Полемическая проза 7

Человек в космосе!

"Человек в космосе!" остановил тогда чуть ли не каждого на полпути, нет, не для того, чтобы порадоваться, я уверена, а задуматься над следующим лозунгом "Мы первые!".
Ощущения первенства в беднейшей стране как-то не просматривалось. Известие застало меня на втором курсе техникума в Ленинграде, стипендия была 18 рублей, по 50 копеек в день на комплексный обед в столовке, а если что купить из одежды, то и вовсе голодали. Выручали молочные бутылки, по 12 копеек за штуку. Если сдать на рубль, то можно было купить картошки, хлеба и маргарина, и таким образом поужинать. Хлеб был наполовину из гороха, синюшные батоны и ржаная осока.
Жили от посылки до посылки, кому что пришлют из деревни, делились плохо. Старались больше спать, особенно на монотонных лекциях по физике. С трудом придерживая слипающие веки, мы пытались уяснить себе вселенские законы, абсолютно не способные разобраться в законах на земле. История была немного веселее, но все равно было непонятно, как можно перескочить историческую формацию, из феодально-крепостнического строя сразу в коммунистическую, минуя капиталистическую.
Наука тогда была вся перескакивающая, направленная в будущее, убожество настоящего старались не замечать. Оно было вынужденно оправданное, послевоенное. И сколько бы оно длилось, это послевоенное, тоже не просматривалось.
Ощущение послевоенной неустроенности никак не сочеталось с космическим порывом, и потому особого ликования ни у кого не вызывало, мы все были закомплексованы жратвой.
Телевизор был только в красном уголке, а красный уголок в полуподвальном помещении общежития на Гороховой открывался только по субботам, на танцы под пластинку Майи Кристалинской. Поэтому эпохальное шествие Юрия Гагарина по всему миру осталось незамеченным, но переживали, когда Гагарина не стало. Фраза, что "Гагарина надо было убирать" уже тогда прозвучала и запала надолго, может быть и оставили его жить где-то, но где, никто не знал. Человек оказался за бортом.
Вот этот наш политический вертикализм, как национальное достояние, изжить невозможно. Выше него ничего не могло быть, даже космос.


Как построить гражданское общество.

Однажды президент одной страны собрал представителей творческой интеллигенции посоветоваться, как построить гражданское общество, так чтобы люди были политически активными, не боялись бы отстаивать свою точку зрения, объективно критиковали бы власть и выдвигали бы свои предложения.
Политологи подумали и сказали, а что, надо людям помочь, будем засылать в их ряды своих людей, чтобы они провоцировали толпу на возмущение, как будто это идет от самого народа, а со своей стороны не нажимать
сильно, пускать их по определенному коридору и даже создавать видимость, что все их акции имеют успех.
Журналисты сказали, что они будут обострять любые политические конфликты, создавать представления о наличие партий и партийной конкуренции, убеждать в небесполезности их усилий, провоцируя учить не поддаваться на провокации.
Литераторы поклялись выдавать на гора патриотическую литературу, не скрывать мерзостей разлагающейся надстройки, обнажать ее духовную гнилость и пустоту.
Музыканты пообещали создать такую попмузыку, которая приподнимала бы людей над миром и служила языком общения, чтобы они даже без слов понимали друг друга.
Попы сказали, что они вместо проповедей о Христе, будут читать лекции о международном положении.
И тут началось, рабочие, вместо того, чтобы работать, пошли на митинги и стали требовали повышение заработной платы, экологи стали забрасывать людей листовками о чистоте окружающей среды, молодежь не снимала наушники и слушала музыку перемен, домохозяйки сидели у телевизоров и каждые полчаса слушали новости, а верующие возмущались происками империалистов и объединялись с другими конфессиями в одну мировую религию.
И никто не заметил, как обветшали их дома, как устарело и пришло в негодность оборудование, как исчезли из магазинов продукты, и не было фабрик, чтобы сшить этим бастующим безумцам одежду и даже знамя, которое они собирались водрузить над своим новым Домом правительства.
Задумался тогда президент этой страны, потому что он был сам по себе не глупым человеком, зачем ему гражданское общество без строителей и водителей, без студентов и домохозяек, которым не будет нужен президент, а только дай вволю повозмущаться на митингах и концертах, и решил о гражданском обществе больше не заикаться.

Комментарии. Противоречивый гимн.

Россия — священная наша держава,
(Напрашивается сравнение со священной коровой, потому что корова дойная, тем и ценна)
Россия — любимая наша страна.
(Любимая страна в списке таких же любимых, хотелось бы уточнить, на каком месте)
Могучая воля, великая слава —
(о какой могучести и великой славе как достоянии идет речь, когда столица задыхается от застройки, а деревни обезлюдели или спиваются, а слава воров и жуликов уже разнеслась на все времена)
Твоё достоянье на все времена!
(форма ДостоянЬЕ малоупотребительно, тем более в тексте гимна, который должен петь народ)

Припев:
Славься, Отечество, наше свободное,
(о какой свободе идет речь, в чем она выражается? Свободное от идеологического давления коммунистов?)
Братских народов союз вековой,
(братство и федеративно-региональное устройство - очень разные вещи)
Предками данная мудрость народная!
(в понятие народной мудрости очевидно входит ее крепостное существование)
Славься, страна! Мы гордимся тобой
(много ли того, чем может гордиться народ, пожертвовавший собой в войну, и существующий на прожиточном минимуме сейчас)

От южных морей до полярного края
(рассматривается только в отношении Юга и Севера, а в действительности Юга нет, а как же от Калининграда до Камчатки, несправедливо)
Раскинулись наши леса и поля.
(Наши леса сданы в аренду китайцам на 200 лет)
Одна ты на свете! Одна ты такая —
(слава в уникальности, в неповторимости, бескрайние просторы, не приспособленные для жизни, а может быть слава в чем-то другом, в научных достижениях, в людях, которые не бегут из своей страны)
Хранимая Богом родная земля!
(Бог - это какой-то действующий персонаж, обладающий неограниченной деспотической властью и беспардонным вмешательством в личную жизнь каждого, когда горели леса прошлым летом, божественная охрана почему-то отсутствовала, проявив свою беспомощность и полное пренебрежение своими прямыми обязанностями)

Широкий простор для мечты и для жизни
(мечты как правило не в единственном числе, у каждого свои планы, тем более "простор" для жизни в перенаселенных столицах и нищих окраинах)
Грядущие нам открывают года.
(как всегда, настоящая жизнь всегда в грядущем, о ней только мечтать простому народу, а кое-кто получил миллиардные бонусы и живет припеваючи на собственных островах)
Нам силу даёт наша верность Отчизне.
(с патриотизмом напряженка, а отчим домом для некоторых стала заграница)
Так было, так есть и так будет всегда!
(зачем же утверждать, народ еще не сказал своего слова)
Как такое можно петь?


А вот отредактированный мною текст:

Россия - великая наша держава,
(великая в смысле большая)
Россия - любимая наша страна,
(каждый с детства привязан к родным плесам, к окружающей природе, выбора не было)
Твоих достижений разносится слава,
(Есть кое-что, тут не обошлось без иронии и сочувствия, прославились на весь мир воровством и пьянством)
Права и законы на все времена!
(законы есть, а прав не было и нет, на все времена)

Припев:

Славься, Отечество наше народное,
(хотелось бы, чтобы отечество было народным, а не принадлежало кучке олигархов)
Наша мечта золотая из снов,
(как всегда, все хорошее только во сне, но и мечтать уже отучили)
Знамя надежды и братство свободное,
(надежда остается последней, в том числе и надежда на братство)
Вечная мудрость и вера отцов.
(мудрость именно в братстве, в то, во что верили предки, но только не в абстрактного и коварного бога)

Неужели мало одной КПСС.

Хочу ту тему закончить, с модераторами Милова. Сколько можно наступать на одни и те же грабли. Это я про нашу оппозицию, про те бесчисленные партии-однодневки, которые возникают абсолютно на ровном месте, даже перечислять их не хочется. Забота у них одна, членство набрать, в регионах себя засветить, название придумать, зарегистрироваться помечтать. На плюрализм напрашиваются. Демонстрируют разнообразие мнений и подходов.
А грабли-то одни и те же, партийность. Неужели мало одной КПСС, этой руководящей и направляющей людоедской надстройки из лживых нахлебников, чтобы понять наконец, что невозможно в рамках этой партийной ситемы не только найти и предложить стране нормального лидера, что является ее основной задачей, по крайней мере так сами члены любой партии осмысливают цели своей деятельности, но и неспособность сопротивляться, если кто-то эти ее задачи в упор не видит, и всерьез ее не воспринимает.
Поинтересуйтесь, как проходят партийные собрания, как появляются "кандидатуры", как голосуют и как подсчитывают, как можно доверять и надеяться на такой выбор, когда выбрать таким способом ничего нельзя. Те же взятки, угощения, знакомства, протекции, давление.
Партийная система давно уже себя скомпроментировала, но с таким легко объяснимым упорством властолюбцев пытается все еще существовать, когда должна быть отправлена на свалку. И все равно, что одна партия, что много, ничего не будет, никакой конкуренции.
Людей жалко, верят, вернее все еще хотят верить, но верить уже некому.
Лидер появится сам, надо только освободить сознание народа от лжеучений, от догм и идеологий, перестать его пасти и вести как слепых ягнят на бойню, прекратить это повелевание над ним, в какую сторону ему идти, не подставлять ему идолов для поклонения, не морочить мозги манифестами и мифами, а дать ему время и возможность самому выжить и понять, что для него необходимо, а что мешает.


Футуристический ноктюрн.

Если бы футуризм возник сегодня, то интернет пророс бы им также, как он пророс политикой, и приносил бы своим авторам немало девидендов. Приспособляемость футуризма отражает вполне капиталистические ценности.
Литературному течению под этим названием исполнилось бы сто лет. Кто они, авангардисты, просуществовавшие не более двух десятков лет. Пора манифестов и общественного противостояния.
Было в футуризме именно что-то нигилистически-экстремистское, там один итальянец Маринетти что стоил, отрицание вьевшегося в кровь и в плоть классического демонстративного искусства, хотелось агрессивной, сметающей все на своем пути коллективности и права на серость.
Радикализм угнетенных начинался с разрушения языка и терялся в космических прериях алогизма, а поэты провоцировали эпотажные скандалы и призывали к мятежам.
Поражать, поражать и поражать. Внимание любой ценой, кончилось затворническое элитарное творчество, пора превратить его во всеобщий творческий порыв.
Наверх прорывались зачастую одни эмоции, которые тихо гасли в пучине народного непонимания, какая революция, какая модернизация, какие нанотехнологии. Достаточно было перемешать все что ни есть оригинального и выдавать его за прогрессивность.
На дрожжах именно футуризма поднялась революция 1917 года, и чем плох его побудительный способ хозяйственного переустройства жизни для нашего революционного времени, которое мы умудрились свести до ностальгического прославления тех ценностей, приверженцами которых никогда не были.
Сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб у Маяковского означало всего лишь поэтизацию прозы жизни, призыв увидеть в обыденности своеобразную красивость, понять музыку подвалов и ночлежек, которая там есть вне всякого сомнения. О социальной революции никто не думал.

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

Как я отношусь к бизнесу.

Вот как я к этому бизнесу отношусь, как к недавнему японскому цунами, поднимется ни с того ни с сего волна, и понесет, только успевай прибыль подсчитывать и в кубышку складывать, а потом так же вдруг спадет и оставит после себя, ну все, что видели по телевизору, горе, разруху, болезни, смерть.
Люди-то ведь на всем стараются нажиться, деньги не пахнут, а после нас хоть потоп.
Все говорят, что в России бизнес не прибыльный, вроде как волны нет, а если и появится, то особенно не раскатиться ей по нашим просторам. В России только воровать можно. Это если совсем о России не думать, а может получится, что воровать будет не у кого.
Ответственность социальная это называется у бизнеса должна быть, мягко сказано, ответственность.


Откуда вообще в МВД генералы.

Вы как хотите, но сегодня прорезается опасность покруче национальных столкновений, гасить которые будет делом чести нарождающейся полиции, общество пока с недоумением относится к тому, когда в новостях передают то и дело о снятии с должности высоко поставленных над ним генералов. А в сущности прорастает такой генеральский экстремизм.
Откуда вообще в МВД генералы, да еще и лейтенанты на должностях по снабжению, и по борьбе с этим самым экстремизмом? Генеральство, оно ведь не в кабинете высиживается, и не в приемной государя выстаивается, а от выслуги лет тем более не должно зависеть.
Если так научно раскрасить социологическую карту, а всех заслуженных, народных, великих сделать одного красного, допустим, цвета, то получится красная сплошь территория, требующая к себе определенного внимания и соответствующих окладов и пенсий, и никто у них сегодня не спросит, как эта заслуженность к ним пришла и как эта элитность им досталась.
Там один апломб чего стоит, и когда не получают от общества привычного раскланивания и расшаркивания типа "Герои орденов Красного знамени, Ленина, Октябрьской революции обслуживаются вне очереди", то тут недалеко и до инфаркта, борьба продолжается.
Национальный вопрос перерастает в вопрос качества национальности, когда привилегированных больше и заслуги они свои хорошо помнят, только вот не думают, кто им сегодня эти все привилегии поднесет. Некому.
Переборщили с заслугами стало быть, чтобы забыть, где они и с кем потом будут доживать свой век, все такие же надменные, требовательные, непререкаемые. Забыли о них, не успев вовремя отправить на заслуженный отдых, забыли их в теплых кабинетах на высоких генеральских окладах, где вся их работа сводилась к тому, чтобы поставить подпись на разработанном младшим офицером плане по борьбе с экстремизмом, или слово в слово содранном из старых архивных папок тем же офицером.
Видела я одного такого свадебного генерал-лейтенанта, в осиянии невообразимо дорогих духов, золоченой атрибутики и всеобщего подобострастия. И подумалось, что это не гордость уже, а баласт, давно баласт, который тянет страну на дно, вместо того, чтобы давать ей импульс к жизни.


Кто-то же должен выносить ночные горшки.

Русский национализм - это не идеология, а болезнь. Если националисты придут к власти, а черт иногда шутит, то первое, чем они займутся, это рассматриванием себя в зеркало. Ну еще им нужен будет обыкновенный портняжный метр измерять окружность своей головы, расстояние от виска до виска, лобной части и нависание затылочной части над мозжечком, гипоталамус, кажется.
Далее, они будут отрабатывать имперскую походку, надменное стояние со скрещенными на груди волосатыми ручищами, и взгляд, устремленный куда-то вдаль, ничего не замечающий вокруг. Голос должен быть металлическим, не терпящим возражений.
Стояние осуществляется на видном монументальном месте, облаченное в римскую тогу, наспех обутое в сандалии и обязательно украшенное везде, где можно, золотыми безделушками.
Мозжечок работает в одну сторону, демонстрация внешнего превосходства над узкоглазыми, черножопыми, туземцами, папуасами, чукчами, хантами, мансами, над всеми низкорослыми, и теми, кто никогда не видел, как выглядит идеальный человек.
А тех, кто этой идеальности почему-то не соответсвует, отправлять на тяжелые грязные работы, потому как весь смысл национализма заключается именно в этом, кто должен выносить ночные горшки.
Они даже не подозревают, что где-то могут жить люди с еще более классическим видом, с еще более прямолинейной походкой и даже с натуральным цветом льняных волос, составляя нежелательную конкуренцию. У них-то волосы, если не подкрашенные, то по природе безусловно русые.
Русый национализм далек от истории собственного народа, поверхостный и озабоченный отнюдь не его выживанием, а своей суверенной внешностью, которая по всем симптомам шизофрении достает его больше всего.


Фаусты поощряются.

Чем старше человек, тем чаще он об этом думает. О том, что будет время, когда его не будет, больше не коснется, больше не увидит. Но лучше не вникать и не думать о смерти. А между тем нет ничего более привлекательного для размышлений, как категории временности и вечности.
Никто уже не вспоминает о теологических обещаниях бессмертия, и особо не представляет натуралистическую версию превращения из одного состояния в другое, но философский смысл этого феномена всех устраивает как нельзя лучше.
Одно дело, видеть кого-то умершим, другое дело, ощущать себя в понимании конечности, зная, что это лично твое состояние и никого больше.
Только лично для тебя она позитивна, вынуждающая тебя всегда видеть ее впереди, и тем осмыслять не только свое существование, но и выйти за пределы своей субъективности, чтобы однажды убедиться в полном отсутствии ее значимости.
Преодолевая страх, мы еще сопротивляемся, однако, но где-то внутри уже подготавливаем себя к поражению. Жизнь фактически представляет собой этот бескомпромиссный процесс движения к смерти, но импонирует нам своей рациональностью и последовательностью.
Фаусты поощряются, но Мефистофели превращаются в наших политических и идеологических противников, навязывая нам бессмысленность всякого им сопротивления, а на деле подчинение раз и навсегда установленному ими порядку и законам, превращая смерть в инструмент власти.
Отсюда и отношение к власти, как к смерти, и попытки вытеснить ее из сознания, исключить из социального процесса, представить ее как репрессивную угрозу нашей свободе, то есть, бессмертию, тогда как требуется всего навсего перестать об этом мечтать, осознав реальность скорее смерти, чем жизни.


Лет до десяти мне не приходило в голову.

Днем было немного солнышка между серыми тяжелыми тучами, и детская площадка напротив моего дома была переполнена взвизгивающим и усердно утверждающим себя поколением.
Мальчик лет четырех предлагал девочке "летать", а сам вместо крыльев воображал противоборство с соперником. Девочка взмахивала руками, но почему-то кружилась, и обоих не смущало то, что полетами назвать это было сложно. Им хотелось просто двигаться, и при том на виду друг у друга.
И я вот тоже, лет до десяти мне даже не приходило в голову, что девочки от мальчиков должны чем-то отличаться, кроме своей произвольной программы, и что в будущем у нас будут совершенно не сравнимые роли и обязанности, и что женское существование более зависимое от времени и от них, от этих еще пока летающих по детской площадке мальчиков.
Наши ровесники от нас явно отставали в дошкольном и в начальном школьном воспитании, и мы светились в лучах удачи, не подозревая, что ими в конце концов будет взят реванш, и нас отбросит далеко за пределы логики, памяти, силы и умения. Что мы скоро, вот-вот стукнемся о стену разделения полов и ощутим униженность от своего несовершенства быть похожими на них. И что нам придется осваивать неизвестную дотоле науку обольщения, обучаться хитростям привлекать внимание и добиваться хотя и маленьких в сущности, но побед, чтобы сдерживать их полеты и улеты.
Такой методикой овладевали единицы, а большинство оставалось верными детским принципам равноправия и не хотело отдавать когда-то хорошо освоенных позиций. Большинство женщин оставалось незамужними, или одинокими матерями. А мужчины, уверившись в свое приоритетное положение, наслаждались ничем не сдерживаемой свободой, и даже не задумывались, а так ли оно необходимо, это женское самолюбие и мужское превосходство среди людей, чтобы жить и называться счастливыми.


Когда Россия была русской.

Теперь уже никто и не вспомнит, что двадцать лет назад нам нужен был рынок, позарез. Только он мог спасти нас и от вымирания, и от нищеты, и от отсталости, в которых мы оказались по вине коммунистов. С помощью рынка мы хотели от них спастись.
Идеализация рынка скатилась к банальной фразе - выживайте, как хотите, если сможете.
Нищета, отсталость и вымирание остались, коммунисты ушли в оппозицию, про рынок, демократию и выборы никто больше не вспоминает, надежды на них не оправдались.
Но тут кто-то наверху понял, как всегда внезапно, что нам нужна единая Россия, а иначе смысла нет, если развалится по частям, и быстро так лозунг был подхвачен наскоро сколоченной партией. Говорят же, свято место пусто не бывает, вот вам и партия, не КПСС, так Единая Россия.
И началось разрастание партии и в ширь и в глубину, по старым проторенным парткомовским ячейкам и филиалам.
Рынок, это когда думать надо, туда идти с чем-то надо, а тут, как и прежде, за все беремся, ни за что не отвечаем, проверено и оправдано, работает наверняка.
Нет бы признаться, что опоздали мы с этим рынком, а газ, нефть, золото, земля - это вовсе не товар, а имидж страны, не продавать его, а наоборот, прикупать надо, чтобы в случае чего, на всякий пожарный кризис поддержать народ.
Вот если бы она называлась не только Единой, а еще и богатой, тогда бы смысл был в этом единстве, мол вместе не пропадем, а тут другое прорезалось, главное, чтобы Россией назваться, а не Союзом, будто в имени все дело было.
И опять лозунг не пропал, быстро подхватили, Россия для русских, не из каких-то там националистических отклонений, а оно само напрашивалось, раньше в Союзе Россия была русской, как Украина украинской, как Татарстан татарским, как Кавказ кавказским, и всем было понятно, что это единство разных народов. Единой Россия как-то не получалась, потому что не Россией была вовсе, а Федерацией.
Вот ведь как можно все поперепутать и не понять, чего же было нам надо, и чего же мы хотим.
Можно пойти, конечно, и проголосовать, но не за Единую Россию, а за Российскую Федерацию, потому что Россия и Федерация, это не одно и то же, как хотите.


Недвижимость.

Путин решил взять отпуск и отдохнуть в Геленджике. Там у него кое-какая недвижимость имелась. Вечером прилетели, переночевали, а утром не спиться. Дай, думает, пройдусь по замку. Не успел встать, как ему какая-то миловидная женщина одежду наглаженную принесла.
- Как вас зовут?- спросил Путин.
- Марья Ивановна, - ответила она.
- А вы как тут, где живете? - Путин опять спрашивает.
- Одна я, живу в гостинице для рабочих, комнатка у меня там,- женщина отвечает.
Интересно, думает Путин, но идет дальше.
Со второго этажа по лестнице спускается, видит, другая женщина, дорожку ковровую пылесосит, Анна Ивановна. Из кухни запахи понеслись, рабочие продукты подвозят, Васильевна парадом командует. Вышел на воздух, Иван Иванович в фонтане ковыряется, прочищает форсунки, в спортивном комплексе Петр Данилович песок подгребает, в конюшне лошадок причесывает Андрей Прокопьевич, в гараже ролс-ройсы кто-то бензином заправляет, на виноградниках кто-то удобрения развозит, насосную станцию кто-то осматривает, давление измеряет. Все уже на ногах.
Ну вот что, думает, люди же они, и родственники у них есть и семьи, детям школы нужны, вузы, и врачи нужны, и отпуска, и свои наверное огороды есть у всех. А тут они, как на отшибе, транспорт им личный нужен, а если и есть, то где-то поставить нужно, осмотреть, подремонтировать. Кстати, охрана со всех сторон, камеры, кто-то там сидит, смотрит, КПП, парни молодые, помыться, постричься, а вдруг девушка придет, неужели все в гостинице.
Так и тир нужен, пострелять, потренироваться. Учения должны быть, плац для построения, поди не одну роту муштруют, генералам комнатки-то маловато будет.
Бухгалтерия нужна, касса, людям деньги за работу выдавать, стареют люди, пенсии начислять. Инфраструктуры на целый город хватит, а если сам на пенсию пойду, кто за все платить будет, придется жить на государственной даче.
И решил Владимир Владимирович, продать эту свою недвижимость, пока покупатель есть, будто чувствовал, что президентом ему больше не быть, а премьером сам уже не хочет.
Надо и для себя пожить, думает, и как все, в обычной городской квартире и на садовом участке в шесть соток, ведь не зря давалось, чтобы весь быт самому тянуть.


Картина маслом.

А ведь "перестройку" можно было по-другому сделать. И с умом и по-человечески. Не сворой голодных собак накинуться на общенародную собственность, трупами усеивая страну, а не торопясь раздавать нажитое действительно непосильным трудом народное богатство достойным людям.
Вот когда я вижу, с каким торжеством справедливости награда находит своих героев в роскошных кремлевских палатах, как умиляются золоченным побрякушкам изможденные трудом лица строителей, как робко одергивает сзади свой выцветший пиджак научный сотрудник, как офицер-подводник подносит руку к шербатому козырьку, как седая учительница смахнет незаметно солоноватую слезу с дряблых щек и спрячется, стесняясь своих заскорузлых рук, за потертой сумочкой, где кроме пропуска в Кремль и старой расчески ничего нет,
когда я вижу эту телевизионную напыщенность карлика президента, одаривающего букетом цветов и пожимающего руки этим во всем неприхотливым и одаренным в смысле роста нормальным людям, я думаю, а что сделали для страны неизвестно откуда взявшиеся гусинские, березовские, абрамовичи, прохоровы, дерипаски, и те же ельцины, батурины, миллеры, чубайсы, путины, медведевы, кадыровы, которым лихо отвалили тогда миллиардные подарки, как говорится, на всю оставшуюся жизнь.
Что они сделали, чтобы сохранить народ от истребления, оградить детей от насилия и бродяжничества, сберечь историческую память и подарить надежду на улучшение.
С каким цинизмом сегодня обсуждают на всю страну темы демографии и будущего, определив точную цену человеческой жизни матринским капиталом, как щедро успокаивают миллионами рублей пострадавших родственников, как не устают врать, извращать садизмом, травить реформами и великодержавными проектами.
То, как легко разбрасываются миллиарды не учитываемых никак бюджетных денег, с какой наивностью для непосвященных объясняются пиаркомпании, саммиты на самых высших уровнях, а чаще никак не объясняются, то создается картина страны буквально купающейся в деньгах, и кроме этих слов, обозначающих деньги, ничего в этой стране нет и не происходит.
Безработица, нищенство, угрюмость и преступность. Эпидемия воровства, вирус коррупции и прокламации видимости управления. Страна живет ожиданиями, кого сегодня поймают за руку и накажут во всеуслышание, чтобы получить очередную дозу истязающего страха и затаенного возмездия. Никто не помнит и не видит рядом с собой тех медалированных героев, и тех, обласканных государственным вниманием, проходимцев, а только безысходность и пустота.


О национальной идентичности.

"Карл Пятый, римский император, говаривал, что гишпанским языком с Богом, французским - с друзьями, немецким с неприятелем, италианским - с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку искусен был, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие гишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков..." (М.В.Ломоносов).
Все, что сказал Ломоносов в отношении русского языка, никому не возбраняется соотнести с носителями этого языка, с русской нацией, озабоченной в последнее время поиском своей идентичности. Никто и не спорит, что многочисленные войны, как захватнические, так и оборонительные, не могут проходить бесследно, не оставив в генетическом фонде любого народа своеобразную историческую память. Будь то хазары с монголами, шведы с литовцами, или немцы с евреями, смешиваясь хаотично на российской земле, все добавили свою национальную кровь в невообразимый образ русского поселенца.
В каждом из нас есть крепость немецкого, живость французского, горделивость испанского, нежность итальянского, экзотика кочевников и многозначительность жителей тундры. И все это подается под острым кавказским соусом на еврейском праздничном столе.
Русский, как понятие, должно означать смешение Азии и Европы, подобно тому как смешивалась колонизируемая Америка, такой генетически модифицируемый продукт первозданной дикости и усталой дворянской интеллигентности, такая гремучая смесь южных темпераментов и северной расчетливости, городской суетливости и деревенского спокойствия, убежденных в своей великой гуманистической миссии.
Трудно сказать, чего в нас больше, чувствительности или рационализма, но если попробовать пересечь хотя бы мысленно всю эту человеческую протяженность с запада на восток, то предстанет взору именно мистическое зрелище в виде глубоких впадин и гиганских волн, на гребнях которых красуются сильные и смелые гребцы богатых каравел, а в низинах захлебываются от безысходности убогие бедняцкие лодчонки, и все это неумолимо захватывается надвигающимся с севера обледенением и огненным смерчем с юга, медленно покоряемое неизбежностью смерти.
В этом дымном и остывающем мраке затихают все жизненные процессы без надежды когда-либо возродиться, чтобы показать миру свои удивительные достижения.


Собачья логика.

У животных в природе есть простой способ обозначения своего пространственного присутствия, а следовательно, и власти, "Я тут был", "я был первым", для этого у них используется письмо мочой.
Пройдет такой Альфа-дог по утру и оставит на белом снегу свои желтые знаки, мало того, так и кучу оставит после себя, для этого его и выводят.
Среди людей вот эта собачья логика очень хорошо укоренилась. Если не написано "Не курить", то курить можно, если не написано нельзя, то все можно.
Распространяется она в основном в запретительную сторону, потому что представляет собой обычную поведенческую инструкцию. Все бы ничего, только этой простецкой инструкцией для дураков незаметно закодировались целые поколения в своем вступлении в общественную жизнь.
Но возьмем другую логику, Конституцию нашу, ясно, что не инструкция, а основной закон государства. Она по природе не может быть запретительной, вся её сила в утверждении основных принципов, факт, который сомнению не подлежит по всей своей очевидности. Если утверждается демократическое правовое государство с выборной системой правления, то так тому и быть, и не надо искать юридических казусов изложения. Сказано, не больше двух сроков подряд одно и то же лицо не может занимать главный пост в государстве, то будь добр, выполняй, и не переосмысливай и не домысливай. А про подряд и речи нет вообще.
Если не разрешено, значит запрещено, а искать свою пользу, трактовать их по своему усмотрению должно быть просто наказуемо, чтобы не повадно было другим. Пора уже осваивать человеческую, а не животную, цивилизованную логику, тем более, что после двух сроков подряд можно чему-нибудь и научиться.
Эта собачья логика лихо подхвачена партиями, судьями, чиновниками, дипломатами, так что определяет всю нашу внешнюю и внутреннюю политику. Ах, какие мы умные, нет, мы законов не нарушаем, мы научились их обходить,
потому что если конкретно упереться в одну фразу, минуя общее содержание текста, то смысл любого закона можно перевернуть.
И что, не умеем писать законы, или не хотим их выполнять, или почувствовали себя эдакими самцами, которым закон не писан.
Необходимость пребывания у власти во главе государства даже на второй срок, должна быть оправдана. Либо это международная обстановка, или ответственность внутри страны за продолжение начатых реформ, к примеру, что может и должно регламентироваться сроком, но тенденция на третий срок вообще никак не оправдана, раз за два срока не уложился, нет тебе доверия.
Экономика, кстати, сама за себя работает, на то она и рыночная, тем более, а им хочется в лучах ее славы подольше оставаться, ну как отказаться от каждодневной лести окружающих министров, всеобщего беспрекословного послушания, от подобострастия, от сладострастия, когда все желания выполняются, где каждый пук в граните отливается, и все даром. Кто же от этого добровольно откажется.
У таких правителей только одна задача, держать власть в своих руках. Человек на таком посту перерождается, отсюда и неадекватность восприятия, деспотизм, самопереоценка, застой.
В нормальных обществах должно быть движение, по своим естественным законам, хотим ли мы этого или не хотим, от периферии к центру, сверху вниз, физика такая. А если наоборот, то необходимо насилие, природа, она ведь сопротивляется. И все дело в массе. Когда масса достигает своего критического объема, она самостоятельно приходит в движение, и никакими усилиями не удержать такое общество от распада. Выход для правителя-самца только один, если он хочет оставаться у власти, уменьшать эту массу, периодически отстреливать. Вот и вся политика.


К полицейскому лучше не обращаться.

А ведь это символично, что к полицейскому еще не придумали, как обращаться. Нургалиев ляпнул, не подумав. Видно только, что Конституцию этот гражданин, которому очень хочется быть господином, читал, но очень давно и невнимательно, а иначе бы запомнил, что" Гражданин Российской Федерации не может быть лишен своего гражданства или права изменить его", глава 1, статья 6.
К полицейскому лучше не обращаться. А если по чину, то товарищ, как в армии, а то, что этот чин трудно будет определить по числу "галочек", меток, наклеек, полосок и цветовой гаммы, и что вся эта чинная атрибутика глубоко законспирирована в органах, так сами виноваты. Если все будут носить форму синего цвета, то Нургалиев будет в лазоревом, на котором его золотые погоны лучше смотрятся.
Есть еще не забытые русские обращения "Скажите, пожалуйста", "Могу я обратиться", "Уважаемый", да и "Ваша честь" звучит не конщунственно, но Нургалиев об этом может и не знать, ему и это простительно. Народ все вспомнит и придумает.
А вот с господством как-то очень конщунственно получается. Имеет человек какую-никакую собственность, недвижимость или счета в банке, вот там он и господин, то есть собственник своего имущества и его распорядитель, но граждане в собственность этого гражданина никак не входят и все по той же самой Российской Конституции, которая гарантирует им свободу и неприкосновенность.
Много чего она гарантирует, но за свободу много крови пролито, и лучше не провоцировать народ. Бывает, что на каком-то собрании-совещании приглашают отобедать на фуршет, так правильно, "господа" обращаются, но дружба - дружбой, а служба - службой. Видно по аналогии с фуршетами гражданин Нургалиев и решил, что и полицейские теперь господа.
"Гражданин начальник" больше всего подходит, умеют же подметить на зоне, те, которых этого гражданства лишили, тут и Конституция, тут и иерархия, и намек, что не товарищ, и званий особо можно не различать. Вот только Россия не зона, и уж тем более, не рабовладельческое государство.