не так важна, как лицо, скорее всего, она предпочтет ходить голой, или прикрываться слегка чем-нибудь прозрачным, если бы это было нормой, как в африканских странах, с пучком соломы на бедре, кольцом в ноздре.
Но представим себе обратное, проведем такой мысленный эксперимент, что все женщины перестали краситься, а просто, ходят чистые, скромные, аккуратно приглаженные и причесанные. Каким бледным и скучным окажется мир вокруг нас, лишенный этого каждодневного творческого подвижничества, этих героических усилий в борьбе с природой, в сражении с временем, в состязании с соперницами, без этого великого стимула к жизни, красота которой не отделима от ее сути.


Гуманная жестокость.

Второй день обсуждаем в семье кастрацию своего четвероногого любимца Касьяна. Двадцать минут в ветеринарной амбулатории и Кося лишился своего достоинства, а я 1000 рублей и спокойной совести. Не покидает ощущение неправомерности такой операции не просто по отношению к обыкновенному коту, которых тысячи гибнут зимой в подвалах и на чердаках, голодают и беспризорничают на помойках, болеют, и своим непотребным видом вызывают у большинства людей сострадание, подвигая некоторых на безвозмездную гуманитарную кормежку и какой ни есть ежедневный присмотр, а то, что мы покусились на саму природу.
Сутки кот отлеживался от анестезии, пытался вставать, ходил шатаясь и под себя, но в основном лежал пластом на полу, лишь кончиком хвоста давал нам понять, что жив и как-нибудь выберется. Показалось, что как-то сдал его голос, записклявил, зажалобил слабо и беспомощно, а когда наконец кот пошел, то не было уже в его походке той спеси горделивой, той независимости и уверенности в своей кошачьей красоте и половом превосходстве. Касьяныч снова стал маленьким, вспомнил свои игрушки, уже было заброшенные за ненадобностью, начал прятаться под столами и стульями, а было наоборот, когда тарзанил по стенам и занавескам, эквилибристом спускался по балконному козырьку и рычал, каждый раз напоминая нам всем о своих уважаемых сородичах, о блестящих черным лаком пантерах, их горящих желтых в отблесках глазах, об их гибкости и грациозности.
У Коси начал проявляться комплекс неполноценности, он уже не требовал, а просил, униженно и трусливо, не огрызался на излишнюю нашу нежность, скорее ждал от нас ее в чувстве вины за нашу подлость, которую мы над ним совершили, и которую иначе, как эгоизмом, не назовешь.
Вместе с Косей менялись и мы. Из нас шло такое бесконечное философское оправдывание, плоский юмор со слезами и снисходительно обязывающее отношение, вместо равноправного партнерского взаимопонимания и даже противостояния. Наша жестокость все-таки была гуманной, мы лишили его того, о чем он не знал, а он потерял то, чего он не имел, поэтому переживать ему было не о чем. Переживали мы.


Часть суши под названием Россия.

Не могу поверить, что время победных рапортов, съездовских программ с планированием великого будущего, непоколебимой уверенности народа в мудрой политике партии закончилось навсегда и началась полоса черных пророчеств и вполне логичных предчувствий державного развала на фоне преуспевающих торгашей и спекулянтов, почему-то называющих свое криминальное ремесло бизнесом.
Не могу понять смысл ужасов экологических страшилок, угроз ядерного распространения, социальной деградации населения и демографических провалов на фоне меняющегося цвета национальной окраски перенаселенных городов и райских островных кущей миллиардеров. Но зато зримо представляется вселенская астероидная атака и расширяющиеся черные дыры апокалипсиса, смерчи и наводнения, поглощающие Землю бездонной пучиной космического пространства, обезличенного и непрекращающегося, равно угрожающего как черным, так и белым, как богатым, так и бедным.
Какими мелкими и смешными выглядят с этой стороны все наши помыслы о свободе, о всеобщем благе, и казалось бы справедливое возмущение тех, кому этих благ почему-то не хватило. Россия вновь платит дань нахлынувшим на неё теперь уже с запада кочевникам, но видно, что этим набегам не будет конца, и обескровленная и разграбленная, а когда-то богатейшая и непобедимая, содрогаясь от насмешек и унижения, почти готовая встать на колени, еще лелеет в тайниках обнаженной для осквернения души надежду на избавление.
Часть суши под названием Россия снова ждет и жаждет перемен в направленном движении, но не на выравнивание благополучия каждого гражданина, а на шок перевернутого сознания ощутить беспомощность разобщенных между собой индивидуумов, шок от хаоса ценностей, преодолеть который теперь уже вряд ли кому-то удастся. Эта воспалившаяся отдаленная окраина, нещадно эксплуатируемая центром, грозит распространить свой мятежный вирус на благополучную Европу, и наверное нет средства, чтобы остановить это распространение, кроме как отсечь больной орган, кроме как раздробить ее на самостоятельные, но совершенно беспомощные образования, предназначенные только для выполнения немногих функций по деторождению, начальному обучению и основной специализации, характеризующей данный промышленный или сельскохозяйственный регион, и подрисовать это будущее ожиданием техногенных катастроф, нехваткой ресурсов и неотвратимостью собственной гибели, чтобы не рисковать вложениями и собственностью, раз и навсегда отбить у нее желание объединяться и диктовать свои условия.
Но единство усилий, к которому стремится Россия, восстанавливая свое былое влияние, на этот раз слишком рыхлое и ненадежное, обращенное не в будущее, а в прошлое, оно растекается по древу все теми же напыщенными словами партийных отчетов и рапортов, в которых давно потеряна мысль о единстве, а царит мысль о господстве.


Еще раз об идеализме и о материализме.

Несмотря на материализм, который был основной философской установкой в стране победившего марксизма, все-таки на первом месте был идеализм, как одна из доступных категорий для повально неграмотного населения пролетариев и крестьян, духовные качества которых воспитывались влиянием церковной догматики и маячившими издалека правилами светской этики и образованности , как давняя голубая мечта деревенщины и неотесанщины стать культурным человеком. Именно под знаменем духовной культуры шли преобразования советского строя, и первой из насущных задач которых была борьба с неграмотностью. За короткий срок мы при свете электрических лампочек Ильича стали самой читающей страной в мире, чтобы торжественно отрапортовать с трибун о победе социализма.
Существовала негласная модель успешности, получить высшее образование, за корочками диплома которой пряталось зачастую разочарование в применимости полученных знаний, то есть практическая сторона этого движения никак не решалась, но успокаивала многих, дворянское звание имеется. Народ искренне верил в светлое будущее и предпочитал не замечать временные материальные трудности переходного периода. И когда в репродукторе прозвучало сталинское "братья и сестры, отчество в опасности", все восприняли это как покушение на мечту, и с еще более идеалистической самоотверженностью готовы были переносить и голод и холод, и отдать жизнь во имя мистической победы своих затаенных идеалов.
Но материализм наступал на пятки и заполнял неуютные уголки объективной реальности, всю нищету и убогость которой уже нельзя было скрывать и оправдывать войной. Мы быстро становились материалистами, когда видели, что все предметы воображаемой роскоши, телевизоры, холодильники, ковры, машины, квартиры предназначены были только для участников и ветеранов ВОВ, а чтобы получить высоко оплачиваемую и престижную работу уже не требовался просто диплом, а партийный билет, как верный путь к благу народа.
Прошло время, когда на площадях политработники публично рвали свои партийные билеты, разочарованные собственной идеологией, но с той же самой одухотворенной надеждой обращали свои взоры на загнивающий запад, надеясь найти и понять жизненную логику процветания, от которой уходили все эти годы. Но так и не поняв, бросились грабить и присваивать те материальные ценности, которые удалось отстоять и умножить народу-победителю, оказавшись захватчиками и врагами в собственной стране.
А победителям вновь подсунули идеализм, вначале в виде ваучерных иллюзий, потом в виде демократических конституционных преобразований, религиозного фанатизма и свободы слова. Поистине неистощимы фантазии чиновников, оказавшихся по воле судеб на финансовых потоках никак не охраняемых народных богатств, в изобретательстве все новых и новых виртуальных программ "улучшения" жизни народа, поставленного как всегда в условия реального выживания, с тем чтобы отдалить его право и участие на справедливое их распределение. А логика выживания для него предельно проста, молчи, а не согласен - умри, и без разницы, где, на войне или на баррикадах. Перестреляют без зазрения совести.
Но сегодня в этот великий день Памяти обманутых идеалистов пусть каждый, кто придет к их вечному огню скорби, преклонит колени признательности их нравственной чистоте, оставшейся сегодня недосягаемой ценностью для всех тех , кто дал себя увлечь опустошающей идеей материализма.


Соболезную..

Выразить свои соболезнования намного труднее, чем их принести, как приносят в основном свои извинения, связанные с чувством вины, надеясь получить прощение. Со-болезную, значит, я со-переживаю, вместе со всеми, со всем польским народом, со всем солидарным человечеством по поводу гибели Президента Польши в результате авиакатастрофы под Смоленском в России. Это наши эмоции, которые не поддаются нормированному выражению словами, и лучше не пытаться этого делать перед лицом трагедии.
"Приношу свои ... соболезнования, - сказал В.В.Путин, сделав значительную паузу перед словом "соболезнования", как будто хотел сказать: готов принести извинения, прошу простить, что так вышло, за себя и за страну прошу, не вижу со своей стороны вины, но всецело разделяю скорбь по поводу утраты.
Соболезнования иногда просят принять, как будто просят обратить внимание, чтобы увидеть, насколько искренне говорит сострадающий, как глубоки были его чувства к усопшему или как ему неловко за все случившееся, когда нельзя уже отрицать сопричастность. А "принести" соболезнования, значит, открыть себя не в качестве сочувствующего, а в качестве переживающего неоднозначность ситуации, в которой могут иметь место взаимные обиды, если не сказать, обвинения, даже за погоду, которая оказалась не совсем благоприятной в этот трагический день. Точнее не скажешь.
Совсем не обязательно по каждому умершему выражать соболезнования, да не особо ждут и ищут их те, кого коснулось это горе, понимая, что это всего лишь дань приличествующим отношениям, общепринятому протоколу, словно непреодолима эта черта отчужденности между теми, кто только соболезнует, и кто в действительности болеет, как далек мир ушедших от мира оставленных.


А о нас вы подумали.

Женщин больше не защищают. Права дали, уравняли, а теперь сами , голубушки, выкручивайтесь, мы за вас на дуэлях больше стреляться не хотим, да и джентльменство для нас накладно. Мы же не Дон Кихоты какие-нибудь воображать из себя рыцарей и на рапирах клясться.
Законы о защите чести и достоинства, может быть они и есть где-то, только не у нас и не для нас, да и то, за оскорбление могут привлечь любого, если захотят, если хорошо попросить и заплатить.
Что это им все мерещится, что они слабые, если слабые, сиди дома, не ходи по пустырям, ночами не шастай, молчи в тряпочку, когда муж говорит.
Эмансипация им нужна, а о нас вы не подумали, где нам так себя приподнять и довести до совершенства, как не в борьбе за вашу неприкосновенность, Негде. А за эмансипацией и Родина нам не мать получается, она ведь тоже как никак к женскому роду относится. Если только под дулом пистолета сзади, или чинами соблазнят, или зарплатой, или место потеплее и поспокойнее предложат. Есть такая профессия Родину защищать, вот именно, профессия, это как работа, нанялся и тебе платят за 8 часов рабочего времени. Суббота, воскресение - выходной.
Можно подумать. что мы сильные. Можно подумать, что нас никто не обижает, только на этом все и держится, на мордобое и на коленях, перед каждым надо раскланяться и смотреть преданно, чтоб чего не заподозрил, вольнодумство всякое. Это с виду кажется, что дружба мужская, солидарность, игра все это перед вами, на самом деле расчет и покровительство, чтобы было потом кем прикрыться и кого отдать на растерзание.
Нам еще труднее, чем вам. Вас как бы природа такими создала, глупыми и неприспособленными, а нам прощения нет, нам все дадено, и мозги и мышцы, и власть и обаяние, вот и доказывай теперь. что ты - лучший. А если кого опустят, так это в тысячу раз унизительнее и позорнее, чем если бы это над женщиной было совершено, Вон они геи, что это, мужики что ли. Но ведь приспособились, губы красят, чулки носят, выходит, этой женской сутью от насилия защищаются, и не мы вас, а вы нас теперь спасаете.


Золотая рыбка.

Религия, это - идеология попрошаек, главный и вечный их символ стоит у входа в церковь, нищенка в отрепьях с протянутой рукой. Но каждый просит в соответствии со своим статусом, у Патриарха рыбка покрупнее - государство. Главная их заповедь - проси и получишь, кричи, что тебе плохо, и тебя услышат, пожалеют и подадут. Главный их принцип - добро в значении обрести как дар, но ни в коем случае не заработать. Это добро навыворот.
Таким способом милостыни промышляли беглые монахи, бродячие философы и знахари. Главным их товаром служили советы, назидания и посредничество просить за кого-то перед кем-то. Послушание и угроза наказанием карой или смертью от несуществующего абстрактного субъекта, наделенного ими сверхсилой и сверхразумом. Не имея никакого отношения к медицине, они рассчитывали на чудо исцеления, пропагандируя веру, как единственное лекарство.
Сегодня им опять открыли двери и пустили в храм человеческого сознания. Власть и религия - близнецы -братья. Разросшийся до неимоверных размеров класс попрошаек в позолоченных архаичных балахонах пользуется всеми благами цивилизации, но сами они и ни один из них не создал и не открыл ничего нового и полезного для людей. Их не мало не коробит, когда их уличают в невежестве и шарлатанстве, и они тут же принимаются за прежнее, ибо ничего больше не умеют.
Приспособленчество приносит им доход, идеологией прикрывается зачастую преступный бизнес. И только единицы, кто понял суть мздоимцев, отшельники и строители новой веры, как им кажется, но и они продолжают воссоздавать то, что необходимо разрушить.
Не один раз история преподносила урок противоборства, отрицания и уничтожения мистического влияния на сознание людей, но каждый раз власть нуждается в них и использует религию в борьбе с народом.


Комментарий одному блоггеру.

Не всякий блог можно обозреть. Вот ваш блог нельзя. Вроде бы как все о себе, и не эгоистка, и оптимист, и удивляться еще не разучилась, а ведь если по-настоящему, то все спрятано, и упаковано на вид красиво, только на вид и для вида.
Вот что, например, может сказать об авторе такое выражение "терпеть не могу серятины, бесталанности", всего лишь фраза, потому как "серятина", это больше к языку подходит, а не к жизни, а не к человеку. Ну не научился он, человек, еще писать, а только говорить, потому и пишет, как говорит, а жить и говорить - это не совсем одно и то же. И удивительное тут то, что он именно ГОВОРИТ! Вот он - феномен существования, человек повернулся, пошел к вам навстречу, а вы ему - серятина.
Но больше всего меня другое высказывание прямо задело, "люблю хороший русский язык", звучит как "люблю хорошее выдержанное вино", какая-то ресторанная мерка к языку, как марка, как этикетка на бутылке. Та же параллель с серятиной.
Не настолько русский язык и язык вообще удобен и легок, чтобы им пользоваться для употребления, кем-то отсортированный от пошлятины, кем-то рафинированный и разукрашенный дешевыми блестками, а бездна информации и бесконечная вариантность в каждом суффиксе и частице, в каждом падеже и наклонении, чтобы искать и находить в нем вот то невыразимое, что остается за его границами. Очень опасное это явление - язык, чтобы предъявлять к нему нормы и втискивать в рамки, чтобы не рассекретил своего носителя, не вывернул бы его наизнанку в бесполезности прикрываться им, но создавать его и создавать.
1 commentLeave a commentEdit EntryEdit TagsAdd to MemoriesShare this!Track ThisLink