Полемическая проза 1

Как построить гражданское общество.

Однажды президент одной страны собрал представителей творческой интеллигенции посоветоваться, как построить гражданское общество, так чтобы люди были политически активными, не боялись бы отстаивать свою точку зрения, объективно критиковали бы власть и выдвигали бы свои предложения.
Политологи подумали и сказали, а что, надо людям помочь, будем засылать в их ряды своих людей, чтобы они провоцировали толпу на возмущение, как будто это идет от самого народа, а со своей стороны не нажимать сильно, пускать их по определенному коридору и даже создавать видимость, что все их акции имеют успех.
Журналисты сказали, что они будут обострять любые политические конфликты, создавать представления о наличие партий и партийной конкуренции, убеждать в небесполезности их усилий, провоцируя учить не поддаваться на провокации.
Литераторы поклялись выдавать на гора патриотическую литературу, не скрывать мерзостей разлагающейся надстройки, обнажать ее духовную гнилость и пустоту.
Музыканты пообещали создать такую поп музыку, которая приподнимала бы людей над миром и служила единственным языком общения, чтобы они даже без слов понимали друг друга.
Попы сказали, что они вместо проповедей о Христе, будут читать лекции о международном положении.
И тут началось, рабочие, вместо того, чтобы работать, пошли на митинги и стали требовали повышение заработной платы, экологи стали забрасывать людей листовками о чистоте окружающей среды, молодежь не снимала наушники и слушала музыку перемен, домохозяйки сидели у телевизоров и каждые полчаса слушали новости, а верующие возмущались происками империалистов и объединялись с другими конфессиями в одну мировую религию.
И никто не заметил, как обветшали их дома, как устарело и пришло в негодность оборудование, как исчезли из магазинов продукты, и не было фабрик, чтобы сшить этим бастующим безумцам одежду и даже знамя, которое они собирались водрузить над своим новым Домом правительства.
Задумался тогда президент этой страны, потому что он был сам по себе не глупым человеком, зачем ему гражданское общество без строителей и водителей, без студентов и домохозяек, которым не будет нужен президент, а только дай вволю повозмущаться на митингах и концертах, и решил о гражданском обществе больше не заикаться.


Политическая кухня.

Я тут на своей политической кухне сижу и что думаю, зачем Путин Медведева Президентом сделал. Если так бы все по-хорошему выбирали, никто за него не проголосовал бы, снова Путина на третий срок бы выбрали. А тут волевое решение, обещал и сделал. То, что на Конституцию ссылаются, мол чтобы не нарушать, мол нет там третьего срока одному лицу, так в это с трудом верится, больно они ее соблюдают. И менять почему-то не хотят. Третий срок, понятно, - нарушение, а отсутствие выборов - не нарушение, а разгон мирных людей на площадях - не нарушение.
Видно не просто так эти сроки существуют, чтобы было на кого ссылаться и сравнивать. А сроки на 4-ре года или два раза по четыре, так это как срединная проверка, выдержал, рули дальше. Тут видимо и ответ надо искать.
Медведев как пришел, так первым делом изменил Конституцию, внес поправку на 6 лет. Видно, что для них это самое больное место, сколько лет, а все остальное ерунда.
Размах, конечно, есть, и армия, и полиция, и Сочи, и Сколково, и остров Русский, и теперь вот сельское хозяйство, нет худа без добра, а так бы все казуистикой занимались, граждан бы учили с электронным правительством общаться в режиме онлайн.
Но ведь этим реформам конца краю не будет. Я так примерно представляю, что должно в итоге из России получиться. Квадратно-гнездовой способ монастырского владения землей, плюс окончательно оторвавшаяся от земли городская инфраструктура центра, повернутая на туризм, а народ, как местная достопримечательность с национальной средневековой культурой русской глубинки, но это при условии, что все природные ресурсы принадлежат международному капиталу. Нет? Ну да, ведь мы в Европу стремимся, так и стремитесь, никто вам не мешает.
А сроки, это выходит чисто психологическая категория, чтобы никому и в голову не могло прийти, что жить можно по-другому.

Дача в Каннельярви.

В последнее время я ее даже не встречаю, но знаю, что у нее где-то дача в Каннельярви, со смородиной и крыжовником. А подружились мы с ней на пляже в Солнечном, куда за неимением дачи привозили летом своих детей, у меня мальчик, а у нее была девочка. Мы тогда обе были холостячки и время от времени осматривались в поиске интересных собеседников, и незаметно как-то примкнули к группе волейболистов.
На нас они не обращали ни малейшего внимания. Зато мы подолгу обсуждали, лежа на песочке в тени тощих березок, достоинства каждого. Даже пробовали играть в волейбол, не с ними, конечно, а в кружочек с такими же чайниками, как мы.
К концу лета обе уже сделали выбор и теперь ждали удобного случая для знакомства. Но такой случай все никак не предоставлялся. Ни в это лето, и ни в следующее. Дети росли. Я своего уже устраивала в техникум, а она свою дочь в институт, и появляться на пляже стали редко. Чего нельзя было сказать о волейболистах. Давно слитая и спаянная команда еще играющих и уже не играющих мастеров приходила на пляж с завидным постоянством. Держались они всегда своим особым коллективом, чай пили вместе, иногда и что покрепче, и по домам на машинах.
Осень в лесу не так интересна, как у морской кромки, когда уже остывшая волна побулькивает приливчиком и намывает воспоминания. Суетятся чайки, собираясь перебазироваться на зиму поближе к городским помойкам, в небе гогочут журавли, делая пробные полеты с молодняком, и люди смотрятся озабоченными, убирая рыболовные снасти, переворачивая лодки для просушки, и еще сидят и не уходят на теплом берегу, не в силах расстаться с этой водяной романтикой.
Одним таким сентябрьским днем выбралась я опять сюда погулять из своей коммуналки. И вижу перемены. Подруга моя вовсю играет с этими волейболистами, пользуясь всеобщим вниманием. А девочка ее, еще не совершеннолетняя по моим подсчетам, под березками интимно обнимается с тем интересным человеком, который когда-то нравился ее маме. Чего не сделает женщина ради своей любви, даже отдаст по рукам свое единственное дитя. Как потом выяснилось, они даже жребий тянули, кто первый. И все это при обоюдном согласии обеих сторон, а вы говорите, изнасиловали.
Берег был совершенно безлюдным, березки облетели, и только азартные крики волейболистов разрывали эту слежавшуюся пустоту осени и душ, выхолощенных жестокой игрой.


Чем жив ЖЖ.

Наивность - чувство не редкое, но ценное, потому что защищает, но не глупость, а то сочетание доверчивости, отваги и умиления, когда крохотная птичка-невеличка бросается в бой с монстрами, не думая, что от нее может остаться мокрое пятно, и не рассчитывает ни на что, а только на удивление при виде этого отчаянного акта.
И казалось мне по началу , что в ЖЖ сплошь невелички чирикают себе в своих журнальчиках, порхают с листочка на листочек, жалеют или хвалят друг друга, а иногда и покритикуют, но чисто по-дружески.
Так и я, начирикала себе одну страничку, вторую страничку, ни с кем так особо и не подружилась, а тут вдруг однажды доходит до меня великая тайна, чем жив ЖЖ.
И не так, чтобы эта тайна на дороге валялась, или кто вразумил бы доходчиво, все, известно, доходит методом проб и ошибок или в результате озарения. Вот и озарилась я однажды, когда пожалела одного блоггера ТОП. ЛАПа, вступилась за него с одним хамом, поддерживала и наставляла, пока выяснилось, что нет никакой путинской РЫНДЫ, и никто на него за клевету в суд не подавал, а что это вброс читой воды дерущихся между собой партократов и управленцев.
Раньше такому работнику надо было с народом встречаться, свою аудиторию иметь, на собрания ходить, выступать, то есть авторитет масс себе завоевывать, чтобы на предстоящих выборах заручиться поддержкой и повыше подняться от простого парторга до райкома, до обкома, и там и до Политбюро недалеко.
Вот ведь что было раньше. Да и вообще, народ был всегда проблемой и самой неустойчивой конъюнктурой роста. Да и соперников полно, выделиться надо, отличиться, чтобы заметили, оценили. Еще думала, что ушло такое продвижение наверх в забытое прошлое вместе со статьей 56 Конституции о руководящей роли КПСС.
А вот и не ушло, как оказалось, а живет и процветает, и не где-нибудь, а в интернете, и именно в ЖЖ. Тут тебе и народ, и критика, и анализ настроений, и срез разногласий, и все на блюдечке, никуда ходить не надо. Вот они где грызутся, а я-то по наивности думала, что это демократия у нас, свобода слова, отсутствие цензуры, самовыражение и творчество для всех желающих.
И еще думала, что интеллигентные люди, а матом ругаются, и так чтобы кто останавливал, никого, где-то же им надо соперников гнуть, но главное, иметь эту виртуальную поддержку наивных тушканчиков вроде меня.
Один Лимонов только молчит в ЖЖ, ни пропаганды, ни наскоков, ни срачей, он предпочитает по-старинке, на площади с рупором и флагами себе авторитет завоевывать. Не цепляется он ни за пожары, ни за смог над городом, ни за отсутствие марлевых повязок или рынд на деревне. Не солидно все-таки, считает, потому что видимо понимает, в чем она настоящая политика заключается, в порядочности, только и всего. А я, выходит, попала.

Восстановительные традиции непобедимы.


Все, что можно было переименовать, вернуть на место, принять за основу, все уже сделали, а живем, как в СССР, требуем, возмущаемся, ждем с моря погоды.
Флаг ладно, хотя красный флаг был более наполнен героическими подвигами для понятия флага, чем этот власовский символ изгнанных белогвардейцев, а гимн, это что-то, не смеюсь, а плачу, сколько туда втолкано "ценностей" в полном противоречии с нормами стилистики языка, ценностями, которые с большим трудом можно осознать таковыми. Все равно, слов никто не знает, и поют как под фонограмму, рты открывают.
Милиция теперь будет полицией, тоже всколыхнули пласт истории, спрашивается, зачем, так ведь и аргументов подходящих нет, так же, как переворот делали на капитализм, будем жить "как все".
Рассуждение недорослей, поздновато было "как все", когда проблема была только в одном, каким образом присвоить рудники, скважины, прииски. Это потом народ все поймет, а тогда потрясали якобы "попранными" ценностями демократии, подняв со дна весь преступный мир, жаждущий такого освобождения.
Двадцать лет делили, продавали, кутили, не обошлось и без "облика морале", предназначенного восстановить русскую идентичность на фашистский манер, чуть ли не заставив русских девушек поголовно перекрашиваться в блондинок, только вот не рассчитали, что парни все больше русые, а то и шатены от этих блондинок получаются.
Храмы заработали, о душе вспомнили, каяться начали, крестики носят, а то кресты, все в православные рванули. "Как все" тут не получится, у капитализма один бог - деньги, и опять ломают человека, и внешне и внутренне, а ему никак не вырваться из этой археологии, и не осмыслить себя в ней, кроме как инородным существом, не примкнуть, поверив, а устраниться и обособиться где-нибудь на дачной грядке, согнувшись в три погибели.
Никто не думал, что вся эта так долго и упорно восстанавливаемая рухлядь может рухнуть в одночасье в пламени пересохших от жары лесов и земель, выжигаемая вместе с природой и последней надеждой у брошенных в захолустье людей на какие-то перемены.
Но восстановительная традиция непобедима, опять приезжает богатый барин, опять холопы стоят на коленях и просят вернуть им их убогое жилье, а на самом деле - их свободу от города, от смога и пробок, от этого общественно необходимого каждодневного давления на психику искусственного существования человека. И надо наверное благодарить этих районных халатных чиновников, которые не лезут к людям со своей идеологией, не прессуют их там терактами и ценами, и сами тут же наслаждаются деревенской волей. Россию обыдлили не СМИ, как говорят, а города в том виде, какими они являются в России, и это единственное, чего не стоит восстанавливать, если вдруг все снова рухнет, как всегда.

Москва слезам не верит.

Вчера к вечеру опять в Москву ворвался смог, и вообще им жарко, потеют, в метро запах гари, но как-то очень мало сочувствующих москвичам. А ведь это чуть ли не центральная тема новостей. Москва должна быть сверкающей и безмятежной, и тут вдруг какой-то смог посмел "окутать" Москву.
Как всенародное бедствие, ни с чем не сравнимое с горящей передовой Воронежа, Рязани, по крайней мере так показывают бедных москвичей, в легких шифоновых платьях, пытающихся через носовой платочек дышать, купающихся в многочисленных фонтанах, в радужных брызгах которых не скрывается летнее веселое настроение.
Закрывайте форточки смоченными в воде простынями, пейте больше воды, не перегружайте себя работой, установите по возможности кондиционеры и вентиляторы. Это же все к ним, все о них заботятся наши СМИ, предупреждают.
Так и Президент этой гарью дышит, и Премьер-министр, вдыхают вместе с москвичами запах дымящихся торфяников. Еще немного, и вся страна начнет выражать соболезнования, беспокоиться, как бы они там вообще не задохнулись.
Но Москва слезам не верит. Завидуют ей все, скажи кому-нибудь, что будешь жить в Москве, но всю жизнь дышать смогом, и поедут, и будут жить. И пробки не страшны, и лужковские точечные застройки, и милиция с дубинками.
Но мало кто заметит, что не привыкли сами москвичи жаловаться на свою хорошую по сравнению со всей Россией жизнь, а несут последнее на сборные пункты гуманитарной помощи пострадавшим от огня районам, перечисляют деньги, звонят знакомым и едут, и очень далеко, выручать и помогать. Какая это большая пропасть между тем, как должно быть и тем, как есть на самом деле.


Триумф и триумфаторы.

Все сводится к тому, что Москве третьим Римом не бывать, и не потому, что когда-то там неправильно совершали крестное знамение и увлекались мужеложеством, а потому что не соблюли слово старца Филофея: «Не преступай, царю, заповѣди, еже положиша твои прадѣды".
Прадед Ельцин Путину или дед, но завещал Конституцию не менять и чтить ее чуть ли не свято. За что и дал ему согласие на престол, и триумф права вести войны в чине главнокомандующего. Победоносные войска полковника после военных действий в Чечне должны были торжественно вступить в Москву и пройтись по Триумфальной площади, принося благодарение богам, даровавшим победу. Триумф полагался постановлением народного собрания, которое тут же должно было об этом голосовать.
Но с триумфом Путину не торопились, хотя все триумфальные атрибуты были уже на триумфаторе, и пурпуровая тога, и позолоченная обувь, и скипетр из слоновой кости, и лавровый венок на голове. Юпитер, да и только.
А не торопились потому, что по римским обычаям войны, за которые полагалась слава, должны были вестись с соседями, близкими или дальними, а наш полководец воевал все больше с собственным народом. И добычу, которую полагалось демонстрировать на триумфе, приходилось прятать от народа, словно краденую, не гордиться ею, как доблестно добытой в бою.
Если бы такой триумфатор появился в Риме перед народом на площади, его немедленно бы забросали камнями и лишили бы всех почестей, вот потому-то имел он многочисленную охрану и на прямую с людьми не общался.
Но народ все равно собирался на площади и ждал от своего правителя объяснений, но тот вместо себя отправлял войска, которые по его приказу жестоко расправлялись с недовольными. Триумфарии были тоже не из знатного рода, и не знали ничего про то, кому и за что полагается триумф. И как-то в суете за этими мелочами Москва не замечала, что лавры третьего Рима так к ней и не прилипают, несмотря на ее громкие заявления, а все больше светят откуда-то из Европы, где чтят права и обычаи, уважают и берегут свой народ.

В 6 часов вечера после войны.

31 числа как обычно на Триумфальной "в 6 часов вечера после войны", это фильм так назывался с участием Никулина. А почему бы не собраться, кому есть, что сказать, если хорошо друг друга знают, а годы летят, и они уже давно не мальчишки. И вот здесь сам собой напрашивается переход, а я помню. Но это чуть позже.
Оппозиция в России должна быть, нам это надо, и место такое должно быть, не в лесу, не на болоте, а на самом видном месте, как колокол для слепой лошади, придти и зазвонить, но не с просьбой о помощи, или как по-старинке на сельской Таганке собраться мужикам посудачить, что делать дальше. А политически грамотное общественное движение, имеющее представление о программе, о партийной дисциплине, и о средствах давления на власть в защиту всенародных интересов.
Оппозиция сегодня вырисовывается в Другую Россию и в Другую партию, и это не метафора, а реальность, которую видит для себя большинство населения и не видит, к сожалению, власть. Трудно ей власти, сытой и одетой оторваться от средиземноморских пляжей, от греческих мраморных замков и всей европейской благоустроенности, где уже давно "все решено", и понять проблемы безработных и пенсионеров, образования и лечения, пробок и взрывов метана в шахтах, и когда ее отрывают и приглашают пересчитать трупы, она только и может, что деньгами откупиться, пообещав устроить проверку аналогичных предприятий. А деньги, как всегда, налогоплательщиков, не из своего же кармана. Так что ж ей не рулить вечно, если ни за что не приходиться отвечать.
Оппозиция в России должна быть, как в любой цивилизованной стране, чтобы жизнь кое-кому не казалось такой безмятежной, чтобы было перед кем ответить не за то, что сделал, а за то, что не сделал. Народ фактически лишен голоса, лишен контролирующего статуса, и никто особо не интересуется его доверием.
Все удивляет, и условия, которые предлагают в обмен на неразгон акции, выторговывают, запугивают, преследуют, чтобы не мешали им жить, как они хотят, а народ пусть живет, как сможет.
А вот теперь, я помню, в январе, когда началась "монетизация" пенсионеры стихийно, без всякого объявления, пошли к Смольному, к Гостинке, откуда что бралось, и злость, и слезы, и стыд. Но как нас поддержали эти мальчишки, совсем еще юнцы, которые вступились за стариков, и не толпой, а организованными рядами, взявшись за руки, пошли по Невскому на Дворцовую площадь, к этому символу памятной борьбы народа за свое счастье, и ни один сотрудник правопорядка не рискнул противостоять этому движению.
Тогда мы победили. А вечером после шести еще долго стояли у метро и не расходились, абсолютно безопасные и гордые, что нас услышали, и что нашлось, кому нас защитить.

Как мы сопротивлялись религии коммунистов.

Каждый из нас до сегодняшнего дня думал, что сам себе находит источник интереса, и сам решает в смысле выбора и предпочтения, когда достаточно изучить наследие ученого и использовать рациональные зерна в своих научных работах. И вообще, были уверены, что могут быть совершенно свободными от всякой идеологии, потому как у разных людей могут быть разные интересы.
Религия меня интересовала постольку, поскольку занимала в истории довольно большой промежуток времени, и прославилась своей жестокостью к ученым, к их научным открытиям, которые подрывали ее устои. Но вот так, чтобы католики или маоисты ликовали по поводу своего католического или маоистского происхождения, как сегодня предлагают православным христианам отметить день, когда их загнали в Днепр по колено, и показали угрожающее распятие Христа, мол так будет с каждым, такого видеть не приходилось.
То, что это было насилием, сомневаться не приходится, в 988 году трудно говорить о всеобщей народной грамотности и наличия свободы выбора, да и способных изложить учение Христа были единицы, тем более, что никакого теоретического учения, как мы его сегодня понимаем, и не было, а была история рождения помазанного младенца, его взросление и казнь.
Нет, если жалко бедного Исусика, и горе это неисбывно уже 2010 лет, и никакие жертвы в сравнение с его мучениями на кресте не идут, даже те 25 миллионов ВОВ, и замученных в гестаповских и сталинских подвалах, нет, пусть празднуют и хоть душой отойдут от всех сегодняшних политических нагромождений, разобраться в которых никакому богу не под силу.
Но все это очень мне напоминает коммунистов, а тем в свое время напоминали про иконостасы Политбюро и ритуальность, и принятия в члены, и чистки партийные, и проверки на убежденность и верность партии. Всем напоминает, потому что ломали нас чисто по-христиански, с хрустом позвонков и полуденным солнцепеком, а сегодня просто спасу нет от этих духовных размышлений. Спросить бы у этих неистово крестящихся вождей отечества, как могли они допустить такого со страной, а главное с людьми, обрушить на них не только звериный капитализм, но и средневековое сознание.
И чтобы сегодня не говорили о коммунистах, как те сжигали церкви и расстреливали царя, они оказались намного искренней и честнее сегодняшних правителей, которые поповской полой прикрывают народную нищету и собственные баснословные богатства.
Я не вступаю ни в какие дискуссии на религиозную тему, я не хожу в церковь, если только посмотреть, как на памятник культуры, я переключаю каналы, когда вижу на экране озолоченных попов, но мне по-человечески жаль тех, кто приходит к ним, надеясь на помощь в своих бедах и болезнях. Я спасаюсь от церкви точно так же, как я когда-то спасалась от коммунистических проповедей, потому что не верила ни тем, ни другим, а экспериментировать больше не хочется.

Хочется лежать где-нибудь на морском побережье...

Если бы только было жарко, а то ведь душно, и в перспективе ничего хорошего. Климат меняется. Не знаю, как там по экватору люди живут, у них хотя бы ночи как ночи, но если солнце зависает над горизонтом на полгода, и мало того, что светит, так еще и греет под 40 градусов, что-то действительно должно меняться.
Погода превращается в монстра, с которым невозможно справиться, никакая техника не способна встать на пути пожаров, дыма, и тепловой беспомощности. В холод еще можно обогреть жилище, одеться потеплее, собраться покучнее, а в жару ничего не помогает. Хочется материализоваться в нейтральное вещество и лежать где-нибудь на морском побережье, омываемым время от времени прохладной волной. Ни тебе культуры, ни личности, ни общества. С полным буддийским безразличием.
Меняться будем, но чтобы вот так быстро, почти на глазах и без вариантов. Готовы. Бессмысленный мир требует поиска идеалов, чтобы получить очередной импульс к жизни, но мы бесплодны. Гуманизм себя исчерпал. Мораль безжизненно бьется в агонии перегретой атмосферы. О нас больше не думают, нас бросили, предоставили самим себе. Предчувствие катастрофы и отчаяние должно породить другого монстра, образ мирового абсурда, все так и есть - случайность жизни, слабость и агрессия..
Истории больше нет, нет времени, в котором мы обозначены, мы тлеем и ждем, что процесс дойдет до логического конца, превратив нас в залежи кокса, чтобы через миллиард лет обогреть замерзающую планету.
Все, что создавалось веками, потеряло ценность, нас больше ничего не сдерживает, мы голы и аморальны, инстинкты смещают разум, мы возвращаемся в то состояние, из которого когда-то вышли. Мы - тьма, и если еще кто-то блуждает в этой тьме на ощупь, все равно остановится, чтобы сказать - хватит.


Свобода - это не право, а основной жизненный принцип.

Есть законы для граждан какой-либо страны, например Уголовный гражданский кодекс РФ, их пишут, принимают, исправляют, дополняют и даже отменяют иногда. Но есть законы вечные, и никто их отменить не может. Это законы существования всего живого на земле, это общие правила, по которым живет та или иная группа особей. Среди этих вечных законов тоже есть деление, например, что хорошо одним, для других это гибель. Но те, за счет которых живет человек, никогда не будут считать такое положение незаконным.
Понятия справедливости у них нет. Но есть общие законы для тех и для других, забота о потомстве, строительство и защита жилища, территории, право на лидерство, право на выбор.
У людей есть представления о свободе передвижения, свободе говорить, а не молчать, свободе собираться группой и обсуждать насущные проблемы. Никто даже сомневаться не будет, по -другому не может быть. И видим, что проводятся саммиты, форумы, съезды раньше были, или совещания на уровне, встречи президента с жителями села, главное, чтобы там что-то решалось, а не просто поговорили и разошлись.
Только у людей есть стремление к справедливости, как к высшей ценности, но они, люди, так часто меняют свои ценности, что поневоле задумаешься о вечности этих устоев, а не простые ли они, гражданские, и для чего придуманы, непонятно.
Выходит, что любой закон у человека всегда под сомнением, и он его может не исполнять, но так, чтобы выходить на улицу и требовать от кого-то соблюдения закона, это уже фигура высшего пилотажа, ни одно животное до этого не додумается. За не исполнение принято наказывать.
А что дальше. Ну, вышли, потребовали, допустим, свободу слова, так как же нужно не замечать, что она уже есть, эта свобода, все уже знают, что есть такое 31 число месяца, когда ее требуют. Только никто с противоположной стороны их не слушает, а посылают войска, чтобы разгонять демонстрантов. Потому что говорить не о чем.
Вместо того, чтобы требовать эту непонятную свободу, потребовали бы что-нибудь существенное для себя, для будущего поколения, для страны своей полезного, а не дискредитировать ее, будто человек, в отличие от животного для чего-то другого создан, для тюрем, для издевательств, для уничтожения. Ведь нет же. Животные в неволе как правило даже не размножаются. Потому что свобода - это не право, а основной жизненный принцип.



Мы у него учились нестандартности.

Никита был на телевидении и говорил о Высоцком. Он волновался, он старался говорить просто, он себя контролировал, чтобы не сказать что-то лишнее. Он был ближе всех к нему, он был его сыном. Как он похож на своего отца!
Но что может быть лишним теперь, спустя 30 лет после смерти известного на весь мир поющего свои стихи человека, актера, играющего в спектаклях самого себя, но жизнь свою бездарно потративший на то, чтобы найти в ней это свое место.
Невысокого роста в белой сорочке с отложным воротником, хрупкий и стесняющийся своей не массивности, своей непохожести на состоявшихся бардов, на тех обаятельных красавцев на съемках и даже на того изысканного Гамлета, которому и терять-то было нечего, но нравилось дергать за веревочки всех этих окружавших его кукол, чтобы досадить одной лишь матери, предавшей его.
И разве это важно, сколько он был раз женат, и кто были его жены, и даже кем теперь стали его дети. Пил или не пил. Не стелили ковровых дорожек, не забрасывали цветами, а требовали стандарта. А он был против. И не он один.
Тогда в 70-е годы появился такой театр в Москве "На таганке", в этой столичной сверкающей Москве, где-то почти на окраине, мне так и казалось, и так оно и было, от пустыря его отделял только деревянный покосившийся забор, и была одноэтажная узкая сцена с кирпичной как есть кладкой задника, низким, упиравшимся артистам в головы потолком, и стулья, собранные, казалось, со всех театров. Это было его место.
Но в самом слове "таганка" сквозила история и нежелание врать, чего тогда нам всем так не хватало, и народ валил валом со всех городов, не в Большой на Ведерникова, не в театр Сатиры, где играл Миронов, а на таганку, где играл Высоцкий.
Его нестандарт заключался в его голосе, и голосе струн его повизгивающей гитары, с которой он уже к тому времени не расставался, и в магнитофонных кассетах, которые тайком переписывала вся страна. А мы тайком, на кухнях слушали, и переглядывались, а мы проглатывали комья злобы, застревающие в горле, и переживали вместе с ним его любовь, поднимались на его горы, и плыли к его аборигенам, которые почему-то съели Кука.
Мы у него учились нестандартности. А умер он, потому что был в ней одинок, а мы были еще слишком молоды.


Петушки на палочке.

Я не помню, когда мы перестали покупать конфеты. Не помню, в связи с чем это могло произойти, то ли когда сахар не с того, не с сего начинал исчезать с прилавков магазинов, а потом появлялся с двойной наценкой. Или когда всей страной перешли на Чупа-чупсы, Кет-каты, сникерсы, шоколадки, или когда чипсы картофельные пошли валом и сухарики с сыром, рыбой, ветчиной, или когда поголовно стали жевать доступную освежающую резинку. А скорее всего, когда вместо конфетки юноши стали угощать девушек пивом, а закурить сигарету было намного экзотичней, чем развернуть "Белочку" или "Мишку на Севере", да и просто предложить сигареты вместо коробки конфет в компании стало нормальным.
На праздничных столах конфет почти не увидишь, да и не к чему они были, к чаю всегда был торт воздушный, а вино сочеталось больше с фруктами, или к мясным блюдам шло. Конфеты оставались уединенным лакомством уставших от жизни женщин, а мужчины всегда говорили, что они их не едят.
Зато хорошо помню бакалейные витрины с прилипшими к стеклу детскими глазенками, рассматривающими этикетки дешевых карамелек или ирисок, "Гусиные лапки", "Буратино", "Коровка". А то и просто баночное "монпансье", изюм в шоколаде, или "маковые" плитки.
Самым доступным лакомством для нас были самодельные "петушки" на палочках по воскресеньям. Или такие длинные с накрученными фантиками, похожие на елочные хлопушки, полосатые молочные сладости местного изготовления. Особо не заморачивались и не заворачивались.
Вместе с конфетами потерялся интерес и к варенью. Мало того, что никто это варенье в магазинах не покупает и не ест, так и варить сами уже не умеют, а было время, когда купить болгарский конфитюр считалось удачей.
У меня тут одна девушка в очереди за вишней спросила, как из нее, из вишни, варенье варить, косточек много. А я отвечаю, что это самый смак, когда с чаем вишневое варенье ложкой ешь, а косточки выплевываешь на тарелочку.
С таким же интересом к косточкам отличается и абрикосовое варенье, но ядрышки очищаются от скорлупы и укладываются поверху баночки. Это еще от мамы у меня память. Для них в те времена варенье было единственным праздником и развлечением, как для нас когда-то конфеты.
Иногда вижу в транспорте, как какая-нибудь бабуля достает из потрепанной изрядно сумки карамельку "Лимонную", медленно разворачивает и начинает беззубым ртом причмокивать, а я знаю, что старикам сладкое нужно для силы и равновесия.

***
Почитаешь ленты новостей и начинаешь понимать, что одной идеологии и конституционной болтовни уже мало, классиков и заповедей так, чтобы к ним прислушивались и выполняли, ой как мало, инструкций и рекомендаций, это вообще ноль, особенно в отношении прав, свобод и обязанностей, но все определенней выступает насилие, страх и безумие толпы, разнузданная военщина, вообразившая себя высшей справедливостью.

***
Отделение России от азиатских чурок и прибалтийских сверхсуществ произошло не благодаря возросшему самосознанию, а вопреки ее желанию продолжать корректировать мировой порядок, опираясь на интернационализм, отделение, которое связано больше с непониманием этого порядка, чем с предвидением последствий такого суверенитета.

***
Молодость, это когда живешь и хочется,
а старость, это когда не хочется, но живешь.

***
Если не можешь больше запрещать свободу, преподнеси ее как великое одолжение народу.

***
Политика - это, когда есть цель, но утерян смысл, и приходится делать вид, что ты его ищешь.
Это, когда ничего не знаешь, но боишься, как бы чего не вышло, поэтому без конца лавируешь, чтобы тебе поверили, а на самом деле ты либо устал, либо состарился, но не можешь уйти просто так.
Это, когда ты знаешь, что нужно молчать, потому что за тебя будут говорить остальные, когда дело касается цели, чтобы им было на кого сослаться и прикрыть собственные цели. Политика собственника - продать то, что ему не нужно; у народа нет политики, а есть задача, вовремя догадаться и свалить куда-нибудь от твоей политики, но чаще всего бывает, что бежать уже некуда.


О какой свободе говорил Путин.

У берегов Америки высится статуя Свободы, держит она в руке  символ свободы - горящий  факел знаний, "просвещающая мир", а ногой стоит на разорванных оковах, наручниках., сдерживающих творческое стремление просветленных умов. Мне захотелось тоже что-то подобное увидеть у берегов России. Что и где это можно соорудить и поставить. В Сочи, конечно, берег, но такой разноцветный, что никакая символика нас не олицетворит. Дальне-восточный берег Приморья как-то от Европы и от Москвы  далековато, остается Питер, как Петр говорил, все флаги в гости  будут к нам.
И опять вопрос, что поставить, нам же такое надо, чтобы нас точно характеризовало, кто мы и что мы. Понятно, что это должно быть из области не материальной, там газ, лес, медведь косолапый, а из области духовной, чтобы как-то с мечтой было связано, о целях наших великих говорило, или о ценностях непреходящих. 
Знания - это для нас не символ, бегут  и буду убегать наши ученые в зарубежье, да и повторяться не хочется, уже есть.  Со свободой тоже ничего не получится, наручники - вот  у нас символ, и благополучия и  порядка, чего нам от них освобождаться. О целях хорошо Грызлов сказал, консерватизм - наша цель, ну что,  консервную банку что ли увековечить. Может что библейское вспомнить,  что Христа почитаем, что распятие для нас единственный символ страданий наших во имя спасения мира и всего человечества. Так мусульмане обидятся, и другие там тоже голос подадут против. Если по старинке, в смысле гостеприимства, хлеб-соль на полотенце, так не больно-то мы этим хлебом богаты, все продукты ввозим, все у нас импортное.
В общем, как я поняла, с символикой у нас напряг. И тут Владимир Владимирович Путин  идею подал. Россия, это же страна дорог, это же транспортная держава на огромных расстояниях держится, это же боль наша и слава, вот она, мечта: и платные автотрассы, и "Сапсаны", и боинги, пусть и не наши, и  "Мистрали" французские. Это у нас не отнимешь. А машины в городах, работы просто не впроворот с этим транспортом и попутно с путевыми постройками, мостами, виадуками, тоннелями, метро.Так и космос не забыть надо.
Идею-то подал, но в другом смысле. Как он сказал на байк-шоу в Севастополе:
"Байк- самый демократичный вид транспорта. Байк - самый смелый, отчаянный, он дает обладателю сладкое чувство свободы, и поэтому без всякого преувеличения можно точно сказать, что байк - это символ свободы. Вы приехали сюда, потому что вы свободные люди, можете приехать куда захотите, и то, что здесь собралось огромное количество людей из разных стран Европы, очень символично.Это говорит о том, что мы уже в едином пространстве и можем жить, как говорил Маяковский, единым человечным общежитием".
О какой свободе говорил Путин, понятно, о свободе передвижения, за которой тянется идея общего пространства и демократических норм пребывания в этом движимом пространстве.
Байк или не байк, но движение у нас колесо олицетворяет, железнодорожники к нему еще крылья приделали,авиаторы вообще одни крылья используют в виде символа аэрофлота, и вообще этой символики хоть отбавляй и пруд пруди. Да и сами граждане у нас непоседы, мотаются почем зря из конца в конец, где ж тут дорог напосешься.
Вот мне и подумалось, что надо бы между ними конкурс устроить на победителя и поставить какой-нибудь символ вечного движения к светлому будущему. И справедливо будет и оптимистично.